Жан Бодрийяр. СИМУЛЯКРЫ И СИМУЛЯЦИЯ Книга года №2

[exsistencia]

Эх, чуть-чуть не дотянули до первого места в общем итоговом топе "Фаланстера" за весь 2015. Второе место:
http://falanster.su/top/

И в Питерском варианте "Фаланстера" "Все свободны" по итогам года Бодрийяр тоже №2 и тоже после стихов:
http://vse-svobodny.com/itogi-2015-goda/

Еще в одном рейтинге "50 лучших книг 2015 года":
http://so-l.ru/news/show/50_luchshih_knig_2015_goda_po_mneniyu_nikolaya_podosok

И еще в ряде готовящихся топов "Симулякры и симуляция" также в первых десятках. Очередной тираж уже закончился, будет ли еще - неизвестно.

Зато сборник "Войны в Заливе не было" обещают начать верстать уже в этом месяце. В свете происходящих событий, книга должна превзойти по популярности даже "Симулякры". Там все про сейчас, не в бровь, а в глаз.

Ну а пока предлагаем главу из известного издания "50 великих книг по философии", где "Симулякры и симуляция" (вернее их краткое содержание) занимают пятое место (орфография и пунктуация издательства "Эксмо" сохранены).

50 великих книг по философии
Симулякры и симуляция

«Нет больше зеркала ни сущего и его отображения, ни реального и его концепта... Реальное производится на основе миниатюрнейших ячеек матриц и запоминающих устройств, моделей управления - и может быть воспроизведено неограниченное количество раз. Оно не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется с некоей, идеальной или негативной, инстанцией».
«Мы живем в мире, где существует все больше информации и все меньше смысла».

В двух словах

Мы больше не живем в мире, где знаки и символы указывают на истину; теперь они стали истиной.

Жан Бодрийяр
Жан Бодрийяр умер в 2007 году, но мы до сих пор усваиваем и перерабатываем многие его идеи. Величайший теоретик постмодернизма был социологом и работал двадцать лет на кафедре социологии Нантеррского университета в Париже. На протяжении своей карьеры он был свидетелем студенческих бунтов 1968 года, падения коммунизма и появления того, что он назвал «гиперреальным» порядком медийного капитализма.
Образ мысли Бодрийяра отмечает безвозвратный и сокрушительный разрыв с традицией западной фило­софии, с ее сосредоточенностью на вопросах индиви­дуальности, свободы воли и познания, и даже с экзи­стенциалистской идеей «аутентичной» жизни.
Вместо этого он нарисовал картину индивидуально­сти, где индивидуальность является мифом, а люди - статистическими единицами, отражающими все, что происходит в медийном пространстве. Их единствен­ная цель заключается в потреблении знаков и обра­зов; в этой новой вселенной что-то является реальным лишь в том случае, если его можно воспроизводить бесконечно, а единичного и неделимого вообще не су­ществует.
Книга «Симулякры и симуляция» из-за своей удиви­тельной доступности сделала Бодрийяра модным фи­лософом за пределами Франции. Хотя примеры, ко­торые он приводит, относятся к культуре и политике 1970-х годов, большинство читателей без труда могут найти современные аналогии с его идеями.

Территория больше не имеет значения
В одной из своих новелл Хорхе Луис Борхес рассказал историю о картографах королевства, которые создали такую точную и подробную карту, что она расстилалась как лист по всей территории страны. По словам Бод­рийяра, в современном мире такие предприятия ка­жутся старомодными, так как все, что имеет реальное значение, - это сама карта.
Мы даже не пытаемся делать вид, что это абстрак­ция, помогающая нам достичь реальности: это и есть реальность.
«Однако речь уже не о карте и не о территории, - говорит Бодрийяр. - Исчезло суверенное различие между одним и другим, то самое, что составляло оча­рование абстракции».
Таким образом, привлекательность карты заключа­лась том, что для нас она не была точным отображе­нием реальности и оставляла место для абстракций. Однако теперь мы перестали пользоваться ею и за­ставляем «реальность» соответствовать нашим аб­стракциям. Мы больше не живем в дуалистическом мире бытия и его подобия, реальности и концепции. «Реальное» может бесконечно воспроизводиться ком­пьютерными программами, но, хуже того, эта новая реальность больше не соотносится с рациональной истиной:
«Речь идет уже не об имитации, не о дублировании, не даже о пародии.
Речь идет о субституции, подмене реального знаками реального...»
Бодрийяр называет этот новый мир гиперреально­стью. Одно из его интересных качеств состоит в том, что он устраняет необходимость в воображаемых ве­щах, так как больше не существует различия между ре­альностью и воображением.
Мы находимся в мире, который является гигант­ским симулякром (симуляцией, или подобием), который «никогда не обменивается на реальность, но только сам на себя, в замкнутой цепи без соотношений и чет­ких границ».
Хотя Бодрийяр не пользуется этой аналогией, мож­но представить бумажные деньги: их никогда не обме­нивают на золото или серебро, в которые они теорети­чески конвертируются. Скорее бумажные деньги явля­ются деньгами, а не их репрезентацией. Тот факт, что на самом деле это обычная бумага, не имеет никакого значения.

