Драматурги на Марсе
3059 день от невозможности определить дату. Действие происходит в баре «Игуана желаний». Это небольшое, угрюмое и темное заведение, в котором почти нет посетителей, если не считать трех знаменитых драматургов, их молодого, малоопытного коллеги и уставшего от марсианских бурь бармена.
В центре сцены дверь. Слева от нее два больших широких окна, за которыми тускнеет красными барханами одна из пустынь Марса. В центре сцены большой круглый стол, вокруг которого сидят четыре человека. Трое из них пьют, двое из трех пьющих курят.
Барная стойка находится в правом углу сцены; высокий и толстый бармен клюет носом и, изредка, тишком пьет нечто неопознанное и ужасное одновременно.
За его спиной - на полках - стоят всевозможные бутылки виски, абсента, вина.
- Нет, нет, нет, мой дорогой друг! - порывисто произносит Теннеси Уильямс. - Я скорее распишусь на вашем члене, чем признаю то, что вы нам представили на суд пьесой. Где трагедия? Почему главного героя не пытаю газовой горелкой или, на худой конец, он не сходит с ума от неумолимости рока?
- Хуже всего, что они там совершенно не пьют, - мрачно изрекает Юджин О’Нил.
Теннеси Уильямс согласно кивает и элегантно опрокидывает в себя бокал мартини. О’Нил традиционно пьет лак с абсентом.
- Они там вообще не пьют, - все так же мрачно продолжает Юджин О’Нил, -Как будто не люди. А должны пить постоянно - все четыре действия, на сцене и в не нее. Виски, разбавленный и не очень.
- Полноте друзья, - вступает в разговор Жан Ануй, - не пьют - это плохо, согласен, но не смертельно. А вот где юмор? Где попытки отца соблазнить невесту сына, где адюльтер и обрюхаченные горничные? Вот это действительно возмутительно.
Молодой и никому неизвестный драматург едва слышно всхлипывает и с каждым новым выпадом классиков все больше горбится, пытаясь скрутиться и спрятаться в себе, как мокрица.
- Ну, будет вам, - ободряющим тоном произносит Теннеси Уильямс и выпивает очередной бокал мартини, - Не считайте нас слишком суровыми. Немного безнравственных женщин, безумных пьяниц, распутных мужчин, роковых стечений обстоятельств и дело у вас пойдет.
Тут в бар, словно обезумевший кенгуру-банджит, врывается радостный и, одновременно, и усатый до бороды Уильям Сароян.
- Хо-хо! - кричит он, - Не знаю, о чем вы там говорите, но я бы эту пьесу написал веселее, жизнерадостней и всего за месяц!
- Я однажды прострелю все колеса его трехколесного велосипеда, - цедит сквозь зубы Юджин О’Нил и тянется за лежащим на столе револьвером.
- Бармен! - поспешно кричит Жан Ануй, - Еще стакан лака с абсентом и легкомысленную горничную!
Все внезапно успокаиваются, расплываются в улыбках и даже молодой, малоопытный драматург чувствует в себе прилив сил.
- Я напишу, - срывающимся от волнения голосом произносит он, - я напишу пьесу про Марс и назову ее «В мерцаниях красного мгновения дня найди сон мой, Тиглатпаласар III».
- Да у нас тут нормальный малый, - крикнул с воодушевлением Юджин О’Нил, - Всем виски за мой счет!
И пока Ануй соблазнял и без того дважды соблазненную горничную, готовую вот-вот уже разродится тройней разнополых жопопят, пока Теннеси Уильямс искал ручку, чтобы таки оставить свой бессмертный автограф на обещанной части тела молодого автора, пока Юджин О’Нил пил виски за всех присутствующих из трех графинов и пяти рюмок одновременно, пока Уильям Сароян клялся написать пьесу на эту тему веселее и лучше всех, да все за два дня, - в это самое время западно-летний ветер Марса вдруг обрел новые силы и стал сильнее, напористей биться в окна, предвещая упадок, войну и новые бедствия тем, кто об этом еще даже не подозревал.
