14) ЭРОТИКА В СОВЕТСКОМ КИНО (Часть-2).
Общеизвестно, что нормальная эротика - источник глубоко положительных эмоций. Следовательно, общение с ней должно приносить зрителю радость, удовольствие, наслаждение. В то же время мы знаем, что дразнение даже у животных не способно вызвать ничего, кроме раздражения. Об этом не раз писали советские критики применительно к зарубежному кино. Но там этот недостаток хоть как-то удавалось объяснить тем, что там камера часто оказывается в руках лиц, далёких от сколько-нибудь правильного понимания истинных задач искусства. Чем же такое можно было объяснить у нас? Почему именно дразнящий приём показа сцен наготы избрали наши режиссёры? Ведь зрителю это не даёт ровным счётом ничего, кроме чувства неловкости за подглядывание да раздражение за то, что его хотели немного подразнить и только.
Следующий фильм «Соната над озером». Здесь тоже имеется своя «русалка» и зрителя здесь также медленно, заговорщицки подводят к тому моменту, когда она должна появиться на экране. Когда напряжённость момента достигает определённого накала, авторы потихоньку, как бы боясь спугнуть кого-то, указывают зрителю на камыши, из-за которых ему на мгновение предоставляется возможность подсмотреть за входящей в воду реки или озера голой героиней. И опять всё длится несколько мгновений, и вновь всё так, чтобы зритель видел «всё», но как можно меньше. Для пикантности всего лишь!
Роль подсматривающего отведена зрителю и в фильме «Любовь моя, печаль моя», где он вместе с героем фильма как бы нечаянно, как бы случайно подсматривает за героиней, когда та вместе со своими служанками купается просто прямо в какой-то луже, ускакав на коне для этой цели далеко от дома.
Не обошлось, кажется, без желания «освежить», «осовременить» литературный материал и у создателей фильма «Отец Сергий». У Л.Н. Толстого, например, в том эпизоде соблазнения Сергия говорится: «Чтобы снять их, эти длинные чулки на ластиках, надо было поднять юбки. Ей совестно стало, и она проговорила, - Не входите». Потом она продолжала говорить с Сергием «ступая босыми ногами по койке и поджимая их под себя». Затем она села, «обхватив колени руками и задумчиво глядя перед собой». Позже, «расстегнула платье, открыла грудь и закинула по локоть обнажённые руки». Вот и всё. Её ноги всё это время были закрыты, а юбки она поднимала только для того, чтобы снять чулки, но Сергия при этом просила не входить не для того, чтобы для пущего соблазна обратить его внимание именно на этот момент, а потому что ей действительно было просто совестно. Да и по койке она ходила «босыми», а не голыми ногами, и «открыла», а не обнажила грудь, закинув «обнажённые», но по локоть руки. В фильме же и после того, как уже сняты чулки, на экране крупным планом долго мелькает чего-то голое: то ли руки, то ли ноги, то ли ещё что. В этой сцене героиня занята не столько соблазнением Сергия, сколько зрителя.
Во втором эпизоде, где отец Сергий «исцеляет» купеческую дочь, у автора говорится: «она взяла его руку и прижала к своей груди». В фильме же она суёт руку Сергия к себе за пазуху, а на утро, когда она ещё спит, видны её нарочито обнажённые груди, хотя у автора просто сказано: «она лежала и спала». О том, что при этом было видно её обнажённые груди, ничего не говорится. И получилось, что эти эпизоды использованы авторами только для того, чтобы помелькать чем-то голеньким перед носом зрителя. Для приманки всего лишь!..
Несколько своеобразно выглядела сцена в фильме «Табор уходит в небо». Здесь это не просто ставшая традиционной для нашего кино «русалка». Здесь Он и Она в процессе страстных объятий «как бы нечаянно» падают в воду, после чего их раздевание становится уже как бы логически оправданным действием, но поскольку Его раздевание никого не интересует, то Он и не спешит это делать.
Она же, озорно и вызывающе глядя на него ( будто только и ждала этого момента) быстро снимает с себя кофточку и, прикрываясь своими длинными чёрными волосами (но так, чтобы зрителю видна была её маленькая трепетная грудь), медленно начинает снимать с себя бесчисленное множество юбок. До последней юбки Она, конечно, не добралась. Всё, как и следовало ожидать, закончилось «в пределах дозволенного».
