Американская трагедия
Старое еврейское кладбище находится в центре опасного черного района. За оградой с одной стороны полицейский участок, с другой - "гадюшник", субсидированное жилье для бедноты. На могиле Сени стоит блестящий гранитный памятник, который сильно выделяется среди старых могил прошлого и позапрошлого века. Иногда владелец магазина Валера ходит к своей матери, заодно и за Сениной могилой поухаживает. Всем жалко Сеню.
xxxxxx
Будет ли написана история еврейской эмиграции девяностых? Эта волна была очень многочисленна, но исключительно недолговечна. За двадцать лет все отшумело и ушло. Старики вымерли, работающие люди купили жилье и разьехались, дети выросли и стали американцами. На фоне действительно гигиантской волны последних лет, когда рабочая, а не этническая эмиграция из пост-советского пространства наводнила запад, кучка евреев давно сошла с авансцены. Все исчезло, как будто и не было нас.
А ведь в начале девяностых в америку ехали тысячи и тысячи евреев. Даже наша глубинка, для приема иммигрантов вообще не приспособленная, вдруг захотела расселять евреев. Думаю, осваивать федеральные деньги было очень выгодно. В начале девяностых около сотни семей вдруг оказались в провинции, на жаре, среди негров и реднеков.
Какого черта нас сюда завезли! Иммигрантов здесь сроду не бывало. Системы поддержки иммигрантов, как в больших городах, не было: ни социальной помощи, "вэлфера", как называли его русские, ни общественного транспорта, ни школ английского, не было медицины для бедных, не было русской инфраструктуры (магазины, врачи, няньки, адвокатские конторы, русские газеты), и главное - не было практически никакой работы. Вообще никакой работы, а для образованных людей особенно. Завезли и сгрузили - выживайте как хотите.
Нас всех поселили в очень старом двухэтажном квартирном комплексе из красного кирпича аритектурного типа "казарма". Жили мы небольшой деревней на виду у всех и y каждого. Растерявшиеся люди жались друг к другу, как потерпевшие крушение на необитаемом острове в окружении непонятных аборигенов.
Апартменты были заселены процентов на девяносто неграми. Их никто не боялся, потому что мы не знали, что их нужно опасаться. Наоборот, они боялись нас. Черные соседи пробегали мимо нас быстро и косясь. На первом этаже обитал черный толстый дружелюбный драгдилер, тот с нами здоровался.
Сеня попал в наш город одним из первых. Немолодой мужчина, на нем три женщины - мама, жена и дочка. Сеня работал в своей Жмеринке инженером на заводе. Человеку, который что-то умеет делать руками, быстро нашлась работа почти по специальности. Джуйка устроила его слесарем в апартменты. Сеня был худой седой дядька, который после работы задумчиво садился на крыльцо и часами курил. Сема был терпелив, молчалив и кроток, но если его разговорить - то юморил, то раздражался.
Над Сеней жила семья толстой Вали, и сынок ее, тоже толстый Алик, любил прыгать с кровати на пол. Как только Сеня входил с работы в дом, Алик начинал прыгать. В щелястом апартаменте обычные шаги превращались в канонаду, а грохот от зловредного слонопотома Алика был невыносимый, но Сеня ни разу не пожаловался верхним соседям на их ребенка. Сеня вообще не жаловался никогда и ни на что. Он молча курил. Иногда, увидев что-то хорошее, например, магазин или красивые дома, Сеня жироким жестом обводил руками пейзаж и восклицал: "Вот бы все это в Жмеринку!"
Вечером наше местечко бурлило. Спадала жара. Мужчины возвращались с работы. Джуйка трудоустраивала одного кормильца на тяжелую неквалифицированную работу, женщины оставались дома с детьми. Молодые матери выходили во двор со стульчиками и напитками. Благоустройства во дворе не было никакого, кроме огромных вековых дубов. Однажды Сеня установил во дворе лавочку, но менеджерша быстро ее снесла - не положено! Наши маленькие дети возились в пыли под деревьями, играя с желудями. Бабушки садились в общий кружок, обмениваясь газетой "Новое русское слово", которую выписывали одну на всех. Из окна свешивалась пегая Песя, высматривала, когда сын вернется из университета. У песиного сына была качественная красная машина, которую подарила джуйка.
