(no subject)
Память о Стренчи в Видземе Латвии
Юрий Эглескалн
Наш переезд с мамой из эстонского города Тарту в Латвию состоялся зимой в конце января 1946 года после завершения моего учебного полугодия, и продолжать учебу в первом классе я начал в небольшом приграничном с Эстонией латышском городке Стренчи (Strenči) на северо-востоке Латвии в исторической области Видземе. Почему-то не помню подробностей, как и на чем ехали, на поезде или на машине. Видно, не было такого сильного и запоминающегося надолго эмоционального стресса, какой пришлось пережить при нашем ночном переезде из Пскова в Тарту на автомашине с остановкой по пути в лесном массиве колонны и стрельбой из автоматов поблизости. В этот раз поездка была непродолжительной, наверняка в сопровождении какого-нибудь представителя из маминой конторы. Железная дорога и шоссе на нашем маршруте проходили через примечательный единый с 1920 года пограничный город двух государств, на юге Эстонии и на севере Латвии Валга - Валка (Valga - Valka). Расстояние от него до Тарту 85 км, а до Стренчи - 25 км.
По приезде на новое место нас поселили во временно построенном до нашего приезда для рабочих “Мостопоезда” небольшом деревянном бараке, расположенном в 4-6 километрах на северной окраине города у кромки, начинающегося в сторону Эстонии соснового леса, и рядом с шоссейной дорогой Стренчи-Валка. Лес был густой, темный, и казался мне к вечеру в рано наступающих зимой сумерках немного страшноватым. Рабочие, пытаясь попугать меня, поговаривали, что там есть волки. Однако в школу из барака я ходил не один, а в компании с несколькими детьми этих рабочих, поэтому страшилки о волках как бы были в моем сознании отдаленными и оставались на втором плане. Тем более, что после февраля в Латвии световой день растет быстрее, чем в нашем северо-западном Подмосковье, природа оживает, в феврале сходит снег, и в марте весна стремительно вступает в свои права, начинают цвести подснежники, первоцветы, крокусы, невысокие кусты с обильными желтого цвета метелками цветоносов на ветках форзиции и уплотняющаяся молодая зелень травяного покрова. Вероятно, основные работы по строительству нового железнодорожного моста через реку Гаую были уже, по всей вероятности, закончены до нашего приезда, основная масса рабочих уехала на следующий объект, и мама начала трудиться в еще продолжавшей временно работу конторе, расположенной в городе. В нашем небольшом бараке все рабочие, конечно, не разместились бы.
С юго-запада от барака в полукилометре был последний от города латышский хутор. По приезде мама сходила к уже не молодым хозяевам этого хутора, договорилась с ними о покупке нам молока на каждый день. А кроме того, после разговоров, узнав, что я по возвращении с занятий из школы буду находиться один, без присмотра до позднего вечера, хуторяне любезно предложили свою опеку надо мной. Лучше было бы, по их любезному предложению, если я из школы шел бы в эти зимние еще холодные дни не в барак, а сразу к ним в жилой бревенчатый дом, они готовы накормить меня и проявить заботу, как к своему внуку. Да, так потом все и было. Я приходил к ним из школы на хутор, в теплой большой комнате они усаживали меня за стол и кормили. Мне особо запомнились необычный латышский молочный суп с картофельными клецками (Piena zupa ar kartupeļu klimpām latviešu gaumē) и черный подовый из своей печи, нарезанный ломтиками, душистый свежий хлеб (Rupjmaize) с характерным вкусом и запахом тмина, да еще с теплым настоящим коровьим молоком. За обедом и после него хозяева хутора, практически не зная русского языка, участливо и ненавязчиво пытались увлечь и приобщить меня к пониманию латышского языка, показывая отдельные предметы и называя их на своем языке. Я видел их добрые, улыбающиеся лица и искреннее желание передать мне свои знания по латышскому языку, но учеба со мной продвигалась не столь успешно, как им этого хотелось. Не зная алфавита и написания букв, их звучания в купе со специфическими распевными и трудно воспринимаемыми на слух для начинающего дифтонгами, я в своих ответах смущенно бубнил им в ответ что-то нечленораздельное. С приходом весны и тепла на улице я стал реже приходить к ним на хутор, а хозяева в свою очередь были заняты сельхозработами, ибо сельские труженики живут в это тёплое весенне-летнее время, руководствуясь мудрым принципом выживания на земле-кормилице ”один день год кормит”. Так что мои первые в жизни сеансы приобщения к латышскому родному языку оказались в то время непродуктивными, на этом быстро и надолго закончились, ибо постоянно мы жили в русской среде послевоенной Советской Латвии, общались с рабочими мостопоезда и их детьми, да и обучался я в русскоязычных школах.