В зарубежных фильмах этот приём был давно уже «избит» и «затаскан», и использовался в основном молодыми и начинающими авторами в этой области. Из фильма в фильм там кочевали сцены, где герои то и дело (то под дождём, то ещё где-либо) промокали что называется «до нитки», после чего, уединившись, раздевались. Раздевание актёра мужского пола никого не интересовало, поэтому им в этих сценах достаточно было сбросить с себя пиджак или сорочку. Гвоздём программы было раздевание героини, а степень её обнажения и откровенности показа зрителю обычно была прямо пропорциональна авторскому представлению о нравственности и дозволенности в этой области и набожности режиссёра.
Также по принципу «как бы нечаянно, как бы случайно» зрителю была явлена фигура «голенькой» в фильме «Сладкая женщина». Там, когда главная героиня находится в раздевалке рабочей душевой и одетая беседует со своей подругой, на заднем плане (то ли в проёме открытой в душевую двери, то ли в отражении чего-то) довольно долго видна женщина, делающая вид, что «непринуждённо» моется под душем и старается всё время держаться к зрителю спиной.
Немного, очень немного было в советское время фильмов, где сцены наготы «смотрелись»; где они не просто «присутствовали» в фильме, а органически были связаны с его действием и «работали» на фильм. Из таких работ, прежде всего, приходит на память фильм А. Тарковского «Андрей Рублёв». В нём просто и ясно (без глупых ужимок!) была показана сцена языческого обряда «ночь на Ивана Купалу» и последовавшая затем сцена расправы над язычниками. Разумеется, как можно было обойтись без такого эпизода, повествуя о тех временах?.. Попробуйте убрать эту сцену из фильма и вы сразу ощутите, как фильм многое потеряет.
В целом не плохо всё сделано и в фильме С. Ростоцкого «А зори здесь тихие». Сцена в бане в нём выглядит именно как естественная необходимость, как логическое продолжение поначалу неторопливого повествования о фронтовых буднях небольшого, правда несколько необычного (поскольку в нём служат одни девушки) воинского подразделения. Тут всё вышло так, что эта сцена как раз органично связана с тканью фильма, логически вытекает из его действия и в полном смысле слова «работает» на фильм, а не присутствует в нём в виде вставки модной художественной фотографии. И когда зритель видит тела этих молодых красивых женщин, которым бы только жить да жить, да дарить бы жизнь другим людям, ему ещё громче хочется крикнуть: «Нет!» этой проклятой войне, безвременно уносящей молодые жизни. Прекрасный фильм, трогает до глубины души. Отметим только некоторую «шероховатость», не будь которой, фильм бы только ещё больше выиграл. Смотрите, с самого начала сцены в бане девушки ведут себя так, словно чувствуют присутствие посторонних. Ощущается это по скованности поз, движений, по постоянному стремлению укрыться от зрителя спиной. Зритель сразу ощущает это и начинает чувствовать себя в роли «непрошеного гостя». Ему становится как-то неловко за подглядывание и нежелательное присутствие. Или вот ещё следующий момент, когда одна из героинь по имени Женя входит раздетая из предбанника к купающимся девушкам. До этого подруги много раз видели её. Но без одежды, видимо, видят впервые! Соня ахнула. Галка говорит: «Ой, Женька, ты русалка!», Лиза: «У тебя кожа прозрачная». Галка опять, но за кадром: «Хоть скульптуру лепи», и т.д. Девушки просто поражены её красотой, красотой её наготы!
Зрителю же предоставляется возможность полюбоваться лишь красотой её лица, которое он и так имеет возможность много раз видеть на протяжении всего фильма. Как видим, снова зачем-то использован трюк, продиктованный, видимо, ложной стыдливостью.
В общем, неплохо сцена наготы получилась в фильме Е. Евтушенко «Детский сад». Здесь тоже есть своя «баня», но героиню мы видим не в ней, а тогда, когда она, напарившись в бане, в погожий зимний день (дело происходит в Сибири), выходит голая на снег, хватает его пригоршнями, бросает вверх, падает, барахтается, встаёт, кружится на снегу, радуясь молодости, жизни, погожему дню. Где-то далеко идёт война, а здесь такая тишина!..
Кажется, это единственный фильм, где камера не спешит укрыть её наготу от взора зрителя и он свободно может налюбоваться видом голой женщины даже тогда, когда она обращена к нему в полный рост лицом. Но это было исключение.