Сеня курил, покачивая ногой в шлепанце. Дочь Сени лежала на одеяле с учебником. Она была роскошная красавица и училась на лоера. Жена Сени готовила на кухне и подавала реплики из окна. Женщины перебегали с кастрюлями из подьезда в подьезд. Толстая Валентина стригла клиента на дому, то есть во дворе, завернув человека в в черный мусорный пакет. Дети по очереди носились на трехколесном велосипедике. Соседка прогуливала по двору слепую старушку-маму. Сеня курил.
Сеня же и был первым иммигрантом, покинувшим нашу слободку. Он был человеком с постоянной работой. Как только и его жене нашлась работа по уходу за старушкой, Сеня немедленно купил кондо. Мы не очень тогда понимали, что такое кондо. Оказалось, это квартира в четырехэтажном старом доме, недалеко от центра города, на четвертом этаже без лифта. Стоила она баснословные сорок тысяч долларов в рассрочку. Наши женщины работали тогда нянями за два доллара в час.
Почти все считали, что Сеня сбрендил: сорок тысяч - кошмарные деньги, кабала на всю жизнь, да и квартира вдалеке от русских (десять минут на машине, но не у всех она была). К тому же жену приходилось возить на работу к старушкам, а из нашей слободки она могла ходить пешком. Но Сеня был трудолюбив, упрям и безропотен.
Вслед за Сеней люди стали понимать, что свой дом - это очень хорошо. Следующими купила отдельный дом Валентина с семейством, и Алик мог прыгать в свое удовольствие хоть со стола, хоть с крыши. А уж дальше покатилось - поехало, и за какие-то шесть-семь лет слободка практически опустела. Все стало как было - одни негры и реднеки на жаре под вековыми дубами. Остались только одинокая Катя с ребенком и бабушкой, бедная Лиза со старичком отцом, и семья Рабиновичей в двухкомнатной квартире: неразлучные бабушка с дедушкой, их дочь, сын, молодая внучка - неженатые/незамужные, которые так и остались навсегда одинокими.
Конечно, соседские связи слабеют, но все равно в маленьком городе cоседей мы встречали довольно часто - дом престарелых, детский сад, магазин, джуйка, больница. Сеня совершенно поседел, но оставалася лакончиным и раздражительным. Его дочь закончила университет, стала адвокатом, жила в столице и получала шестизначную зарплату. Замуж она не вышла - слишком широк был выбор.
Сеня продолжал работать слесарем в апартментах. Он работал как заведенный, часто халтурил по выходным - его приглашали русские на малые строительные работы в новокупленных домах. Сеня брал недорого и делал быстро.
Он ни разу за все годы не брал отпуск. Единственный раз за всю жизнь он отлучился с работы, когда сьездил домой в Жмеринку, чтобы привезти оттуда медсестринский диплом своей жены. Это было совершенно зря, потому что по-английски жена Сени так и не заговорила, а ухаживать за старушками можно и без диплома. Сенина дочь купила себе квартиру в столице, и он ездил туда на выходные - расставлял, прибивал, вешал, обустраивал.
Сене было шестьдесят два года, и на горизонте уже ощутимо вырисовывалсь вожделенная пенсия. Сеня с женой планировали первым делом поехать, естественно, в Израиль.
xxxxxxxx
Наши городские телевизионные новости можно вообще не смотреть. Они каждый день одни и те же. Коррупция в городском руководстве. Проигрыш баскетбольной команды. Прорвало трубу. Негр застрелил другого негра. Опять стрельба в апартменте.
Не помню, кто позвонил и прокричал в телефон: смотрите, стрельба в апартменте, там показывают - Сеню убили!
Как - убили?? Почему Сеню? Kак он оказался там, где могли убить? Господи, а ведь и не поймешь, что о нем, как исковеркали фамилию. А как же его жена, которая не водит машину, а дочка, а как же старуха, ей восемьдесят пять лет? Как же это? он же только что починил мне сушилку, он должен был прийти чинить стиралку! Сеню убили - за что?
xxxxxxxx
Русский магазин Валеры-молдаванина был затиснут в самый неприметный угол маленького стрип-молла, между мексиканской едальней и собачьей парикмахерской. Было около пяти вечера. Будний день, весна, душистый воздух, бирюзовое небо. Валера подолгу курил у черного входа в магазинчик, прямо у забора недорогих апартментов. Вдруг Валера услышал громкий хлопок, будто взорвалась шина - и много таких же громких и гулких хлопков. Валера бросился на землю, заполз в магазинчик и запер дверь. Полицейские сирены завыли очень быстро. Заорали полицейские мегафоны. Валера зашел в туалет и подтянулся на руках к окну. Он заглянул через забор и увидел хаос: бегающих полицейских в бронежилетах с автоматами, амбуланс с мигалкой, туда впихивали носилки с окровавленным человеком под капельницей, на асфальте в луже крови лежала неподвижная женщина.
