Прощание
Последнего участника войны похоронили позавчера на русском участке еврейского кладбища. Он был очень старенький, очень плох, лежал в еврейской богадельне. Но когда действительно умер последний ветеран - великое историческое время навсегда замкнулось и ушло от нас в небытие.
В прошлой жизни старичок был учителем, был спокойный и рассудительный, хотя и нелюдимый человек, и умные его дети его пошли в него, а не в его довольно ограниченную жену. Он много ходил пешком, сам себя обслуживал, сохранял ясность ума до последнего момента, никогда не лез в первые ряды, и как человек, действительно видевший войну, о своих военных подвигах на празднике девятого мая не распространялся. Как например, умопомрачительная история покойного деда Нямы, связиста, соединившего порванный провод своими зубами ("золотыми зубами" - выкрикнули из зала).
А старушка, вдова деда Нямы, умерла месяц назад. Дожить до девяностa четырех лет, чтобы ничего не болело, и чтобы полностью в здравом уме и в твердой памяти - надо иметь удачу. Каждый день она сидела на своей тележке у дома престарелых, со всеми разговаривала, со всеми была приветлива. Хороший была человек старушка деда Нямы. И умерла в день его рождения. Ему стало одиноко в загробном мире и он позвал жену к себе.
Какая это была смерть! Так жить и так умереть - редкое счастье. Менее чем за неделю до смерти старушка вернулась с севера со свадьбы правнучки. Там целый клан, сто человек родственников, все из местечка на Украине, все держатся друг за друга. Старушку везли в машине, она своими ногами дошла до свадебного торжества, сидела за свадебным столом, со всеми увиделась, со всеми сфотографировалась, произнесла речь для молодых. А менее чем через неделю опять все родственники в полном составе срочно сьехались на похороны. И фотография стояла самая свежая, сделанная неделю назад.
Поминки и по старичку, и по старушке проводили в синагоге. Наш раввин, умный человек, не борется с русскими обычаями прощания с телом покойного с обязательными поминками. Синагогу для поминок предоставляет, чтобы всем было где собраться. Раньше мы собирались там на праздники - еврейский новый год, пасха, девятое мая - а теперь только на похороны.
На кладбище было все, как обычно. Hароду пришло очень много - и родственники, и те, кто ее знал. Хороший была человек, доборожелательный и радостный. Кем она работала, из памяти стерлось, но раввин в надгробной речи высоко оценил ее кулинарный талант, и какая она была образцовая и мать, и жена, и бабушка-прабабушка. Ее потомки все как на подбор, удачные и приличные.
Только и на похоронах увидишь всех, и поразишься - кто этот дядька и кто тот дядька? боже, это выросли дети наших бывших соседей. Я не узнала многих, и многие не узнали меня. А маленькие дети по-русски не говорят совсем и слова прощания с бабушкой произносят по-английски.
На поминках всегда благодарят няню. Труженица няня Таня, скольких она на тот свет проводила, что наши старики делали бы без нее. Несчастная женщина, тянущая воз в одиночку (и муж, и сын - тунеядцы, пропащие люди). Живет уже двадцать лет, образования не имеет, по-английски ни слова, машину не водит, в голове каша из русского телевизора, но добрый и сострадательный человек.
На поминках Таню всегда так хвалят, так благодарят, говорят ей хорошие слова, признают ее заслуги, и она сидит, зардевшись. Это редкое призвание - ухаживать за стариками. Тане очень нравится ее профессия. Никто так не присмотрит, как Таня. Добросовестней нет няньки. Другие няньки давно подались в более доходные занятия, а безропотная Таня круглые сутки на посту и нарасхват.
Вот и вечером Таня закончила дневную смену у старушки деда Нямы, и пошла по жаре пешком в магазин - старушка попросила творога. Пока Таня шла за творогом - звонок: "Танечка приди, что-то мне нехорошо, только дочке моей не говори, не хочу беспокоить". Таня бросилась назад - а старушка лежит на диванчике, руку под щеку положила, будто спит. Все за десять минут, тихая смерть праведницы.
Счастье какое - ходить на своих ногах до последнего часа, всех повидать, на прощание поцеловать детей и внуков, самой не мучиться и детей не мучить, а просто быстро уснуть.
Дочка старушки быстро раздала вещи из ее квартиры соседям по дому престарелых. Многое унесла миссионерка из церкви - бедным помогать.
Таня возмущалась, что не положили старушке в гроб тапочки, на плоской подошве, без каблуков.
"В чем она там ходить будет?"
"Таня, ты серьезно?"
"Чтобы по облакам ходить, положено положить обувь на плоском ходу.
" Не нужны ей тапочки, она будет там летать с крыльями".
Но Таня непоколебима: своей маме она положила и тапочки, и очки, и вставные зубы. Странно, но отец у Тани был раввин.
