Территория и...корчаги - 1. 29.01.
Пару лет назад власть занималась в числе прочего своим любимым делом. То есть поддерживала в обществе специальную олимпиаду и с..ч. Естессно,в целях разделения и властвования. Ну что властвованию в сложной обстановке избыточное разделение как раз вредит,говорил неоднократно.
Но речь сейчас не об этом. В подзабытом 21-м силами З.Нелепы был вброшен идол бешеного шляхтича. Народ возмутился... Слава Богу,что дзержа тогда удалось остановить. А сейчас потащили перекаленную сталь с Павкою этим самый,корчагою. Если в том же довоенном (за исключением Донбасса) 21-м провоцирование красно-белого с..ча было просто редкостной дурью,то уж на исходе первого года войны так набрасывать... Насчет указанного персонажа уже раз высказался,но придется еще раз пройтись.
Постоянная дискуссия насчет корчаги идет у уважаемой Галины Иванкиной. И у нее же вывешена очень хорошая ссылка,процитировать текст по коей надо полностью:
Павка Корчагин - помесь Шарикова со Швондером
Учительнице литературы нашей хуторской школы вздумалось разобрать со своими учениками (7-й класс) роман «Как закалялось сталь». Чтобы молодые взяли в пример Павку Корчагина. Чтобы позавидовали той героической эпохе. Чтобы вообще поговорить на тему: есть ли сегодня в жизни место подвигу?
Спросила меня: что я думаю о романе и его главном герое? Спросила потому, что я как раз в прошлом году впервые с детских времён перечёл роман. И как-то в разговоре слегка обсудили, слегка поспорили. И вот попросила: не напишу ли я о своих впечатлениях. А она бы использовала это на уроке.
Что ж, написал. И вот что получилось.
На первых же страницах романа покоробила подловатость натуры Павки - он подсыпал махорки в тесто для куличей, которое затеяла перед Пасхой матушка отца Василия - он преподавал в школе Закон Божий. Он, Павка, ещё бы толчёного стекла туда сыпанул, совсем по-революционному было б. За этот геройский поступок Павку погнали из школы. Тогда-то и выработался его мстительный характер, он поклялся: «Никому не прощу своих обид! Не забуду, не прощу!»
Павка (а, скорее автор - Николай Островский) вообще не терпел поповского сословия. Попы у него руководят антисоветскими восстаниями. Отец Василий почему-то оказывается во главе эсэровского комитета, хотя из истории известно, что эсэры были стопроцентные атеисты. Павка, когда победила большевистская революция, выгнал из дома поповскую семью и разметил в нём райком: «В большом зале, где благочестивые хозяева лишь в престольные праздники принимали гостей, теперь всегда людно. Поповский дом стал партийным комитетом». Отомстил. Молодец. Где бедовали батюшка с семьёй - не сообщается.
Не терпит Павка и обыкновенного семейного счастья. Уже после гражданской войны он отдыхает в санатории в Евпатории. Получает письмо от матери, она пишет, что там, в Крыму, живёт её старинная знакомая Альбина Кюцам. Мать спрашивает: не мог бы Павлуша навестить её? И Павка решает провести у этих самых Кюцам недельку. Является к ним. Обычная семья: отец, мать, две дочери - Лиля и Тая, и сын Георгий. Островский пишет: «Семья Кюцам радушно приняла Корчагина». Чем же ответил Павка на радушие? Ему сразу не понравился старик Кюцам - хмурый какой-то. А Лиля просветила гостя: папаша страшный деспот, убивает всякую инициативу и малейшее проявление воли. Какую же инициативу убивает папаша? Какую волю давит? Позже выясняется: запрещает Лиле беспорядочные половые связи, что было модно в первые послереволюционные годы. Читаем:
«Кюцам сосредоточенно размешивал сахар в стакане и зло поглядывал поверх очков на сидящего перед ним гостя.
- Семейные законы теперешние осуждаю, - говорил он. - Захотел - женился, а захотел - разженился. Полная свобода.
Старик поперхнулся и закашлялся. Отдышавшись, показал на Лелю:
- Вот со своим хахалем сошлась, не спросясь, и разошлась, не спрашивая. А теперь, извольте радоваться, корми ее и чьего-то ребенка. Безобразие!»