Сеня работал слесарем в этих апартментах. Вернее, мэйнтененсом, человеком, который делает все.
В это утро менеджер послала двух работниц пойти в квартиру на первом этаже. Квартиру эту выселяли. Соседи все время жаловались на невыносимый шум. Кто-то часами бился и колотился об стену, выл, орал и плакал. Врубал среди ночи дикую музыку так, что тряслись стены. Соседка писала жалобы в офис, но кто ее сосед, она никогда не видела. Окна были завешены, а к двери никто никогда не подходил. Потом, на похоронах, молодая черная соседка рыдала-плакала "ах если бы вместо жалоб в офис я бы позвала полицию, он, может быть, был бы жив".
По документам в квартире жила одинокая старушка. У старушки заканчивался договор найма. Работников послали проинспектировать состояние квартиры. Две работницы постучали в дверь и остолбенели: им открыл совершенно голый дядька средних лет. Женщины отпрянули, засмеялись и сказали, что придут через полчаса.
Через полчаса две работницы постучали в ту же дверь. Им открыли. Жилец был полностью одет, в одной руке у него был Калашников, в другой крупнокaлиберный пистолет. Ни сказав ни слова, он начал стрелять. Женщины бросились вниз по лестнице на парковку, дядька бежал за ними и стрелял. Их было две сестры, две уборщицы. Спрятавшись за машиной, старшая сестра видела, как младшая была заcтрелена. Убегавшие падали на асфальт, пробитые пулями.
Люди в минуту опасности делятся на два сорта: одни бегут прочь от опасности, другие бегут в направлении опасности. Сеня ехал в гольф-карте по стоянке и услышал громкий хлопок, словно лопнула шина. Он побежал к паркингу, на звук, на крики. Сеня сделал это непроизвольно и не думая. Он всегда бежал помочь.
Уцелевшая уборщица видела из-за машины, как дядька с автоматом обернулся и расстрелял Сеню. Убийца опустил автомат и подошел к Сене, истекающему кровью на асфальте. Сеня был еще жив. Дядька волоком по земле потащил Сеню, втащил его на крыльцо, затолкал в свой апартмент и закрыл дверь. Стало тихо. Потом приехала полиция.
До самой ночи полиция, осадив здание, пыталась выйти на переговоры. И только ночью, выломав дверь, они обнаружили в апартменте двух мертвых - Сеню и жильца. Убийца, затащив Сеню в квартиру, убил сначал его, а потом себя.
Самое странное, что Сеню сначала вообще не искали. В хаосе осады полиция не подумала, что он там, за закрытой дверью. Его хватились, когда на стоянке обнаружили его машину, когда жена позвонила в полицию и кричала, что муж не вернулся с работы. Можно ли было его спасти? Кто знает, но вряд ли.
По горячим следам оказалось, что старушка снимала квартиру на свое имя, а жил в ней ее сумасшедший сын, пятидесяти двух лет. Сама старушка находилась в Нью Йорке и в квартру не наведывалась.
Оказалось, что сын жил на пособие по инвалидности, как психически больной. Оказалось, что он не принимал лекарства, но заставить сумасшедшего лечиться совершенно невозможно, если он сам того не захочет.
Оказалось, что безумный убийца скупал оружие, которое ему свободно продавали. Не было законной причины не продать ему Калашникова. Оказалось, что он накопил в квартире целый арсенал. Соседи уцелели чудом, потому что он мог открыть стрельбу по людям, по детям в любой момент.
Оказалось, что поскольку в конфликт с полицей он не вступал и не судился, никто и не подозревал, что творится за закрытыми дверями квартиры. А даже если бы и полиция каким-то образом узнала, что в квартире есть гора оружия и боеприпасов, то что? то ничего! - он купил оружие совершенно законно.
