Александр Меленберг о Спасо-Андрониковом монастыре
Александр Андреевич Меленберг
(17 декабря 1959 - 5 ноября 2010)
У человека, который пытается удержать на ладони храм, рано или поздно отказывает сердце…
Вчера, 8 ноября 2010 г., старейшие сотрудники Музея имени Андрея Рублева проводили в последний путь своего товарища - Сашу Меленберга, с кем проработали бок о бок почти 10 лет. После прощания в храме Успения Пресвятой Богородицы в Косино он был предан земле на Востряковском кладбище. Так и осталась незавершенной его монография «Спасо-Андроников монастырь в синодальный период (1700-1918)», и без отца остались трое маленьких детей…
Именно ради детей, чтобы прокормить всю семью, Александр Меленберг был вынужден покинуть наш Музей, когда была развязана многолетняя травля против честных музейных сотрудников злобной администрацией ЦМиАР в лице директора музея Геннадия Викторовича Попова, его заместителя Игоря Львовича Громова и другого зама Марьи Николаевны Иващук.
Все последние годы он трудился в известном издании «Новая газета», где снискал заслуженную репутацию острого журналиста и автора интереснейших исторических экскурсов. Одно из его последних журналистских расследований было связано с чудовищной провокацией вокруг лжемогилы прп. Андрея Рублева, устроенной музейной администрацией, впавшей, как выразился Александр Меленберг, в БЕСОВСТВО.
Редакция нашего музейного блога приносит свои соболезнования многодетной семье Александра, его коллегам-журналистам, а также всем его многочисленным ученикам. В память о своём скоропостижно скончавшемся товарище мы публикуем отрывок из сборника его статей, посвященных нашему Музею:
«Эта книжка сложилась из статей разных лет. Объединяет их то, что все они задумывались, а иные и материализовались в стенах Спасо-Андроникова монастыря. Особенная благостность святого места этого, конечно же, наложила свой отпечаток на авторскую мысль. В структуре православного мировоззрения монастырь определяется как Град Небесный Иерусалим на грешной земле. И хотя Спасо-Андроников Небесный Град был закрыт ещё в 1918 г. и столько ипостасей с тех пор претерпел: был и зоной, и общагой, и архивом ЗАГСа и гаражом НКВД, и ещё, и ещё чем-то - всё равно, его стены и храмы сохранили совершенно необъяснимой силы флюиды, незаметно пронизывающие приходящих к ним изо дня в день. Кто-то из таковых впадает в уныние, кто-то в бесовство, иные бросаются реформировать христианство, другие просто в христианстве реально существуют. Именно так и я приходил туда с 1992 по 2000 гг. в качестве научного сотрудника Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва. По поведенческому складу циник, скептик и ёрник, я постепенно оказался в плену особенного восприятия православной культуры. Внешне оставаясь каким был, я незаметно для себя проделал некий сакральный внутренний путь. А внешнее, в момент моего хождения (или восхождения?) оставалось как бы позади, за блокпостом Спасо-Андрониковского духа. Но всё проходит, так прошла и неразгаданная мистика насильно закрытого Спасо-Андроникова монастыря. Очередной новый директор - внучатая аллегория тех, кто закрыл монастырь, очевидно, впавший в бесовство от ежедневного общения со стенами и храмами, разгромил в музее науку. Было ликвидировано сразу шесть научных отделов. И всё, -"Враги сожгли родную хату," - словами послевоенной советской песни. Но дух Спасо-Андрониковский закрыть невозможно и сжечь невозможно. - "Дух летает где хочет".
Выражаю глубокую благодарность директору Московской Православной гимназии имени Царя-мученика Николая П Константину Владимировичу Федосееву, без спонсорской помощи которого эта книжка едва ли увидела бы свет. Спаси Бог его.
ОБРАЗОВАНЩИНА ФАРИСЕЙСТВУЮЩАЯ
Напрасно искать в крупных искусствоведческих монографиях глубоких исторических экскурсов в сопредельное время. Подобные работы принято строить не по принципу "иконопись или, шире, искусство в контексте истории", а по-иному - "искусство в искусстве". Может в этом и есть свой резон, но корифеями искусствознания становятся те, кто в солидные текстовые объёмы сумеет плавно трансплантировать историческое время - отражение политических, идеологических, экономических, социальных факторов данной эпохи.