А ведь прав старик Кюцам. Такие семейные законы и я осуждаю. Но Павка, он же человек передового общества, потому у него другие представления о семейной жизни: «Ночью Павел долго думал о семье Кюцам. Случайно занесенный сюда, он невольно становился участником семейной драмы. Он думал над тем, как помочь матери и дочерям выбраться из этой кабалы… Выход был один: расколоть семью - матери и дочерям уйти навсегда от старика. Но это было не так просто. Заниматься этой семейной революцией он был не в состоянии, через несколько дней он должен уехать».
Ничего себе революционер! Побыл в семье, которая его приняла доброжелательно и радушно, два дня, и сразу же определил: надо её расколоть! И вбил первый клин: переспал с Таей. А ведь незадолго до этого, ещё в Киеве, он сурово осудил одного ловеласа, некоего Файло, который похвалялся: «Можешь меня поздравить: я вчера обработал Коротаеву». Реакция Павки была мгновенной: «Корчагин схватил дубовый табурет и одним ударом свалил Файло на землю. В кармане Корчагина не было револьвера, и только это спасло жизнь Файло». Павку потому и отправили в санаторий в Евпаторию, что он сильно переволновался от этого случая, надо нервную систему успокоить. Ну, а когда ему подвернулась безропотная Тая, он тут же её обработал. Окажись там был Файло, он имел полное право повоспитывать Павку дубовым табуретом по голове.
Но что дальше? А дальше Павке надо было уезжать в Харьков, и он покидает Кюцамов, не доведя революцию до конца, что его не красит как борца с косностью и домостроем.
В Харькове (тогда это столица Украины) Павка попытался устроиться на работу. У него там были приятели, обещали помочь. Правда, выразили сомнение: а сможет ли он, больной, чем-то заниматься. Павка сильно обиделся: «Неужели ты можешь подумать, Аким, что жизнь загонит меня в угол и раздавит в лепешку? Пока у меня здесь стучит сердце, - и он с силой притянул руку Акима к своей груди, и Аким отчетливо почувствовал глухие быстрые удары, - пока стучит, меня от партии не оторвать. Из строя меня выведет только смерть. Запомни это, братишка».
Ну, раз стучит… Устроил его Аким в секретную часть секретариата Цека. Чем Павка там занимался и что такое секретная часть - в романе не раскрывается. Секрет. Но что-то в этой самой части у Павки не заладилось - пришлось уйти. И тогда братишка Аким направил его в редакцию газеты с целью «проверить возможность его использования на литературном фронте». Да, только так: всюду фронт.
«В редакционной коллегии Павла встретили предупредительно. Заместитель редактора, старая подпольщица, задала ему несколько вопросов:
- Ваше образование, товарищ?
- Три года начальной школы.
- В партийно-политических школах были?
- Нет.
- Ну что же, бывает, что и без этого вырабатывается хороший журналист. Мы можем дать вам работу и вообще создать вам подходящие условия. Но для этой работы необходимы все же обширные знания. Особенно в области литературы и языка».
Павка уверил старую подпольщицу, что нет таких задач, с какими бы не справился стойкий большевик.
Дали ему несколько заданий. Он добросовестно писал статьи, заметки. К сожалению, трёх лет начальной школы оказалось недостаточно для побед на газетном фронте. Старая подпольщица прямо ему сказала:
«- Товарищ Корчагин! У вас есть большие данные. При углубленной работе над собой вы можете стать в будущем литературным работником, но сейчас вы пишете малограмотно. Из статьи видно, что вы не знаете русского языка. Это неудивительно, вы не имели времени учиться. Но использовать вас мы, к сожалению, не можем.
Корчагин встал, опираясь на палку. Правая бровь судорожно вздрагивала.
- Что же, я с вами согласен. Какой из меня литератор? Я был хороший кочегар, неплохой монтер. Умел хорошо ездить на коне, будоражить комсу, но на вашем фронте я неподходящий рубака».
Обиделся он. Не оценили его большевистское старание. И отправился в Крым довершать начатую там революцию в семье.
Итак, Павка снова у Кюцамов. И такое с его появлением поднялось! «Старик, узнав о его приезде, взбесился и поднял в доме невероятную бучу. На Корчагина, само собой, легло руководство сопротивлением. Старик неожиданно встретил энергичный отпор со стороны дочерей и жены, и с первого же дня второго приезда Корчагина дом разделился на две половины, враждебные и ненавистные друг другу».