Центр города находился юго-западнее в нескольких километрах от нашего барака, и вся его основная инфраструктура располагалась по обе стороны от шоссе из Тарту в Ригу. Немного дальше от центра с левой стороны от главной дороги была начальная русскоязычная школа, в которой мне пришлось заканчивать второе полугодие первого класса. Шлейф отстающего ученика я привез с табелем и с пояснительной характеристикой из Тарту, поэтому в этой новой для меня школе до окончания в ней первого класса я остался на том же практически неудовлетворительно-среднем уровне. Как-то на майские праздники в местном доме культуры демонстрировался детский кинофильм о Золотом петушке, был ли это фильм “Петушок - Золотой Гребешок или “Сказка о Золотом петушке”, сейчас точно не помню. Суть не в этом, а в том, что наша учительница организовала коллективный поход моего класса на дневной просмотр этого фильма в доме культуры, а мне, как отстающему в учебе, публично перед всем классом, объявила запрет на такую привилегию. Я был обижен таким черствым и несправедливым наказанием и посягательством на мое детское самолюбие. Надул губы и затаив даже злость к ней, мысленно решил для себя, что все равно пойду и посмотрю этот фильм. Опыт проникновения в зрительный зал без билета на дневные сеансы я уже приобрел в Тарту, когда 15 раз смотрел детский фильм “Кащей бессмертный”, каждый раз проползая со своими дружками в узком проходе под ногами взрослых незамеченными строгой контролершей входных билетов. Ощущения при этом были победными, как после удачно проведенной вылазки в тыл врага наших разведчиков во время только что закончившейся войны, описанных в детских книжечках того времени. И тут в Стренчи я повторил такой же подвиг, пробрался без билета наперекор запрету своей недальновидной училки в зрительный зал, посмотрел фильм про золотого петушка и был очень доволен своим поступком. Особых позитивных воспоминаний о городе Стренчи, о котором много интересного могла бы нам рассказать черствая и педантичная моя учительница, не ощущавшая детскую психику и индивидуальность своих маленьких подопечных, к сожалению, у меня тогда не осталось. А латышский город Стренчи оказывается славен своим историческим прошлым, природно-географическими ландшафтами и трудовыми свершениями латышских тружеников.
Впервые Стренчи совсем небольшое поселение, обосновавшееся на правом берегу реки Гауя в верхнем её течении, упоминается в 1695 году немецким картографом Ульрихом (Ulrich) в работе “Landstras Brucken im Rigaschen Grensze”, как владение барона Врангеля с постоялым двором на конном посту, трактиром и сквозной дорогой через это поселение. При обновлении дороги в 19 веке в тогдашнем Стренчи с немецким названием Стакельн (Stakeln) было построено упоминавшееся в дорожниках 1829, 1863 и 1875 годов не сохранившееся здание почтовой станции. Однако и поныне возле старого городского кладбища стоит установленный тогда же высокий каменный круглый верстовой столб с квадратным оголовком и стершимися на его венце от времени буквами. Современные здания администрации, магазин, торговая площадь, жилые кварталы, моя тогдашняя, ныне снесенная, школа и построенный позже поблизости большой корпус средней школы находятся справа от этой основной дороги вдоль берега реки Гауя, а слева - железнодорожная станция, лютеранская церковь, отделение связи, аптека, дом культуры, городская библиотека, пожарная станция со смотровой вышкой и остальным жилым фондом города, в котором на 2000 год проживало 1600 человек. Автотрасса Е264 в пределах города называется теперь улица Валкас на въезде до центра, а на выезде от центра - улица Ригас (в настоящее время она превращена в европейский автомобильный маршрут зеленым знаком E264 и государственным Латвийским красным категории А3 Валка-Валмиера). Развитие и рост небольшого поселения Стакельн началось после открытия в 1889 году железнодорожной ветки Рига - Псков через город Валку с одновременным строительством через реку Гауя одноколейного моста длиной 90 м из высоких клепаных стальных ферм. В национальном архиве Эстонии хранятся сведения об этом объекте с