В других фильмах в основном царил тогда примитивизм. И кочевали из фильма в фильм почему-то очень полюбившиеся нашим режиссерам именно мельком появляющиеся на экране «голенькие»: то в виде всё тех же «русалок», «непринуждённо» купающихся на природе, то в виде простых смертных не менее «непринуждённо» появляющихся то в банях, то в своих ванных комнатах. И везде все эти бани, пляжи, ванные и душеные, лесные озёра и, якобы, очень необходимые переодевания женщин перед глазами зрителя подавались как «обусловленные сюжетом удачные находки режиссера» для раздевания актрис.
Итак. В 60-70 годы прошлого теперь уже столетия советская цензура приоткрыла наготе путь в наше кино. Кинематографисты стали пользоваться этой возможностью, но делали они это в большинстве случаев так, что это было похоже на пустой отзвук сексуальной революции на Западе. Мельком появлявшиеся на экране сцены с «голенькими», сделанные по принципу «..и хочется, и колется, и мама не велит», не способны были дать зрителю ни в этическом, ни в эстетическом плане ничего, кроме досады и раздражения. Советские кинематографисты почему-то этого никак не понимали. Они не смогли рассмотреть в голом женском теле ничего, кроме слюнявого соблазна. То и дело они демонстрировали в фильмах своих «голеньких», становясь, таким образом, в один ряд с дельцами мелкого пошиба, которые предлагали на вокзалах покупателю из-под полы примитивные фотографии, выполненные на западный манер в стиле «ню» или «пин-ап».
Это что касается не эротических сюжетов. С постельными же сценами в советском кино была просто беда. Когда предстояла такая сцена, камера «тактично уходила в сторону», блуждая стыдливым взглядом по стенам квартиры, либо показывала падающую к ногам героев одежду. Потом в кромешной темноте в постели под одеялом между героями происходила какая-то возня. В самый ответственный момент следовал отвлекающий звонок по телефону или стук в дверь. В лучшем случае заканчивалось всё показом ливня за окном, грозы или праздничного салюта.
По мнению киноведа Михаила Ямпольского, «подавленная эротика прорывалась на брежневский экран опосредовано, в бесконечных истериках героев. То в хрипящем крике командира, требующего под разрывами бомб подкрепления, то в воплях прораба, орущего в трубку, что у него кончился цемент». И надо было быть Андроном Михалковым-Кончаловским, причём больше Михалковым, чем Кончаловским, - писал Д. Попов, - чтобы в «Сибириаде» полоснуть серпом по холщёвой рубахе Натальи Андрейченко, смакуя зрелище выпавших наружу тяжёлых крестьянских грудей».
На общем неприглядном фоне фильм «Осень» Андрея Смирнова о внебрачных отношениях двух взрослых любовников резко выделялся желанием авторов конкретно, внятно и просто поговорить со зрителем о вечном. Этот фильм мог бы стать первым советским фильмом «для взрослых» с массой хороших постельных сцен. Но их там, к сожалению, не оказалось. Тем не менее, руководство партии этот фильм сразу «задвинуло на полку», а зритель мог познакомиться с ним лишь «на задворках клубного проката».
Верхом достижения советского кино в этом смысле стал фильм «Маленькая Вера», где актриса Негода Н.И. впервые отважилась, оседлав партнёра сверху (при свете белого дня!) сыграть сексуальную сцену. Правда зритель её видел при этом раздетой только до пояса, но и это было для того времени уже «нечто»!.. Говорят, что бывший генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачёв во время просмотра этого фильма у себя на даче при появлении на экране этой сцены вышел из зала.
На примере советского кино хорошо видно, что сексуальная революция в СССР не состоялась. Советская власть до конца своих дней продолжала преследовать людей за порнографию и чересчур смелые авторы эротических произведений в любое время могли получить в те годы срок до трёх лет лишения свободы по статье 228 УК РСФСР.
В результате, целая плеяда замечательных советских актёров и актрис, обладавших колоссальной сексуальной манкостью, которая голливудским деятелям кино даже и не снилась, в советское время осталась невостребованной и навсегда утраченной мечтой зрителя из-за царившего повсюду в СССР торжества коммунистической идеологии и морали.
Заметим, статусом господствующей «общественной нравственности» тогда обладали нормы морального кодекса строителя коммунизма, ориентированные на христианский идеал «моральной чистоты». С позиций этого идеала, цель «возбуждение полового чувства» считалась не только аморальной, но и преступной. Под влиянием этого идеала в советской литературе, искусстве и кино угнездилась примитивная дразнящая эротика, ориентированная на слюнявый соблазн потребителя.