Пока сумасшедший не начал убивать, претензий к нему не было. В итоге он убил двоих - нашего Сеню и уборщицу, мать-одиночку двоих детей, и ранил троих работников апартмента. По сравнению с массовой стрельбой, которая случается в америке часто и регулярно, это мелкое событие местного масштаба.
Потом были похороны, и на кладбище пришли все. Абсолютно все, кто мог стоять на ногах, кроме совсем уже умирающих стариков. Нас тогда еще было много, и мы были русская община. Поминки были в доме для стариков, хотя Сеня там и не жил, но они разрешили. Пришли сотни людей. Пришла вся Джуйка, хотя они в принципе боролись с нееврейским обычаем поминок. Пришли все, кто его знал и кто не знал, пришли все наши раввины, пришли работники этого апартмента, черные и белые, даже та женщина, на глазах которой убили сестру - и она пришла. Было море цветов, американцы принесли цветы, они не знают, что на еврейские похороны можно только камни. Черные прилепили к букету трогательную записку "Дасвeданя Сеня", положили на гроб.
Еды было очень много, вареная картошка и вареные яйца, на поминках нужно круглое, нельзя резать ножом, нельзя мясное. Что там говорили - я не помню, выступал раввин, выступла священник, сотрудники, соседи, все плакали, поминки всегда одинаковые.
Никакой компенсации семья не получила: легально закон не был нарушен. Дочка-адвокат не нашла ни единой зацепки. Да и не вернешь папу, мужа, сына. Остались три женщины - жена, дочка и мать. Не представляю, как пережили такое потрясение жена и мать.
Черт возьми, надо было приехать в Америку и пахать без продыху - чтобы что? чтобы безумный идиот убил тебя прямо на работе. Сумасшедший может купить автомат совершено законно - таковы его славные конституционные права, и покушаться на них бесполезно. Я до сих пор не могу даже подумать о том, каким ужасом были наполнены последние минуты Сени на этом свете. Сеня казался нам таким старым, седым, замученным жизнью, а мы были молодые и у нас впереди была жизнь. Теперь мы приближаемся к его возрасту и я все чаще вспоминаю об этой американской трагедии. Он просто хотел дожить до пенсии. Он был один из нас, не лучше и не хуже - и боже, как мне его жалко.
xxxxxx
Будет ли написана история еврейской эмиграции девяностых? Эта волна была очень многочисленна, но исключительно недолговечна. За двадцать лет все отшумело и ушло. Старики вымерли, работающие люди купили жилье и разьехались, дети выросли и стали американцами. На фоне действительно гигиантской волны последних лет, когда рабочая, а не этническая эмиграция из пост-советского пространства наводнила запад, кучка евреев давно сошла с авансцены. Все исчезло, как будто и не было нас.
А ведь в начале девяностых в америку ехали тысячи и тысячи евреев. Даже наша глубинка, для приема иммигрантов вообще не приспособленная, вдруг захотела расселять евреев. Думаю, осваивать федеральные деньги было очень выгодно. В начале девяностых около сотни семей вдруг оказались в провинции, на жаре, среди негров и реднеков.
Какого черта нас сюда завезли! Иммигрантов здесь сроду не бывало. Системы поддержки иммигрантов, как в больших городах, не было: ни социальной помощи, "вэлфера", как называли его русские, ни общественного транспорта, ни школ английского, не было медицины для бедных, не было русской инфраструктуры (магазины, врачи, няньки, адвокатские конторы, русские газеты), и главное - не было практически никакой работы. Вообще никакой работы, а для образованных людей особенно. Завезли и сгрузили - выживайте как хотите.
Нас всех поселили в очень старом двухэтажном квартирном комплексе из красного кирпича аритектурного типа "казарма". Жили мы небольшой деревней на виду у всех и y каждого. Растерявшиеся люди жались друг к другу, как потерпевшие крушение на необитаемом острове в окружении непонятных аборигенов.
Апартменты были заселены процентов на девяносто неграми. Их никто не боялся, потому что мы не знали, что их нужно опасаться. Наоборот, они боялись нас. Черные соседи пробегали мимо нас быстро и косясь. На первом этаже обитал черный толстый дружелюбный драгдилер, тот с нами здоровался.