Представляете, жили спокойно люди, пусть не всегда ладили друг с другом, пусть жизнь их убога и сера, но было спокойно. Но вот вихрем враждебным врывается ррррреволюционер - и тут же среди членов семьи вспыхивают вражда и ненависть. Старик Кюцам, возможно, не подарок. Возможно, у него тяжёлый характер. К тому же Маркса не читал, также как и Ленина. Можно сказать, старорежимного воспитания человек. Но какие-то моральные принципы у старика Кюцама были. И нельзя сказать, что нездравые принципы, по крайне мере те, что касаются отношений между мужчиной и женщиной. Он не терпел блуда. К тому же старик Кюцам кормилец, тянул на себе на себе всю семью. Работал старик в кооперативе по 12 часов, да ещё на дом брал заказы - он был хорошим сапожником и столяром. Изготовить стул или стол бесшумно невозможно - строгал, пилил, подгонял детали. А Павка был уверен: старик намеренно зудит пилой, чтобы помешать ему изучать «Капитал» Маркса. Тае он изложил план действий: «Раз уж я в эту драку влез, будем доводить ее до конца. И у тебя и у меня личная жизнь сейчас безрадостна. Я решил запалить ее пожаром».
Скажите, это нормальный человек?
Чтобы создать старику Кюцаму невыносимую жизнь, Павка собирал у себя ночами таких же бездельников как и сам.
«Стала появляться у Корчагина молодежь. Тесновато становилось иногда в маленькой комнатке. Словно гул пчелиного роя доносился к старику. Пели дружным хором:
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно…
и любимую Павла:
Слезами залит мир безбрежный,
Вся наша жизнь - тяжелый труд,
Но день настанет неизбежный,
Неумолимо грозный суд!
Пусть слуги тьмы хотят насильно
Связать разорванную сеть,
Слепое зло падет бессильно,
Добро не может умереть!»
«Слепое зло» - это, разумеется, старик Кюцам. А добро - это сам Павка.
А потом заводили ещё одну любимую Павкину:
Лейся вдаль, наш напев, мчись кругом -
Над миром наше знамя реет…
Оно горит и ярко рдеет, -
То наша кровь горит огнем…
Напоминает спевку активистов домкома из фильма «Собачьего сердца».
Старику Кюцаму не давали спать, а ему с ранья на работу. На тяжёлый труд. И брёл он, несчастный, не выспавшийся. Злым возвращался домой.
А Павка весь день валяется на кровати с «Капиталом», прерываясь иногда на любовные утехи с Таей.
Вскоре Павка решил, что пожар в семье уже достаточно занялся - пора сваливать. И, захватив с собой Таю, поехал в Харьков. При этом честно предупредил любовницу: если что - разбегаемся без всяких обязательств. Тая безропотно соглашается.
Для Павки семья - это вообще что-то подозрительное. Его брат Артём женился. Его семейная жизнь произвела на Павку тягостное впечатление: ««Какая нелёгкая затянула сюда Артема? Теперь ему до смерти не выбраться. Будет Стёша рожать каждый год. Закопается, как жук в навозе. Ещё, чего доброго, депо бросит, - размышлял удручённый Павел, шагая по безлюдной улице городка. - А я было думал в политическую жизнь втянуть его». Да это же счастье: большая семья! Счастье - родительская любовь. Счастье - семейная жизнь. Лишён Павка всего этого. Для него другие святыни - партия прежде всего. Он так и говорит Тоне Тумановой, своей первой, ещё юношеской любви:
«- Партия и комсомол построены на железной дисциплине. Партия - выше всего. И каждый должен быть не там, где он хочет, а там, где нужен. Тоня, мы уже говорили об этом. Ты, конечно, знаешь, что я тебя любил и сейчас еще любовь моя может возвратиться, но для этого ты должна быть с нами. Я теперь не тот Павлуша, что был раньше. И я плохим буду мужем, если ты считаешь, что я должен принадлежать прежде тебе, а потом партии. А я буду принадлежать прежде партии, а потом тебе и остальным близким.
Тоня с тоской глядела на синеву реки, и глаза ее наполнились слезами».
Заплачешь от такого любовного признания.
Вот так легко и просто отбросил Павка личное счастье. Партия превыше всего.
С Тоней Павка ещё встретится - когда мордовался на строительстве узкоколейки.
«- Здравствуй, Павлуша. Я, признаюсь, не ожидала увидеть тебя таким. Неужели ты у власти ничего не заслужил лучшего, чем рыться в земле?
