Иов
Как всегда, в валентинов день - этот пост.
Дядя Миша был молодой врач, так что от предложений познакомить его с хорошей еврейской девушкой не было отбоя. Но во всем Киеве не нашлось ему достойной невесты, а уж такой, чтобы угодила тете Берте, его матери, и подавно. Свою невесту, златокудрую и статную Нору, он нашел далеко-далеко, в крупном сибирском городе. Он увидел ее на сцене, она была первой скрипкой симфонического оркестра.
Дядя Миша привез ее в Киев, сыграли свадьбу и стали жить. С работой у Норы не получилось: во всех оркестрах уже имелись первые скрипки, а также вторые и третьи. Ей пришлось пойти работать в музыкальную школу.
Вскоре родился сын Гриша. Одновременно начались проблемы в семейной жизни. Главное достоинство киевской жены - быть хорошей хозяйкой. Она должна готовить обильные обеды, надраивать квартиру и везти все на себе.
Нора не могла возиться в раковине: она берегла руки. Нора часами практиковалась на скрипке, потому что все равно надеялась устроиться в оркестр. Дядя Миша был против оркестра: жена не должна быть в разьездах. Она должна встречать вечером мужа с работы и подавать обед на стол.
Дядя Миша, как было принято в Киеве, считал немужским делом помогать жене по дому, даже когда у нее был грудной ребенок. На подмогу прибыли ее родители. Тетя Берта обходила всех родственников и знакомых с душераздирающей речью: "Бедный мальчик! как он мучается!".
Нора, тем не менее, не приобретала склонности к домохозяйству. Она жила духовным, и ее трехлетний малыш играл на скрипке.
Когда Грише едва исполнилось четыре года, оказалось, что Нора опять беременна.
Это была катастрофа. Дядя Миша немедленно развелся с Норой и покинул свою семью. Он рассказывал всем и каждому, что будущий ребенок - не его. Он отказывался платитить алименты и не захотел увидеть малышку Диночку.
Нора была в отчаянии. Она осталась одна с двумя детьми в чужом городе на зарплату учительницы музыкальной школы. Ее репутация была изничтожена старниями мужа и свекрови. Она умоляла мужа опомниться и не возводить на нее гнусный поклеп, а пуще всего пожалеть своих родных детей. Все родственники бывшего мужа были на ее стороне - естественно, кроме тети Берты. Но дядя Миша был неумолим. Он порвал со своей женой раз и навсегда.
Ее родители перебрались к ней окончательно, бросив все, чтобы поднимать детей. Нора работала день и ночь, и все равно семья страшно нуждалась. Я помню их захламленную квартиру, где дед и бабушка сновали вокруг детей. Кругом была полная разруха. Окна были такими грязными, что через них не было видно дневного света.
Маленький Гриша таскал на руках свою сестренку, пухлого белокурого херувимчика в кудряшках. Потом малыш с черной челкой и огромными глазами играл для меня на скрипке. Гриша был таким чудесным ребенком, что, казалось, таких детей не бывает. Видимо, чудесные дети были даны Норе в утешение взамен ее собственной разбитой жизни.
Между тем дядя Миша опять женился. Его новая жена была полной противоположностью Норе. Тетя Соня работала экономистом. Она не была ни умницей, ни тем более красавицей. Зато она была хозяйка в полном киевском понимании этого слова! Дядя Миша расцвел в новой семье. Его жена прекрасно готовила, дома его всегда ждал обед, чистота и наглаженные рубашки.
Вскоре там появилась дочка Анечка. Этого ребенка дядя Миша любил так, как очень немногое отцы любят своих детей. Она стала ему всем. Он поместил в этого ребенка свою душу. Он сажал ее на горшок, завязывал бантики и водил на музыку. Отец и дочь были неразлучны. В семье царило полное счастье.
Нора же опускалась все ниже и ниже. Она совершенно не могла справляться с бытом. Ее родители умерли один за другим. У нее не было вообще никаких родственников. В ней не осталось ничего от златокудрой красавицы, блиставшей на сцене. Ее видели на улице изможденную и обтрепанную.
Я помню, как Нора в последний раз заезжала к нам, когда была проездом в нашем городе. Это была высохшая беззубая старуха, абсолютно седая, одетая в обноски. Ей не было еще и пятидесяти лет. Мама упаковала ей все, что нашлось в доме и могло бы сгодиться для детей. Помню Нору с огромной сумкой, под зонтом, влезающей в автобус.
Дальние родственники бывшего мужа пытались подкармливать детей, потому что дети были голодные. У Дины вообще не было зимних сапог. Нора не благодарила, не просила о помощи и избегала контактов.
Дядя Миша, тем не менее, поддерживал общение со своим сыном. Он приходил к нему в школу, и встречи эти были для мальчика источником несказанных мучений. Один раз он явился по дороге из бани с веником под мышкой. Над Гришей потом поиздевались сполна.
Но самое ужасное было как он обращался с Диной. Маленькая Дина всегда была возле своего брата. Дядя Миша говорил малышке "отойди, девочка, ты не моя дочь".
В наше время, когда люди едут на край света и тратят бешеные деньги, чтобы усыновить маленького китайчонка, негритенка или отпрыска украинской проститутки, мужчина, отринувший свое дитя, кажется дикостью. Но дядя Миша был неумолим. Анечка была очень способной девочкой, вся в своего отца. Только oнa была его настоящей дочерью, смыслом его жизни, его гордостью и его счастьем. .