Сеня попал в наш город одним из первых. Немолодой мужчина, на нем три женщины - мама, жена и дочка. Сеня работал в своей Жмеринке инженером на заводе. Человеку, который что-то умеет делать руками, быстро нашлась работа почти по специальности. Джуйка устроила его слесарем в апартменты. Сеня был худой седой дядька, который после работы задумчиво садился на крыльцо и часами курил. Сема был терпелив, молчалив и кроток, но если его разговорить - то юморил, то раздражался.
Над Сеней жила семья толстой Вали, и сынок ее, тоже толстый Алик, любил прыгать с кровати на пол. Как только Сеня входил с работы в дом, Алик начинал прыгать. В щелястом апартаменте обычные шаги превращались в канонаду, а грохот от зловредного слонопотома Алика был невыносимый, но Сеня ни разу не пожаловался верхним соседям на их ребенка. Сеня вообще не жаловался никогда и ни на что. Он молча курил. Иногда, увидев что-то хорошее, например, магазин или красивые дома, Сеня жироким жестом обводил руками пейзаж и восклицал: "Вот бы все это в Жмеринку!"
Вечером наше местечко бурлило. Спадала жара. Мужчины возвращались с работы. Джуйка трудоустраивала одного кормильца на тяжелую неквалифицированную работу, женщины оставались дома с детьми. Молодые матери выходили во двор со стульчиками и напитками. Благоустройства во дворе не было никакого, кроме огромных вековых дубов. Однажды Сеня установил во дворе лавочку, но менеджерша быстро ее снесла - не положено! Наши маленькие дети возились в пыли под деревьями, играя с желудями. Бабушки садились в общий кружок, обмениваясь газетой "Новое русское слово", которую выписывали одну на всех. Из окна свешивалась пегая Песя, высматривала, когда сын вернется из университета. У песиного сына была качественная красная машина, которую подарила джуйка.
Сеня курил, покачивая ногой в шлепанце. Дочь Сени лежала на одеяле с учебником. Она была роскошная красавица и училась на лоера. Жена Сени готовила на кухне и подавала реплики из окна. Женщины перебегали с кастрюлями из подьезда в подьезд. Толстая Валентина стригла клиента на дому, то есть во дворе, завернув человека в в черный мусорный пакет. Дети по очереди носились на трехколесном велосипедике. Соседка прогуливала по двору слепую старушку-маму. Сеня курил.
Сеня же и был первым иммигрантом, покинувшим нашу слободку. Он был человеком с постоянной работой. Как только и его жене нашлась работа по уходу за старушкой, Сеня немедленно купил кондо. Мы не очень тогда понимали, что такое кондо. Оказалось, это квартира в четырехэтажном старом доме, недалеко от центра города, на четвертом этаже без лифта. Стоила она баснословные сорок тысяч долларов в рассрочку. Наши женщины работали тогда нянями за два доллара в час.
Почти все считали, что Сеня сбрендил: сорок тысяч - кошмарные деньги, кабала на всю жизнь, да и квартира вдалеке от русских (десять минут на машине, но не у всех она была). К тому же жену приходилось возить на работу к старушкам, а из нашей слободки она могла ходить пешком. Но Сеня был трудолюбив, упрям и безропотен.
Вслед за Сеней люди стали понимать, что свой дом - это очень хорошо. Следующими купила отдельный дом Валентина с семейством, и Алик мог прыгать в свое удовольствие хоть со стола, хоть с крыши. А уж дальше покатилось - поехало, и за какие-то шесть-семь лет слободка практически опустела. Все стало как было - одни негры и реднеки на жаре под вековыми дубами. Остались только одинокая Катя с ребенком и бабушкой, бедная Лиза со старичком отцом, и семья Рабиновичей в двухкомнатной квартире: неразлучные бабушка с дедушкой, их дочь, сын, молодая внучка - неженатые/незамужные, которые так и остались навсегда одинокими.
Конечно, соседские связи слабеют, но все равно в маленьком городе cоседей мы встречали довольно часто - дом престарелых, детский сад, магазин, джуйка, больница. Сеня совершенно поседел, но оставалася лакончиным и раздражительным. Его дочь закончила университет, стала адвокатом, жила в столице и получала шестизначную зарплату. Замуж она не вышла - слишком широк был выбор.