Павел остановился, окинул Тоню удивленным взглядом.
- Я тоже не ожидал встретить тебя такой замаринованной, - нашел Павел подходящее слово помягче».
Ну, разумеется: выйти замуж, завести дом, мечтать о детях, создавать уют - это значит замариноваться.
«Кончики ушей Тони загорелись.
- Ты все также грубишь!
Корчагин вскинул лопату на плечо и зашагал. Лишь пройдя несколько шагов, ответил:
- Моя грубость куда легче вашей, товарищ Туманова, с позволения сказать, вежливости. О моей жизни беспокоиться нечего, тут все в порядке. А вот у вас жизнь сложилась хуже, чем я ожидал. От тебя нафталином запахло».
Для Павки было бы намного приятнее, если б Тоня была одета в галифе, в выгоревшую гимнастёрку, в зубах папироса - так выглядела Рита Устинович, одна из комсомольских деятельниц. С ней Павел тоже переспал - без любви, разумеется. Просто комсомольские деятели исполнили физиологический акт.
В рассказе Пантелеймона Романова «Ветка черемухи», написанном в те же 30-е годы, размышления героини: «У нас принято относиться с каким-то молодеческим пренебрежением ко всему красивому, ко всякой опрятности и аккуратности как в одежде, так и в помещении, в котором живёшь. В общежитии у нас везде грязь, сор, беспорядок, смятые постели. На подоконниках - окурки, перегородки из фанеры, на которой мотаются изодранные плакаты, объявления о собраниях. И никто из нас не пытается украсить наше жилище». И об отношениях между студентами: «Все девушки и наши товарищи-мужчины держат себя так, как будто боятся, чтобы их не заподозрили в изяществе и благородстве манер. Говорят нарочито развязным, грубым тоном, с хлопаньем по спине. И слова выбирают наиболее грубые... Любви у нас нет, у нас есть только половые отношения, потому что любовь презрительно относится у нас к области «психологии», а право на существование у нас имеет только одна физиология».
Очень похоже на Павкины отношения к женскому полу. Кстати, он в первые революционные годы сделал попытку втянуть Тоню в комсомольскую работу. «Пригласил её на городское собрание комсомола. Тоня согласилась, но когда она вышла из комнаты, где одевалась, Павел закусил губы. Она была одета очень изящно, изысканно, и он не решался вести ее к своей братве.
Тогда же произошло первое столкновение. На его вопрос, зачем она так оделась, она обиделась:
- Я никогда не подлаживаюсь под общий тон; если тебе неудобно со мною идти, то я останусь.
Тогда же в клубе ему было тяжело видеть ее расфранченной среди выцветших гимнастерок и кофточек. Ребята приняли Тоню, как чужую».
Быть одетым красиво - это разновидность преступления. Если в романе возникает персонаж - красиво одетый, то он к нему сразу подозрение: а не скрытый ли это классовый враг? От людей в изящной одежде любой подлости можно ожидать. Для чего девушка одевает изящное, изысканное платье? Да чтобы буржуя подцепить!
Теперь о строительстве узкоколейки. В советское время этот эпизод из романа подавался как высшее проявление героизма. Но что было на самом деле? Летом где-то под Киевом нарубили дров. И забыли про них. Непонятно, почему нельзя было вывезти дрова в тёплое приятное время года? Почему дотянули до момента, когда белые мухи закружились? В романе, правда, назван виновник - председатель железнодорожного профсоюзного комитета. Судя по описанию, это премерзкий тип: во-первых, лысый, во-вторых, «перебирает проворными пальцами кипу бумаг», в-третьих, у него «маленький ротик с обиженной складкой губ», в-четвертых, «вытирает клетчатым платком полированную макушку, а потом долго не может попасть рукой в карман». Ну, ясно же, что контра. Вредитель чистой воды.
Лысому на заседании губисполкома задают вопрос в лоб: «Что вы сделали для доставки дров?» И вот тут, Ариша, внимание! Вредитель и контра даёт ответ: «Я трижды сообщал в правление дороги».
Казалось бы, надо разобраться, почему на эти сообщения не было никакой реакции? Вместо этого член губисполкома, слесарь и старый большевик Токарев «кольнул лысого враждебным взглядом: «Вы что же, нас за дураков считаете?»