Мэтров, как известно, мало. Прочих же описателей-воздыхателей высоты-широты и ширины-глубины икон и фресок числом поболе будет. С одного такого опуса автор этих строк стряхнул пыль времени. Благо это не Грабарь-Лазарев-Алпатов, здесь и масштабы, и тема, и личность похудосочнее, пожиже, поплюгавее. Но это типичный пример, как в былом СовДепе и в нынешнем эРэФе делаются звания, и за ними и чины. Выходные данные: Попов Г.В. Живопись и миниатюра Москвы сер. ХV -нач. ХVI века. М., 1975.
Исходя из заявленных в заголовке хронологических рамок, Г.В. Попов весьма активно ворошит период конца ХV-начала ХVI веков. В истории Русской Церкви и, как следствие, в истории иконописи это было сложное и трагичное время. В двух крупнейших центрах складывающегося Российского государства, Москве и Новгороде, появилась и приобрела угрожающий размах, охватив верхи церкви и общества, так называемая ересь жидовствующих или, как ее называли современники, ересь "жидовская мудрствующих" (Наиболее подробно о ереси жидовствующих: Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1917. Кн. 2, Ч. I.1).
Вне всякого сомнения, ересь жидовствующих и борьба с ней должны были отразиться в русском искусстве того времени. Замолчать подобный факт, пройти мимо него, сделать вид, что "свободомыслящие религиозные реформаторы", то бишь еретики, сами по себе, а "феодальные ретрограды", то бишь духовенство и иконописцы, сами по себе, в работе с претензией на основательность и всеобъемлемость никак нельзя. Не таков наш автор, чтобы дать повод в руки оппонентов, дабы больно хлестнули. Но ему и не позавидуешь: усиленно убеждая публику, что "... преувеличивать полемическую заострённость ... памятников нет оснований" г-н Попов, по меткому народному выражению, пытается сикать против ветра.
Не довольствуясь таковым статичным положением, г-н Попов с решимостью зулусского воина выскакивает из зарослей, размахивая копьём и набедренными перьями, и яростно бросается в атаку на сомневающихся, для начала выдав следующий пассаж: "При рассмотрении проблемы еретического движения этого времени необходимо учитывать запутанность и даже некоторую искусственность данных, которые можно извлечь из анализа документов и сочинений представителей антиеретической группировки. Так, например, в послании новгородского архиепископа Геннадия суздальскому епископу Нифонту 1488 года имеются следующие строки: "А зде се обретох икону у Спаса на Ильине улици - Преображение з деянием, ино в празницех обрезание писано -стоит Василий Кесарийский, да у Спаса руку, да ногу отрезал...". Этот отрывок, давно стал хрестоматийным примером новгородского еретизма. Между тем, описанная Геннадием сцена представляет собой, редкую, но известную на Балканах композицию (вариант так называемой "Службы святых отец" -"Службы Василия Великого»), где наглядность евхаристического акта -причащения телом Христовым - доведена до предельного натурализма (видимо, поэтому она и не привилась в русском искусстве)". Вот так-вот, оказывается, всё просто: представители антиеретической группировки не знали редкую композицию, одним словом, тёмные были люди... Очень убедительно, да?
Но г-н Попов на этом не останавливается и приводит ещё одну "убийственную" домашнюю заготовку, способную вызвать, положительные эмоции, по меньшей мере улыбку, на унылом челе любого музейного служителя: "То, что сцена являлась одним из клейм храмовой иконы церкви Спаса Преображения на Ильине улице /так в тексте! - A.M./, расписанной Феофаном Греком в 1378 г., позволяет считать её едва ли не принадлежащей кисти знаменитого византийца..."
Не слабо! Феофан Грек-то, оказывается еретик "жидовская мудрствующий"!
А означенный господин гнёт дальше: "Таким образом, уже этот факт говорит о необходимости крайне осторожного подхода к материалам, касающимся ересей ХV века. Полемический пыл, а иногда и полная беспомощность в вопросах иконографии (как в изложенном случае) или заведомая фальсификация - по соображениям чисто политического характера -делают их крайне уязвимым источником". С большим апломбом Геннадий Администратор обвиняет Геннадия Архиепископа в полном незнании … иконографии.