описанием конструкции, фотографией и его авторами “Хуго Хофферс, Петер Зонвальд - Flicker / Файл: Raudteesild üle Koiva (Gauja) jõe - Железнодорожный мост через реку Гауя (12809975165).jpg”. С этого времени Стренчи стал одним из центров лесодобывающей промышленности Латвии, местом проживания лесорубов и плотогонов, сплавлявших огромные плоты к устью Гауи. Количество жителей начало расти, и в 1895 году Стренчи стали деревней. В 1907 году была построена и освящена евангелическо-лютеранская церковь и открыта самая современная на тот момент во всей Прибалтике психиатрическая больница с красивым парком и старинной водонапорной башней со встроенной внутри дымовой трубой высотой в 35 метров. Во время русской революции, с конца 1917 по 1919 год здесь правили большевики, а в окрестных лесах были сформированы многочисленные партизанские отряды. О местах боев между партизанами и большевиками напоминают оставшиеся до сих пор заросшие травой и скрытые от глаз выросшим подлеском окопы и других укреплений. В 1928 году Стренчи получил права города, а в конце тридцатых в нем произошел настоящий бум процветания. Город быстро рос благодаря активному развитию лесодобывающей и лесоперерабатывающей отрасли, заработала большая лесопилка, фабрика картона и другие предприятия. Одним из самых привлекательных мест в довоенные годы был дом садовника Вентерса, рядом были гостиница и ресторан с большим, украшенным пальмами залом на первом этаже, а за домом закрытый сад с фонтаном. Во время наступательных боев по освобождению оккупированных немцами латышской территории в сентябре 1944 года дом Вентерса и более 60 зданий третьей части города были сожжены дотла, город понес большие человеческие потери от немецкой оккупации и от советских репрессий и депортаций.
С севера и запада город окружают богатые торфом болота, поэтому ведется в больших объемах добыча торфа, а после окончания войны в 3-х км северо-западнее Стренчи даже строится ускоренными темпами небольшой поселок Седа, ставший позже городом с населением 2000 жителей. К нему прокладывается отдельная железнодорожная ветка, и он становится одним из центров торфодобывающей промышленности страны. Правда, после того, как на производстве и в жилом секторе перешли на более эффективные виды топлива, включая нефть и газ, торфоразработки в Латвии были закрыты, большая часть приехавших русскоязычных жителей на всесоюзную стройку и проживавших длительное время в Седе уехала, и город, построенный с широкими прямыми улицами, проспектами, жилыми домами и монументальными административными зданиями, превратился ныне для туристов в музей под открытым небом градостроительной архитектуры в стиле Сталинского ампира 50-х годов 20-го века. На болотах Седы для осмотра торфоразработок и технологии добычи торфа, а также природного заповедника с местами обитания сотен образцов фауны и флоры Латвии осталась узкоколейная железная дорога длиной около 40 км с подготовленными пешеходными тропами.
О всех этих исторических интересных и интригующих вехах развития города Стренчи я, конечно, и не подозревал, а приведенные выше некоторые сведения о нем, я узнал из публикаций в интернете. Мне теперь приятно, что я знаю об этом славном небольшом латышском городке значительно больше того, что запомнилось в далеком детстве сразу же после окончания войны. Мама, наверно, договорилась со своим начальством о переезде на новый объект, а может, само начальство приняло такое решение, во всяком случае это случилось по двум причинам. Во-первых, были окончательно завершены нашим мостопоездом все работы на объекте в городе Стренчи, а во-вторых, я закончил учебу в первом классе, и мне надо было начинать учиться во втором классе. По решению гуманного начальства нас отправили в конце июля 1946 года на новую стройку Латвии вблизи латгальского города Крустпилс, где вовсю шли работы по восстановлению разрушенного железнодорожного моста через большой приток Даугавы реки Айвиексте на железнодорожной магистрали по маршруту Рига - Москва. Для нас с мамой начался очередной этап жизни общения с новым местечком послевоенной Латвии и Прибалтики.