Если б лысый был смелым человеком, то он должен был ответить: да, считаю вас за дураков! Вас трижды предупреждали, что пора вывозить дрова, а вы, вместо того, чтобы энергично взяться за дело в тёплое время года, погрязли в своих партсобраниях и партучёбе и упустили момент. Но осмелься он на такое - подписал бы себе смертный приговор. Жухрай (это революционный матрос) пишет записку председательствующему: «Я думаю, этого человека надо проверить поглубже: здесь не простое неумение работать. Давай прекратим разговоры с ним, пусть убирается, и приступим к делу».
И вот дураки приступают к делу. Они посылают на прорыв других дураков, в том числе и Павку Корчагина. Жуть, что им пришлось пережить. Вот картинка: «Одиноко среди леса ютилась маленькая станция. От каменной товарной платформы в лес уходила полоса разрыхленной земли. Муравьями облепили ее люди. Противно чавкала под сапогами липкая глина. Люди яростно копались у насыпи. Глухо лязгали ломы, скребли камень лопаты. А дождь сеял, как сквозь мелкое сито, и холодные капли проникали сквозь одежду. Дождь смывал труд людей. Густой кашицей сползала глина с насыпи».
Герои, конечно. Но герои по милости дураков. И терпели страшные лишения опять же по милости дураков. Вот пример: жили несчастные дорогостроители в здании маленькой станции - без окон, без дверей. Холод такой, что по утрам Павка не мог отодрать волосы от пола - примерзали. Правда, непонятно, почему не сообразили разводить на ночь костры - дров-то было у них немеряно. Уже когда заканчивали узкоколейку, Жухрай прислал для жилья четыре спальных вагона. В них были печки, а значит тепло. Да и жизнь в вагоне несравненно комфортнее, нежели на соломе в каменном продуваемом здании. Но непонятно: что мешало Жухраю пригнать эти в вагоны с самого начала строительства? Чтоб не мучился его младший друг. Да потому что дурак он, этот матрос Жухрай.
Дураки отличаются ещё тем, что за их глупости расплачиваются другие. Вернёмся к эпизоду встречи Павки и Тони. Как на узкоколейке оказалась Тоня? Да очень просто: доблестные герои остановили скорый поезд, высадили пассажиров, вручили им лопаты: а ну, буржуазия, работай на благо рабочего класса! Но если дрова не вывезли одни, то причём здесь пассажиры скорого поезда? Почему они должны расхлёбывать дурость партийцев?
А Жухрай, между тем, для Павки учитель жизни. Вот чему он учил своего молодого товарища:
- Я, братишка, в детстве тоже был вот вроде тебя. Не знал, куда силенки девать, выпирала из меня наружу непокорная натура. Жил в бедности. Глядишь, бывало, на сытых да наряженных господских сыночков, и ненависть охватывает. Бил я их частенько беспощадно, но ничего из этого не получалось. Биться в одиночку - жизни не перевернуть. У тебя, Павлуша, все есть, чтобы быть хорошим бойцом за рабочее дело, только вот молод очень и понятие о классовой борьбе очень слабое имеешь. Я тебе, братишка, расскажу про настоящую дорогу, потому что знаю: будет из тебя толк. Тихоньких да примазанных не терплю. Теперь на всей земле пожар начался. Восстали рабы и старую жизнь должны пустить на дно. Но для этого нужна братва отважная, не маменькины сынки, а народ крепкой породы, который перед дракой не лезет в щели, как таракан от света, а бьет без пощады.
Он с силой ударил кулаком по столу».
Для дураков самая радость - раздуть пожар, а что результат этого геройства братвы остаётся только пожарище это дело десятое. Павка истово следовал заветам Жухрая. Крушил, ломал, убивал. Раздувал пожар. Ведь, если призадуматься: а что полезного Павка сделал за свою жизнь? Закончил три класса школы. Потом работал в буфете - топил печь, мыл посуду. Не подвиг. Это судьба многих мальчиков в те времена. Потом брат Артём устроил его подручным кочегара на электростанцию. Там он и познакомился с Жухраем. Кочегар - это профессия, которая не требует интеллекта. Потом Павка полгода был подручным у электромонтёра, кое-чему обучился у него.
А потом революция! И понеслось! Тут уж Павке не до работы. Как написано в романе: «Носился по родной стране Павел Корчагин на тачанке, на орудийном передке, на серой, с отрубленным ухом лошадке. Возмужал, окреп. Вырастал в страданиях и невзгодах. Успела зажить кожа, растертая в кровь тяжелыми патронными сумками, и не сходил уже твердый рубец мозолей от ремня винтовки».