Отнюдь не Архиепископ, причисленной Православной Церковью к лику святых, а похоже Администратор в данном случае оказался незнайкой, вернее полузнайкой в вопросах иконографии.
Здесь следует добавить, что такое понимание характерно для талмудистской традиции: избранному народу открыта мудрость посредством закона Моисеева - одна из установок иудаистского учения. Отсюда и стремление к изучению и интерпретации начальных текстов Библии у Ивана Чёрного и Фёдора Курицына, отсюда и абсолютно чёткое определение ереси у свв. Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого. Лукавят те историки и искусствоведы ( в их числе и наш «подопечный» ), которые нарочито сомневаются в правильном обозначении ереси. Они выглядят забавно: нервничая, пуская пену изо рта, пытаясь обмануть самих себя.
Для г-на Попова, считающего себя рафинированным искусствоведом, рассматриваемая миниатюра всего лишь «осложнение ткани изобразительного искусства». А ведь ясно, что и ему, как и А.И. Клибанову, на неканоническое изображение архангела Гавриила и пророка Моисея, равно как и на апокриф из ПВЛ, указала Н.А.Дёмина. Однако, ни ссылки на это, ни благодарности человеку, которого он публично называет своим учителем, в его работе не найти.
… Необычность ферапонтовской росписи Дионисия и в том, что впервые в русской иконописи появляются изображения вселенских соборов. Авторитетный в искусствоведении В.Н. Лазарев, ранее всех перечисленных исследовавший творчество Дионисия, дал тому твёрдое объяснение: "Ферапонтов монастырь был одним из тех центров, с которыми поддерживал оживленные сношения новгородский архиепископ Геннадий, ведший упорную борьбу с жидовствующими. Здесь он находил единомышленников, отсюда же черпал книги, необходимые для обличения ересей. Поэтому введение в храмовую роспись изображений "Соборов", символизирующих неизменность и крепость церковных догм, было весьма естественным, особенно для Ферапонтова монастыря" (Лазарев В.Н. Дионисий и его школа // История русского искусства. Т. 3. М., 1955. С. 524).
Так и видятся они в северной белозёрской стороне стоящими пред фресками, пред своим высоконравственным подвигом - Иоасаф, Савва и Дионисий. При духовном водительстве святых отец наших Иосифа Волоцкого и Геннадия Новгородского, ставших на защиту православной веры в годину идейного лихолетья.
И в этом случае, не умея возразить, Попов просто забалтывает данную тему словесной мишурой, шелухой, чепухой: "Предельная облегченность моделировки, постоянная возможность охвата взглядом отведённой действию и заднему плану зоны и "беспредельного пространства" фона, вибрация цвета...производят впечатление идеальной воздушности... "
После всего вышесказанного становится понятно, что автор "свода разнообразнейших справок", как заметил в своей разгромной рецензии В.Г. Пуцко, не сумел, а, точнее, не захотел отразить историческое время, подать развитие иконописи в контексте истории. В этом не столько вина лично Геннадия Викторовича Попова, сколько факт прямого действия определённой социальной группы, типичнейшим представителем которой и является г-н Попов.
На смену вырубленной красными комиссарами прежней русской интеллигенции пришла и принялась орудовать в национальной культуре специфическая группа лиц, частично состоящая из потомков самих комиссаров, которой А.И. Солженицын дал меткое определение - образованщина. Он исходил из того, что по словарю Даля "образовать", в отличии от «просвещать» означает: придать лишь наружный лоск (Солженицин А.И. Образованщина // Из-под глыб. Сб. ст. М, 1992. С. 196). Обладатели наружного лоска принялись в неимоверном количестве кропать диссертации и монографии качеством не превышающие здесь разобранную. Солженицын с горечью замечает: "Всё большее сужение профессиональных знаний, дающее возможность и в доктора наук проходить полуневеждам, нисколько не смущает образованца".
Магия званий, комфорт должностей привлекает образованщину, а национальная культура и национальная история всего лишь средство достижения благ, потому что это может быть любая культура и любая история…
Последней фразой этой работы пусть будет ее первая фраза: напрасно искать в крупных искусствоведческих монографиях глубоких исторических экскурсов» (Меленберг А.А. Спасо-Андрониковские статьи // Золотой Рожок. Вып. 2. М., 2001. С. 1, 16-38).