На сегодняшний в доме престарелых осталось пятнадцать стариков "первого" заезда. Когда они уйдут, стариками станем мы сами.
В прошлой жизни старичок был учителем, был спокойный и рассудительный, хотя и нелюдимый человек, и умные его дети его пошли в него, а не в его довольно ограниченную жену. Он много ходил пешком, сам себя обслуживал, сохранял ясность ума до последнего момента, никогда не лез в первые ряды, и как человек, действительно видевший войну, о своих военных подвигах на празднике девятого мая не распространялся. Как например, умопомрачительная история покойного деда Нямы, связиста, соединившего порванный провод своими зубами ("золотыми зубами" - выкрикнули из зала).
А старушка, вдова деда Нямы, умерла месяц назад. Дожить до девяностa четырех лет, чтобы ничего не болело, и чтобы полностью в здравом уме и в твердой памяти - надо иметь удачу. Каждый день она сидела на своей тележке у дома престарелых, со всеми разговаривала, со всеми была приветлива. Хороший была человек старушка деда Нямы. И умерла в день его рождения. Ему стало одиноко в загробном мире и он позвал жену к себе.
Какая это была смерть! Так жить и так умереть - редкое счастье. Менее чем за неделю до смерти старушка вернулась с севера со свадьбы правнучки. Там целый клан, сто человек родственников, все из местечка на Украине, все держатся друг за друга. Старушку везли в машине, она своими ногами дошла до свадебного торжества, сидела за свадебным столом, со всеми увиделась, со всеми сфотографировалась, произнесла речь для молодых. А менее чем через неделю опять все родственники в полном составе срочно сьехались на похороны. И фотография стояла самая свежая, сделанная неделю назад.
Поминки и по старичку, и по старушке проводили в синагоге. Наш раввин, умный человек, не борется с русскими обычаями прощания с телом покойного с обязательными поминками. Синагогу для поминок предоставляет, чтобы всем было где собраться. Раньше мы собирались там на праздники - еврейский новый год, пасха, девятое мая - а теперь только на похороны.
На кладбище было все, как обычно. Hароду пришло очень много - и родственники, и те, кто ее знал. Хороший была человек, доборожелательный и радостный. Кем она работала, из памяти стерлось, но раввин в надгробной речи высоко оценил ее кулинарный талант, и какая она была образцовая и мать, и жена, и бабушка-прабабушка. Ее потомки все как на подбор, удачные и приличные.
Только и на похоронах увидишь всех, и поразишься - кто этот дядька и кто тот дядька? боже, это выросли дети наших бывших соседей. Я не узнала многих, и многие не узнали меня. А маленькие дети по-русски не говорят совсем и слова прощания с бабушкой произносят по-английски.
На поминках всегда благодарят няню. Труженица няня Таня, скольких она на тот свет проводила, что наши старики делали бы без нее. Несчастная женщина, тянущая воз в одиночку (и муж, и сын - тунеядцы, пропащие люди). Живет уже двадцать лет, образования не имеет, по-английски ни слова, машину не водит, в голове каша из русского телевизора, но добрый и сострадательный человек.
На поминках Таню всегда так хвалят, так благодарят, говорят ей хорошие слова, признают ее заслуги, и она сидит, зардевшись. Это редкое призвание - ухаживать за стариками. Тане очень нравится ее профессия. Никто так не присмотрит, как Таня. Добросовестней нет няньки. Другие няньки давно подались в более доходные занятия, а безропотная Таня круглые сутки на посту и нарасхват.
Вот и вечером Таня закончила дневную смену у старушки деда Нямы, и пошла по жаре пешком в магазин - старушка попросила творога. Пока Таня шла за творогом - звонок: "Танечка приди, что-то мне нехорошо, только дочке моей не говори, не хочу беспокоить". Таня бросилась назад - а старушка лежит на диванчике, руку под щеку положила, будто спит. Все за десять минут, тихая смерть праведницы.
Счастье какое - ходить на своих ногах до последнего часа, всех повидать, на прощание поцеловать детей и внуков, самой не мучиться и детей не мучить, а просто быстро уснуть.
Дочка старушки быстро раздала вещи из ее квартиры соседям по дому престарелых. Многое унесла миссионерка из церкви - бедным помогать.
Таня возмущалась, что не положили старушке в гроб тапочки, на плоской подошве, без каблуков.
"В чем она там ходить будет?"
"Таня, ты серьезно?"
"Чтобы по облакам ходить, положено положить обувь на плоском ходу.
" Не нужны ей тапочки, она будет там летать с крыльями".
Но Таня непоколебима: своей маме она положила и тапочки, и очки, и вставные зубы. Странно, но отец у Тани был раввин.
На сегодняшний в доме престарелых осталось пятнадцать стариков "первого" заезда. Когда они уйдут, стариками станем мы сами.