В одном из жестоких боёв его ранило. Рана была почти смертельной - едва выкарабкался. Врачи (буржуи, кстати, недорезанные) попались хорошие, спасли. Серия сложных операций - и Павка снова в седле.
Война закончилась. Подался Павел в Киев. Нашёл там Жухрая, который в ЧК боролся с внутренней контрой. Тот взял младшего товарища к себе: «Будем с тобой контру душить». Подробности, как душили контру, в книге опущены, но видимо, удушение контры было столь кровавым, что даже железные нервы Корчагина не выдержали - ушёл: «Нервная обстановка в ЧК сказалась на здоровье Павла. Участились контузионные боли. Наконец после двух бессонных ночей, когда пытали контрреволюционную сволочь, он потерял сознание». И обратился к Жухраю с просьбой отпустить его.
ЦК комсомола Украины направил его секретарём комсомольской организации в железнодорожные мастерские. Комсомольская деятельность это Павкина стихия - собрания, заседания бюро, проработка нерадивых, субботники, воскресники, борьба с троцкистами, давил проявления мещанства, вот это и есть настоящая жизнь. Боролся с пораженческими настроениями. А то, например, «старые рабочие прямо говорят: на хозяина работали лучше, на капиталиста работали исправнее» - этому надо было давать отпор.
Потянулся Павка в знаниям, зачастил в городскую библиотеку. Автор сообщает: «В большинстве книги были старые. Новая литература скромно умещалась в одном небольшом шкафу. Здесь были собраны случайно попавшие брошюры периода гражданской войны, «Капитал» Маркса, «Железная пята» и еще несколько книг. Среди старых книг Корчагин нашел роман «Спартак». Осилив его в две ночи, Павел перенес книгу в шкаф и поставил рядом со стопкой книг М. Горького». То есть Толстой, Тургенев, Лермонтов, Фет, Батюшков, Лесков, Аксаков, не говоря уж о Достоевском Павку не интересовали. Не заинтересовали его и Шекспир, Доде, Флобер, Гомер, Сервантес, Диккенс… Это всё хлам! А вот «Капитал», «Спартак» и «Враги» Горького - самое оно для поднятия революционного духа. Кстати, о «Капитале» - он постоянно упоминается в романе. Павка не расстаётся с этим огромным томом, как свободная минута - он тут же раскрывает Маркса. От изучения классика закалялся его революционный дух, да и крыша, видно, поехала.
Ну, потом эпопея с узкоколейкой. Где он, чтобы уж совсем выбиться в стальные герои, заболел тифом, и его полумёртвого увезли на дрезине. Отлежался в родной Щепетовке у матери. Вернулся в Киев. И сразу в губком комсомола, потребовал от секретаря: «Необходимо, товарищ, воскресить меня в списках организации и направить в мастерские. Сделай об этом распоряжение».
Но место секретаря комсомольской организации уже занято. Направили Павку в приграничный район - секретарём райкома. По-прежнему, изучал «Капитал», а в свободное от Маркса время «перевыборы Советов, борьба с бандитами, культработа, борьба с контрабандой, военно-партийная и комсомольская работа - вот круг, по которому мчалась от зари до глубокой ночи жизнь Корчагина и немногочисленного актива». А спроси его: куда он мчит? - ведь не ответит.
Возвращается Павка в Киев. Опять комсомольская работа - а чем ему ещё заниматься? Ведь профессии у него нет, не в кочегары же идти. А на комсомольской работе и знать ничего не надо, шпарь партийные лозунги. Тогда-то Павка и использовал дубовый табурет для того, чтобы в голове комсомольца Файло восторжествовала коммунистическая мораль. Ну, а дальше: санаторий в Евпатории, начало революции в семье Кюцам, попытка стать журналистом, возращение в Крым, чтобы довести революцию в семье Кюцам до конца. Развалил семью, уезжает оттуда, прихватив как приз Таю.
Вот почти и вся судьба. Да, чуть не забыл. Павка был делегатом съезда ВЛКСМ. В книге это описано торжественными словами:
«Тяжёлый бархат занавеса медленно раздвинется, секретарь ЦК начнет, волнуясь, теряя на миг самообладание перед несказанной торжественностью минуты:
- Шестой съезд Российского Коммунистического Союза Молодежи считаю открытым.