© Блог научного коллектива Музея имени Андрея Рублева.
(17 декабря 1959 - 5 ноября 2010)
У человека, который пытается удержать на ладони храм, рано или поздно отказывает сердце…
Вчера, 8 ноября 2010 г., старейшие сотрудники Музея имени Андрея Рублева проводили в последний путь своего товарища - Сашу Меленберга, с кем проработали бок о бок почти 10 лет. После прощания в храме Успения Пресвятой Богородицы в Косино он был предан земле на Востряковском кладбище. Так и осталась незавершенной его монография «Спасо-Андроников монастырь в синодальный период (1700-1918)», и без отца остались трое маленьких детей…
Именно ради детей, чтобы прокормить всю семью, Александр Меленберг был вынужден покинуть наш Музей, когда была развязана многолетняя травля против честных музейных сотрудников злобной администрацией ЦМиАР в лице директора музея Геннадия Викторовича Попова, его заместителя Игоря Львовича Громова и другого зама Марьи Николаевны Иващук.
Все последние годы он трудился в известном издании «Новая газета», где снискал заслуженную репутацию острого журналиста и автора интереснейших исторических экскурсов. Одно из его последних журналистских расследований было связано с чудовищной провокацией вокруг лжемогилы прп. Андрея Рублева, устроенной музейной администрацией, впавшей, как выразился Александр Меленберг, в БЕСОВСТВО.
Редакция нашего музейного блога приносит свои соболезнования многодетной семье Александра, его коллегам-журналистам, а также всем его многочисленным ученикам. В память о своём скоропостижно скончавшемся товарище мы публикуем отрывок из сборника его статей, посвященных нашему Музею:
«Эта книжка сложилась из статей разных лет. Объединяет их то, что все они задумывались, а иные и материализовались в стенах Спасо-Андроникова монастыря. Особенная благостность святого места этого, конечно же, наложила свой отпечаток на авторскую мысль. В структуре православного мировоззрения монастырь определяется как Град Небесный Иерусалим на грешной земле. И хотя Спасо-Андроников Небесный Град был закрыт ещё в 1918 г. и столько ипостасей с тех пор претерпел: был и зоной, и общагой, и архивом ЗАГСа и гаражом НКВД, и ещё, и ещё чем-то - всё равно, его стены и храмы сохранили совершенно необъяснимой силы флюиды, незаметно пронизывающие приходящих к ним изо дня в день. Кто-то из таковых впадает в уныние, кто-то в бесовство, иные бросаются реформировать христианство, другие просто в христианстве реально существуют. Именно так и я приходил туда с 1992 по 2000 гг. в качестве научного сотрудника Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва. По поведенческому складу циник, скептик и ёрник, я постепенно оказался в плену особенного восприятия православной культуры. Внешне оставаясь каким был, я незаметно для себя проделал некий сакральный внутренний путь. А внешнее, в момент моего хождения (или восхождения?) оставалось как бы позади, за блокпостом Спасо-Андрониковского духа. Но всё проходит, так прошла и неразгаданная мистика насильно закрытого Спасо-Андроникова монастыря. Очередной новый директор - внучатая аллегория тех, кто закрыл монастырь, очевидно, впавший в бесовство от ежедневного общения со стенами и храмами, разгромил в музее науку. Было ликвидировано сразу шесть научных отделов. И всё, -"Враги сожгли родную хату," - словами послевоенной советской песни. Но дух Спасо-Андрониковский закрыть невозможно и сжечь невозможно. - "Дух летает где хочет".
Выражаю глубокую благодарность директору Московской Православной гимназии имени Царя-мученика Николая П Константину Владимировичу Федосееву, без спонсорской помощи которого эта книжка едва ли увидела бы свет. Спаси Бог его.
ОБРАЗОВАНЩИНА ФАРИСЕЙСТВУЮЩАЯ
Напрасно искать в крупных искусствоведческих монографиях глубоких исторических экскурсов в сопредельное время. Подобные работы принято строить не по принципу "иконопись или, шире, искусство в контексте истории", а по-иному - "искусство в искусстве". Может в этом и есть свой резон, но корифеями искусствознания становятся те, кто в солидные текстовые объёмы сумеет плавно трансплантировать историческое время - отражение политических, идеологических, экономических, социальных факторов данной эпохи.