Занавес.
В центре сцены дверь. Слева от нее два больших широких окна, за которыми тускнеет красными барханами одна из пустынь Марса. В центре сцены большой круглый стол, вокруг которого сидят четыре человека. Трое из них пьют, двое из трех пьющих курят.
Барная стойка находится в правом углу сцены; высокий и толстый бармен клюет носом и, изредка, тишком пьет нечто неопознанное и ужасное одновременно.
За его спиной - на полках - стоят всевозможные бутылки виски, абсента, вина.
- Нет, нет, нет, мой дорогой друг! - порывисто произносит Теннеси Уильямс. - Я скорее распишусь на вашем члене, чем признаю то, что вы нам представили на суд пьесой. Где трагедия? Почему главного героя не пытаю газовой горелкой или, на худой конец, он не сходит с ума от неумолимости рока?
- Хуже всего, что они там совершенно не пьют, - мрачно изрекает Юджин О’Нил.
Теннеси Уильямс согласно кивает и элегантно опрокидывает в себя бокал мартини. О’Нил традиционно пьет лак с абсентом.
- Они там вообще не пьют, - все так же мрачно продолжает Юджин О’Нил, -Как будто не люди. А должны пить постоянно - все четыре действия, на сцене и в не нее. Виски, разбавленный и не очень.
- Полноте друзья, - вступает в разговор Жан Ануй, - не пьют - это плохо, согласен, но не смертельно. А вот где юмор? Где попытки отца соблазнить невесту сына, где адюльтер и обрюхаченные горничные? Вот это действительно возмутительно.
Молодой и никому неизвестный драматург едва слышно всхлипывает и с каждым новым выпадом классиков все больше горбится, пытаясь скрутиться и спрятаться в себе, как мокрица.
- Ну, будет вам, - ободряющим тоном произносит Теннеси Уильямс и выпивает очередной бокал мартини, - Не считайте нас слишком суровыми. Немного безнравственных женщин, безумных пьяниц, распутных мужчин, роковых стечений обстоятельств и дело у вас пойдет.
Тут в бар, словно обезумевший кенгуру-банджит, врывается радостный и, одновременно, и усатый до бороды Уильям Сароян.
- Хо-хо! - кричит он, - Не знаю, о чем вы там говорите, но я бы эту пьесу написал веселее, жизнерадостней и всего за месяц!
- Я однажды прострелю все колеса его трехколесного велосипеда, - цедит сквозь зубы Юджин О’Нил и тянется за лежащим на столе револьвером.
- Бармен! - поспешно кричит Жан Ануй, - Еще стакан лака с абсентом и легкомысленную горничную!
Все внезапно успокаиваются, расплываются в улыбках и даже молодой, малоопытный драматург чувствует в себе прилив сил.
- Я напишу, - срывающимся от волнения голосом произносит он, - я напишу пьесу про Марс и назову ее «В мерцаниях красного мгновения дня найди сон мой, Тиглатпаласар III».
- Да у нас тут нормальный малый, - крикнул с воодушевлением Юджин О’Нил, - Всем виски за мой счет!
И пока Ануй соблазнял и без того дважды соблазненную горничную, готовую вот-вот уже разродится тройней разнополых жопопят, пока Теннеси Уильямс искал ручку, чтобы таки оставить свой бессмертный автограф на обещанной части тела молодого автора, пока Юджин О’Нил пил виски за всех присутствующих из трех графинов и пяти рюмок одновременно, пока Уильям Сароян клялся написать пьесу на эту тему веселее и лучше всех, да все за два дня, - в это самое время западно-летний ветер Марса вдруг обрел новые силы и стал сильнее, напористей биться в окна, предвещая упадок, войну и новые бедствия тем, кто об этом еще даже не подозревал.
Занавес.