Никогда более ярко, более глубоко не чувствовал Корчагин величия и мощи революции, той необъяснимой словами гордости и неповторимой радости, что дала ему жизнь, приведшая его как бойца и строителя сюда, на это победное торжество молодой гвардии большевизма».
Вот такая бестолковая бессмысленная судьба. К главному герою возникает не восхищение, не желание подражать ему, а жалость: как же бездарно он промотал свою короткую жизнь. Недалёкий, необразованный, бескультурный, упёртый, а взялся устанавливать новый порядок - будущее всего человечества. Если же кто не соглашался с ним, с его идеями, того в расход. Впечатление, что это помесь Шарикова со Швондером.
Конечно, нельзя забыть о трагедии: Павка стал инвалидом. Он слепнет, у него отнимаются ноги, а потом его поражает полный паралич. И тогда он принимается писать книгу. Ясно, что прообраз Корчагина - это сам автор романа Николай Островский.
Самые известные слова из «Как закалялась сталь»: «Жизнь даётся один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…». Эту мысль автор утянул у Чехова. Сравним: «Жизнь даётся один раз и хочется прожить её бодро, осмысленно, красиво…» - из повести «Записки неизвестного человека».
Не знаю, поможет ли сегодня чем Павка Корчагин подрастающему поколению?
Нда... Такое читать и врагу не пожелаешь. Реально же поехавший корчага этот.
И да,кстати,и в советской литературе есть масса произведений,которые стоило бы включить в программу. И к которым в плане морального содержания нет претензий и у тех,кто лишен какого-либо сантимента к советской идеологии, а революцию воспринимает как зло. От уважаемый Павел Семечкин составил список того,что он бы сам включил: «Брестская крепость», «Горячий снег», «Живые и мертвые»... Еще в комментариях прозвучало предложение также добавить «Территорию» от Куваева. То есть чего взять из того периода - хватит более чем. Но леваки стараются пропихнуть именно поехавшую корчагу...
Полагаю нужным напомнить свою старую заметку - Про мгновения, непрерывность истории,а также ее иерархию. И да,воспринимаю поползновения с перекаленной сталью именно как попытку помойное ведро нам всем на голову одеть. Выбрать самое даже не спорное,а неприемлемое полностью,наиболее деструктивное - и навязывать его как незаменимое. Буквально повторение истории с идолищем поганым бешеного шляхтича.
И еще один интересный нюанс. Галина Радковна правильно указала,что и ностальгия связана собственно не с книгой,а... С фильмом 57-го и сериалом 73-го. Как раз там все жутенькие моменты были исправно сглажены,все предельно приукрашено. Плюс обаяние молодого и аристократичного Ланового,а потом и...будущего Шарапова. С десятью классами образования на лбу,ага. И тут надо четко разобраться - а какая часть ностальгии у реально старшего поколения связано с позднесоветским кинематографическим образом,а какая - с книжным психопатом и троцкистом. Да,цензура много чего из Островского выкинула с самого начала. И оного троцкого и всякой рабочей оппозиции...По сути дела креатив про корчагу,отражавший самое революционное днище и адище Гражданской и 20-х годов стали править с самого начала,еще даже и в страшные 30-е. До издания. Ну слишком уж левацкий даже для того времени уклон. И да,возвращаясь к описываемой в приведенном выше разборе коллонтаевских времен мерзости в половом плане - так ее уже в 30-е посворачивали. Бо такой трэш несовместим уже просто с нормальным функционированием государства даже в материальном плане. Даже начисто отрицающее христианские идеалы и ведущее кровавые гонения на Церковь государство вынуждено было начать укреплять семью уж из целей простого воспроизводства населения. Впрочем,получилось как-то косо,с появлением какого-то уродского пуританизма. И влезанием в личную жизнь парторганизации. Вообще,что сделали бы с тем,кто попробовал бы личную жизнь строить с корчаги этой самой да в 50-е...
Короче,сталь перекаленная - жутенький артефакт революционных времен. Которую полировали-полировали...Говорят и сериал с Конкиным ну никак не хотели выпускать. Слишком уж,как начальству показалось... там комсомол неприглядно показан. А уж оригинал... Сдается мне,напиши кто во времена Бровеносца роман с таким «положительным» героем... Сошло бы за лютую антисоветчину.
В один пост не влезло - окончание.