Мэтров, как известно, мало. Прочих же описателей-воздыхателей высоты-широты и ширины-глубины икон и фресок числом поболе будет. С одного такого опуса автор этих строк стряхнул пыль времени. Благо это не Грабарь-Лазарев-Алпатов, здесь и масштабы, и тема, и личность похудосочнее, пожиже, поплюгавее. Но это типичный пример, как в былом СовДепе и в нынешнем эРэФе делаются звания, и за ними и чины. Выходные данные: Попов Г.В. Живопись и миниатюра Москвы сер. ХV -нач. ХVI века. М., 1975.
Исходя из заявленных в заголовке хронологических рамок, Г.В. Попов весьма активно ворошит период конца ХV-начала ХVI веков. В истории Русской Церкви и, как следствие, в истории иконописи это было сложное и трагичное время. В двух крупнейших центрах складывающегося Российского государства, Москве и Новгороде, появилась и приобрела угрожающий размах, охватив верхи церкви и общества, так называемая ересь жидовствующих или, как ее называли современники, ересь "жидовская мудрствующих" (Наиболее подробно о ереси жидовствующих: Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1917. Кн. 2, Ч. I.1).
Вне всякого сомнения, ересь жидовствующих и борьба с ней должны были отразиться в русском искусстве того времени. Замолчать подобный факт, пройти мимо него, сделать вид, что "свободомыслящие религиозные реформаторы", то бишь еретики, сами по себе, а "феодальные ретрограды", то бишь духовенство и иконописцы, сами по себе, в работе с претензией на основательность и всеобъемлемость никак нельзя. Не таков наш автор, чтобы дать повод в руки оппонентов, дабы больно хлестнули. Но ему и не позавидуешь: усиленно убеждая публику, что "... преувеличивать полемическую заострённость ... памятников нет оснований" г-н Попов, по меткому народному выражению, пытается сикать против ветра.
Не довольствуясь таковым статичным положением, г-н Попов с решимостью зулусского воина выскакивает из зарослей, размахивая копьём и набедренными перьями, и яростно бросается в атаку на сомневающихся, для начала выдав следующий пассаж: "При рассмотрении проблемы еретического движения этого времени необходимо учитывать запутанность и даже некоторую искусственность данных, которые можно извлечь из анализа документов и сочинений представителей антиеретической группировки. Так, например, в послании новгородского архиепископа Геннадия суздальскому епископу Нифонту 1488 года имеются следующие строки: "А зде се обретох икону у Спаса на Ильине улици - Преображение з деянием, ино в празницех обрезание писано -стоит Василий Кесарийский, да у Спаса руку, да ногу отрезал...". Этот отрывок, давно стал хрестоматийным примером новгородского еретизма. Между тем, описанная Геннадием сцена представляет собой, редкую, но известную на Балканах композицию (вариант так называемой "Службы святых отец" -"Службы Василия Великого»), где наглядность евхаристического акта -причащения телом Христовым - доведена до предельного натурализма (видимо, поэтому она и не привилась в русском искусстве)". Вот так-вот, оказывается, всё просто: представители антиеретической группировки не знали редкую композицию, одним словом, тёмные были люди... Очень убедительно, да?
Но г-н Попов на этом не останавливается и приводит ещё одну "убийственную" домашнюю заготовку, способную вызвать, положительные эмоции, по меньшей мере улыбку, на унылом челе любого музейного служителя: "То, что сцена являлась одним из клейм храмовой иконы церкви Спаса Преображения на Ильине улице /так в тексте! - A.M./, расписанной Феофаном Греком в 1378 г., позволяет считать её едва ли не принадлежащей кисти знаменитого византийца..."
Не слабо! Феофан Грек-то, оказывается еретик "жидовская мудрствующий"!
А означенный господин гнёт дальше: "Таким образом, уже этот факт говорит о необходимости крайне осторожного подхода к материалам, касающимся ересей ХV века. Полемический пыл, а иногда и полная беспомощность в вопросах иконографии (как в изложенном случае) или заведомая фальсификация - по соображениям чисто политического характера -делают их крайне уязвимым источником". С большим апломбом Геннадий Администратор обвиняет Геннадия Архиепископа в полном незнании … иконографии.