Сеня продолжал работать слесарем в апартментах. Он работал как заведенный, часто халтурил по выходным - его приглашали русские на малые строительные работы в новокупленных домах. Сеня брал недорого и делал быстро.
Он ни разу за все годы не брал отпуск. Единственный раз за всю жизнь он отлучился с работы, когда сьездил домой в Жмеринку, чтобы привезти оттуда медсестринский диплом своей жены. Это было совершенно зря, потому что по-английски жена Сени так и не заговорила, а ухаживать за старушками можно и без диплома. Сенина дочь купила себе квартиру в столице, и он ездил туда на выходные - расставлял, прибивал, вешал, обустраивал.
Сене было шестьдесят два года, и на горизонте уже ощутимо вырисовывалсь вожделенная пенсия. Сеня с женой планировали первым делом поехать, естественно, в Израиль.
xxxxxxxx
Наши городские телевизионные новости можно вообще не смотреть. Они каждый день одни и те же. Коррупция в городском руководстве. Проигрыш баскетбольной команды. Прорвало трубу. Негр застрелил другого негра. Опять стрельба в апартменте.
Не помню, кто позвонил и прокричал в телефон: смотрите, стрельба в апартменте, там показывают - Сеню убили!
Как - убили?? Почему Сеню? Kак он оказался там, где могли убить? Господи, а ведь и не поймешь, что о нем, как исковеркали фамилию. А как же его жена, которая не водит машину, а дочка, а как же старуха, ей восемьдесят пять лет? Как же это? он же только что починил мне сушилку, он должен был прийти чинить стиралку! Сеню убили - за что?
xxxxxxxx
Русский магазин Валеры-молдаванина был затиснут в самый неприметный угол маленького стрип-молла, между мексиканской едальней и собачьей парикмахерской. Было около пяти вечера. Будний день, весна, душистый воздух, бирюзовое небо. Валера подолгу курил у черного входа в магазинчик, прямо у забора недорогих апартментов. Вдруг Валера услышал громкий хлопок, будто взорвалась шина - и много таких же громких и гулких хлопков. Валера бросился на землю, заполз в магазинчик и запер дверь. Полицейские сирены завыли очень быстро. Заорали полицейские мегафоны. Валера зашел в туалет и подтянулся на руках к окну. Он заглянул через забор и увидел хаос: бегающих полицейских в бронежилетах с автоматами, амбуланс с мигалкой, туда впихивали носилки с окровавленным человеком под капельницей, на асфальте в луже крови лежала неподвижная женщина.
Сеня работал слесарем в этих апартментах. Вернее, мэйнтененсом, человеком, который делает все.
В это утро менеджер послала двух работниц пойти в квартиру на первом этаже. Квартиру эту выселяли. Соседи все время жаловались на невыносимый шум. Кто-то часами бился и колотился об стену, выл, орал и плакал. Врубал среди ночи дикую музыку так, что тряслись стены. Соседка писала жалобы в офис, но кто ее сосед, она никогда не видела. Окна были завешены, а к двери никто никогда не подходил. Потом, на похоронах, молодая черная соседка рыдала-плакала "ах если бы вместо жалоб в офис я бы позвала полицию, он, может быть, был бы жив".
По документам в квартире жила одинокая старушка. У старушки заканчивался договор найма. Работников послали проинспектировать состояние квартиры. Две работницы постучали в дверь и остолбенели: им открыл совершенно голый дядька средних лет. Женщины отпрянули, засмеялись и сказали, что придут через полчаса.
Через полчаса две работницы постучали в ту же дверь. Им открыли. Жилец был полностью одет, в одной руке у него был Калашников, в другой крупнокaлиберный пистолет. Ни сказав ни слова, он начал стрелять. Женщины бросились вниз по лестнице на парковку, дядька бежал за ними и стрелял. Их было две сестры, две уборщицы. Спрятавшись за машиной, старшая сестра видела, как младшая была заcтрелена. Убегавшие падали на асфальт, пробитые пулями.
Люди в минуту опасности делятся на два сорта: одни бегут прочь от опасности, другие бегут в направлении опасности. Сеня ехал в гольф-карте по стоянке и услышал громкий хлопок, словно лопнула шина. Он побежал к паркингу, на звук, на крики. Сеня сделал это непроизвольно и не думая. Он всегда бежал помочь.