Вместо реальности мы фетишизируем прошлое
Для Бодрийяра поворотным моментом в истории был переход от мира знаков и символов, обозначающих ис­тину или идеологию и придающих большое значение скрытности, к миру, который больше не пытается это­го делать. По его словам, в эпоху симулякров и симуля­ций «больше нет Бога, которого можно было бы при­нять как своего, и нет Страшного суда, чтобы отделить ложь от истины».
Когда это происходит, подкрадывается ностальгия и томление по «истине» и аутентичности. Появляет­ся «движимое паникой производство реального и ре­ференциального, параллельное панике материального производства и превосходящее его». Когда все стано­вится абстракцией, ценность реальности увеличивает­ся многократно, но действительно ли нам нужна реаль­ность или только ее символы? Когда мы попадаем в мир симулякров и симуляций, трудно найти выход из него; мы едва сознаем различие между ним и реально­стью.
Бодрийяр полагает, что мы похожи на людей племе­ни тасадай, открытого этнологами в дебрях дождевого леса в 1970-х годах. С целью избежать полного истре­бления они отступили в глубину непроходимого дев­ственного леса. Этот живой музей был предназначен для сохранения их «реальности» и позволял им вести традиционный образ жизни, но любое отгораживание от окружающего мира само по себе было актом симу­ляции.
Сходным образом западные ученые тратят огром­ные деньги на сохранение египетских мумий не пото­му, что Древний Египет что-то значит для нас, но по­тому, что такие объекты как бы гарантируют особый смысл старинных вещей: «Вся наша линейная нако­пительская культура рушится, если мы не можем видеть прошлое пря­мо перед собой».
Такая «музеефикация» является признаком культуры, которая не­навидит секреты и хочет обладать другими культурами, анализируя и классифицируя их. Для нас они представляют ценность как символы того, что мы пришли им на смену.
Бодрийяр изображает Диснейленд как классиче­ский пример симулякра. Это воображаемое место, вос­созданное лишь для того, «чтобы заставить нас пове­рить, что все остальное [наше общество] является ре­альным». Диснейленд сохраняет иллюзию водораздела между истиной и выдумкой - иллюзию, в которой мы нуждаемся ради существования в своем вымышленном мире. Подобные места помогают нам избегать того факта, что сама Америка принадлежит к царству симу­ляций.

Политика в гиперреальном мире
Бодрийяр выходит за рамки типичных левых/марксистских представлений о капитализме как об амораль­ном общественном строе. Скорее капитализм является «чудовищным, беспринципным предприятием, и не бо­лее того».
Капитализм и капиталистические средства инфор­мации фокусируются на «экономике», «экономических показателях» и «спросе», как если бы эти вещи были центром общества. При этом «каждое идеальное разли­чие между истиной и ложью, добром и злом» разруша­ется ради того, чтобы «установить радикальный закон эквивалентности и обмена».
В капиталистическом обществе мы являемся обыч­ными потребителями. Однако для сохранения иллю­зии о свободных гражданах, живущих в динамичном демократическом обществе, капитализм устраивает кризисы, мешающие нам видеть, что его образ жиз­ни - это лишь конструкт.
Политическая власть в том виде, в каком мы ее сей­час наблюдаем, - выбор, одержимость личностью и занятиями президента и так далее, - это фарс, а все более интенсивное информационное освещение лишь показывает, что традиционной исполнительной власти больше не существует. Скорее властью становится вся система, о чем умалчивают массмедиа, поднимающие шумиху вокруг политики.
По мере того как люди все сильнее ненавидят поли­тику, фарс становится еще более замысловатым, чтобы поддерживать ощущение реальности.
Бодрийяр изображает убийство членов клана Кен­неди как последние политические убийства на Западе, поскольку Роберт и Дж. Ф. Кеннеди считались насто­ящими носителями власти. Они были слишком реаль­ными, поэтому они должны были уйти. Так или иначе, по словам Бодрийяра, в эпоху симуляций необходи­мость в настоящих убийствах исчезает; их можно симу­лировать, как произошло с Уотергейтским скандалом и политической смертью Никсона, которая стала об­разцом для современного ритуала жертвоприношения. Чем более важное положение вы занимаете, тем выше возможность, что вас принесут в жертву.