Отнюдь не Архиепископ, причисленной Православной Церковью к лику святых, а похоже Администратор в данном случае оказался незнайкой, вернее полузнайкой в вопросах иконографии.
Здесь следует добавить, что такое понимание характерно для талмудистской традиции: избранному народу открыта мудрость посредством закона Моисеева - одна из установок иудаистского учения. Отсюда и стремление к изучению и интерпретации начальных текстов Библии у Ивана Чёрного и Фёдора Курицына, отсюда и абсолютно чёткое определение ереси у свв. Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого. Лукавят те историки и искусствоведы ( в их числе и наш «подопечный» ), которые нарочито сомневаются в правильном обозначении ереси. Они выглядят забавно: нервничая, пуская пену изо рта, пытаясь обмануть самих себя.
Для г-на Попова, считающего себя рафинированным искусствоведом, рассматриваемая миниатюра всего лишь «осложнение ткани изобразительного искусства». А ведь ясно, что и ему, как и А.И. Клибанову, на неканоническое изображение архангела Гавриила и пророка Моисея, равно как и на апокриф из ПВЛ, указала Н.А.Дёмина. Однако, ни ссылки на это, ни благодарности человеку, которого он публично называет своим учителем, в его работе не найти.
… Необычность ферапонтовской росписи Дионисия и в том, что впервые в русской иконописи появляются изображения вселенских соборов. Авторитетный в искусствоведении В.Н. Лазарев, ранее всех перечисленных исследовавший творчество Дионисия, дал тому твёрдое объяснение: "Ферапонтов монастырь был одним из тех центров, с которыми поддерживал оживленные сношения новгородский архиепископ Геннадий, ведший упорную борьбу с жидовствующими. Здесь он находил единомышленников, отсюда же черпал книги, необходимые для обличения ересей. Поэтому введение в храмовую роспись изображений "Соборов", символизирующих неизменность и крепость церковных догм, было весьма естественным, особенно для Ферапонтова монастыря" (Лазарев В.Н. Дионисий и его школа // История русского искусства. Т. 3. М., 1955. С. 524).
Так и видятся они в северной белозёрской стороне стоящими пред фресками, пред своим высоконравственным подвигом - Иоасаф, Савва и Дионисий. При духовном водительстве святых отец наших Иосифа Волоцкого и Геннадия Новгородского, ставших на защиту православной веры в годину идейного лихолетья.
И в этом случае, не умея возразить, Попов просто забалтывает данную тему словесной мишурой, шелухой, чепухой: "Предельная облегченность моделировки, постоянная возможность охвата взглядом отведённой действию и заднему плану зоны и "беспредельного пространства" фона, вибрация цвета...производят впечатление идеальной воздушности... "
После всего вышесказанного становится понятно, что автор "свода разнообразнейших справок", как заметил в своей разгромной рецензии В.Г. Пуцко, не сумел, а, точнее, не захотел отразить историческое время, подать развитие иконописи в контексте истории. В этом не столько вина лично Геннадия Викторовича Попова, сколько факт прямого действия определённой социальной группы, типичнейшим представителем которой и является г-н Попов.
На смену вырубленной красными комиссарами прежней русской интеллигенции пришла и принялась орудовать в национальной культуре специфическая группа лиц, частично состоящая из потомков самих комиссаров, которой А.И. Солженицын дал меткое определение - образованщина. Он исходил из того, что по словарю Даля "образовать", в отличии от «просвещать» означает: придать лишь наружный лоск (Солженицин А.И. Образованщина // Из-под глыб. Сб. ст. М, 1992. С. 196). Обладатели наружного лоска принялись в неимоверном количестве кропать диссертации и монографии качеством не превышающие здесь разобранную. Солженицын с горечью замечает: "Всё большее сужение профессиональных знаний, дающее возможность и в доктора наук проходить полуневеждам, нисколько не смущает образованца".
Магия званий, комфорт должностей привлекает образованщину, а национальная культура и национальная история всего лишь средство достижения благ, потому что это может быть любая культура и любая история…
Последней фразой этой работы пусть будет ее первая фраза: напрасно искать в крупных искусствоведческих монографиях глубоких исторических экскурсов» (Меленберг А.А. Спасо-Андрониковские статьи // Золотой Рожок. Вып. 2. М., 2001. С. 1, 16-38).
© Блог научного коллектива Музея имени Андрея Рублева.