Уцелевшая уборщица видела из-за машины, как дядька с автоматом обернулся и расстрелял Сеню. Убийца опустил автомат и подошел к Сене, истекающему кровью на асфальте. Сеня был еще жив. Дядька волоком по земле потащил Сеню, втащил его на крыльцо, затолкал в свой апартмент и закрыл дверь. Стало тихо. Потом приехала полиция.
До самой ночи полиция, осадив здание, пыталась выйти на переговоры. И только ночью, выломав дверь, они обнаружили в апартменте двух мертвых - Сеню и жильца. Убийца, затащив Сеню в квартиру, убил сначал его, а потом себя.
Самое странное, что Сеню сначала вообще не искали. В хаосе осады полиция не подумала, что он там, за закрытой дверью. Его хватились, когда на стоянке обнаружили его машину, когда жена позвонила в полицию и кричала, что муж не вернулся с работы. Можно ли было его спасти? Кто знает, но вряд ли.
По горячим следам оказалось, что старушка снимала квартиру на свое имя, а жил в ней ее сумасшедший сын, пятидесяти двух лет. Сама старушка находилась в Нью Йорке и в квартру не наведывалась.
Оказалось, что сын жил на пособие по инвалидности, как психически больной. Оказалось, что он не принимал лекарства, но заставить сумасшедшего лечиться совершенно невозможно, если он сам того не захочет.
Оказалось, что безумный убийца скупал оружие, которое ему свободно продавали. Не было законной причины не продать ему Калашникова. Оказалось, что он накопил в квартире целый арсенал. Соседи уцелели чудом, потому что он мог открыть стрельбу по людям, по детям в любой момент.
Оказалось, что поскольку в конфликт с полицей он не вступал и не судился, никто и не подозревал, что творится за закрытыми дверями квартиры. А даже если бы и полиция каким-то образом узнала, что в квартире есть гора оружия и боеприпасов, то что? то ничего! - он купил оружие совершенно законно.
Пока сумасшедший не начал убивать, претензий к нему не было. В итоге он убил двоих - нашего Сеню и уборщицу, мать-одиночку двоих детей, и ранил троих работников апартмента. По сравнению с массовой стрельбой, которая случается в америке часто и регулярно, это мелкое событие местного масштаба.
Потом были похороны, и на кладбище пришли все. Абсолютно все, кто мог стоять на ногах, кроме совсем уже умирающих стариков. Нас тогда еще было много, и мы были русская община. Поминки были в доме для стариков, хотя Сеня там и не жил, но они разрешили. Пришли сотни людей. Пришла вся Джуйка, хотя они в принципе боролись с нееврейским обычаем поминок. Пришли все, кто его знал и кто не знал, пришли все наши раввины, пришли работники этого апартмента, черные и белые, даже та женщина, на глазах которой убили сестру - и она пришла. Было море цветов, американцы принесли цветы, они не знают, что на еврейские похороны можно только камни. Черные прилепили к букету трогательную записку "Дасвeданя Сеня", положили на гроб.
Еды было очень много, вареная картошка и вареные яйца, на поминках нужно круглое, нельзя резать ножом, нельзя мясное. Что там говорили - я не помню, выступал раввин, выступла священник, сотрудники, соседи, все плакали, поминки всегда одинаковые.
Никакой компенсации семья не получила: легально закон не был нарушен. Дочка-адвокат не нашла ни единой зацепки. Да и не вернешь папу, мужа, сына. Остались три женщины - жена, дочка и мать. Не представляю, как пережили такое потрясение жена и мать.
Черт возьми, надо было приехать в Америку и пахать без продыху - чтобы что? чтобы безумный идиот убил тебя прямо на работе. Сумасшедший может купить автомат совершено законно - таковы его славные конституционные права, и покушаться на них бесполезно. Я до сих пор не могу даже подумать о том, каким ужасом были наполнены последние минуты Сени на этом свете. Сеня казался нам таким старым, седым, замученным жизнью, а мы были молодые и у нас впереди была жизнь. Теперь мы приближаемся к его возрасту и я все чаще вспоминаю об этой американской трагедии. Он просто хотел дожить до пенсии. Он был один из нас, не лучше и не хуже - и боже, как мне его жалко.