Гиперреальное медийное общество
В 1971 году телевизионная группа жила вместе с кали­форнийской семьей Лаудов в течение семи месяцев, снимая каждое их движение. Семья распалась под взо­рами двадцати миллионов зрителей, что привело к во­просу, какую роль в этом сыграло телевизионное шоу. Продюсеры рекламировали его как «съемки при види­мом отсутствии камер»; Бодрийяр называет это подме­ной реальности, блестящей фальшивкой, когда нечто реальное незаметно становится гиперреальным.
Типичный характер семьи (калифорнийцы из верх­ней части среднего класса, благопристойная жена-домохозяйка, три гаража, семеро детей) гарантировал ее разрушение, так как гиперреальная культура нуждается в частых жертвоприношениях. Однако «поскольку не­бесный огонь больше не поражает падшие города, их карает объектив камеры, который будто лазер пронза­ет житейскую реальность». Бодрийяр задается вопро­сом: «Говорит ли телевидение истину об этой семье или истину о телевидении?» И сам отвечает: «Факти­чески телевидение, явившее истину Лаудов, явило ис­тину о самом телевидении».
В увлекательном анализе кинематографа 1970-х го­дов Бодрийяр обсуждает связь между фильмами и ре­альными событиями. Он говорит, что инцидент на ядерном реакторе в Тримайл-Айленд в США имел свой голливудский аналог в фильме «Китайский синдром». Кинематографическое событие стало более важным, чем реальное происшествие. Такое насилие над истиной происходит в реальном мире.
Словно предсказывая развитие Интернета и фено­мен социальных сетей, Бодрийяр отмечает, что теперь людей оценивают по степени их участия в потоке ме­дийных сообщений: «Тот, кто недостаточно представ­лен в массмедиа или не подвержен их влиянию, счи­тается маргинальной или практически асоциальной личностью», - говорит он. Поток медийной информа­ции считается безусловным благом, которое умножает смысл бытия точно так же, как движение капитала умножает богатство и благополучие.
Одно из ключевых высказываний Бодрийяра гласит:
«Мы живем в мире, в котором все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла».
Он задает вопрос: «Находятся ли СМИ на стороне власти, манипулируя массами, или они на стороне масс и занимаются ликвидацией смысла, творя не без доли наслаждения насилие над ним? Вводят ли СМИ мас­сы в состояние гипноза или это массы заставляют СМИ превращаться в бессмысленное зрелище?» В то время как при старом порядке люди беспокоились о первом, второе, несомненно, представляется более зловещим.
Реклама традиционно считалась второстепенной по отношению к товарам, для которых она предназначе­на, но, по мнению Бодрийяра, реклама образует ядро нашей цивилизации. Рекламируемые товары относи­тельно малоценны; решающее значение имеет наше отождествление с историей, знаками и символикой, окружающей эти товары. Именно это является источ­ником нашего желания и тяги к потреблению.
Мы отправляемся по магазинам не столько для то­го, чтобы покупать вещи, сколько для того, чтобы оставаться в пределах гиперреальности. Нежелание потреблять эти знаки и символы приравнивается к подрывной деятельности.
Представление о рациональной личности, обладаю­щей свободой воли, является абсолютным мифом. Нас лучше всего рассматривать как сущности, поглощен­ные технологией и культурой потребления и являющи­еся ее частью.

Заключительные комментарии
Убедительный аргумент Бодрийяра гласит, что совре­менный мир отличается от модернистских представле­ний о «столкновении идеологий». По его убеждению, террористические атаки 11 сентября 2001 года не бы­ли результатом столкновения цивилизаций или войны ислама против христианских ценностей США. Скорее они были кульминационным моментом реакции мира против собственной глобализации и сдвига в гиперре­альность - последним ужасным залпом, выпущенным в ответ на проникновение массмедиа и технологий во все аспекты нашей жизни и поглощения системы цен­ностей.
Философы столетиями спорили о сравнительном значении субъекта (индивидуума) и объекта (окружа­ющего мира), но Бодрийяр считал, что эта дискуссия уже давно утратила смысл: объект одержал чистую по­беду.
Современный человек - это не индивидуум, в той или иной степени наделенный свободой воли, как нам внушали многие философские и теологические учения. Он больше похож на механизм, который потребляет и воспроизводит образы, существующие в массмедиа, ре­кламе и политике. Но самое печальное обстоятельство заключается в замене реальности гиперреальностью, которую Бодрийяр называет «идеальным преступлени­ем», так как большинство из нас не понимают, что это вообще произошло.

Жан Бодрийяр
Бодрийяр родился в Реймсе в 1929 году. Его родители были государственными служащими из фермерских семей, пере­ехавшими в город. Он был первым ребенком в своей семье, по­ступившим в университет. С 1966 по 1987 год он занимал разные должности в Нантеррском университете, а потом вел преподавательскую деятельность в Европейской высшей школе до своей смерти в 2007 году.
Его первая книга «Система вещей» (1968) была написа­на под сильным влиянием Ролана Барта, и на раннем этапе своего творчества Бодрийяр считался представителем пост­марксистской философии. Более поздние труды, связанные с теорией массовой информации, опирались на труды Марша­ла Маклюэна. Книга «Симулякры и симуляции» послужила источником вдохновения для фильма «Матрица», предлага­ющего вариант того, что может случиться, если гиперреальность будет доведена до логического завершения и станет всеобъемлющей.
Другие его книги: «Общество потребления» (1970), «Критика политической экономии знака» (1972), «Зерка­ло производства» (1975), «В тени молчаливого большин­ства» (1983), «Америка» (1986), «Забыть Фуко» (1987), «Войны в Заливе не было» (1991) и «Идеальное преступле­ние» (1995).