Правда, и Гриша был очень талантливым. Без денег, без связей еврейский мальчик поступил на математический факультет Kиевского университета, что в то время было очень непросто.
Годы шли, Нора уже давно плохо себя чувствовала, он кашляла. У нее диагностировали туберкулез. При той нищете, в которой они жили, этот диагноз никого не удивил. Когда после лечения ей не стало лучше, ее послали еще куда-то и там у нее обнаружили рак легких. Нора никогда в жизни не курила.
Катастрофа обрушилась на детей, потому что кроме них, у нее никого не было. В первую очередь Гриша побежал к отцу, потому что отец врач, но дядя Миша отказался помогать бывшей жене. Гриша поклялся забыть о том, что у него есть отец.
Гриша сам нашел ей врача, необыкновенного специалиста, который тянул Нору еще два года. Потом врач завербовался на работу в Африку, и через два месяца Нора умерла. Дети остались совершенно одни. Со смертью Норы прервалась связь с Гришей. Потом грянула перестройка.
Родственники уехали почти все, кроме дяди Миши и его семьи. Анечка училась в медицинском институте, и надо было его закончить, а потом уже с дипломом врача уезжать.
И вдруг странный телефонный звонок от дяди Миши: не сможете ли вы достать лекарство и переслать из Америки? Дядя Миша был подавлен и неохотно сообщил, что Анечка находится в психиатрической больнице.
У Анечки шизофрения, и бред какой странный: ей кажется что родители ей чужие, и она не их дочь. Она не хочет их видеть.
Родители боролись: доставали заграничные лекарства, Анечка наблюдалась у лучшего психиатра, друга папы.
Вдруг утром достаем из ящика письмо: "Дорогие мой, нас постигло ужасное горе. Анечки больше нет".
Она бросилась из окна восьмого этажа после того как пришла из института. Отец поговорил с ней об учебных делах. Все было, как обычно. Через пять минут она закрыла дверь в свою комнату, а потом начался шум во дворе, и тетя Соня выглянула вниз.
Мне кажется, Анечка не случайно сделала это в День Святого Валентина, который уже начал распространяться по постсоветскому пространству. Тетя Соня вздыхала когда-то, что Анечка совсем, совсем обычная, такая скромная девочка, а мальчиков вокруг нет. Самой тете Соне ее обычность не помешала удачно выйти замуж, но за дочку она, тем не менее, переживала.
Вероятно, Анечка считала, что у нее нет шансов на любовь и замужество, и ее больной рассудок не выдержал коммерческой вакханалии фальшивого праздника любви.
Тетя Соня с ее малоэмоциональным характером перенесла гибель единственного ребенка на удивление стойко. Дядя Миша же просто помешался. Он дневал и ночевал на кладбище. Горе его принимало причудливый характер. Он писал безумные псевдонаучные статьи по медицине, подписывал их своим и Анечкиным именем, и рассылал в редакции знаменитых научных журналов. Когда-то он действительно печатался по своей специальности, но здесь трагедия его жизни странно переплеталась с его профессией.
У нас охранилось несколько фотографий Анечки: сначала малышка, потом подросток; всегда рядом с отцом; никогда не улыбается и всегда смотрит вбок. Нельзя проследить ее взгляд, он ни на ком не останавливается. Точно такой же боковой-рассеянный взгляд у Анечки и на памятнике, и на большом портрете который художник написал уже по фотографиям.
Родители все же уехали, как и собирались, но не за океан, а в Германию, чтобы иметь возможность часто посещать могилу.
Проходили годы, дядя Миша совершал всю видимость жизни, но ум его блуждал. Он раздумывал в письмах: неужели ТАМ за гранью жизни, ничего нет, и я никогда ее больше не увижу?
Моя мама уговаривала его по телефону: помни, что у тебя есть сын. Гриша давно уехал в Израиль, но Израиль - страна маленькая, и найти его было нетрудно. Родственники разыскали Гришу и предприняли усилия челночной дипломатии. "Прости его, старого дурака, он таких дров наломал и в своей жизни и чужих сколько порушил. Бог его достаточно наказал".
Наконец, через четверть века отец и сын стали переписываться и перезваниваться. У Гриши в Израиле была семья и десятилетний сын, своя компьютерная фирма и собственная квартира на берегу моря.
Недавно дядя Миша с тетей Соней сьездили в Израиль и жили у Гриши две недели. Дети их душевно принимали. Дядя Миша впервые осознал, что у него есть внук. Он прислал фотографии из поездки.
Странные это были фотографии. На них никто не улыбается, кроме маленького мальчика с черной челкой.
Пожилая женщина на всех фотографиях крепко прижимает к себе ребенка. Ее невозможно оторвать от этого ребенка. Она ест, купается в море, осматривает какие-то руины, но взгляд ее печален, и мальчика она держит крепко.
Впервые за 40 лет мы увидели на фотографиях Гришу. Ничего не осталось от чудесного малыша. Даже взгляд, а он у человека обычно не меняется с самого младенчества, стал совершенно другим. Мы видим седеющего лысеющего человека с тяжелыми глазами и жесткими складками вокруг рта.
Но Гришина фотография не отпускает. При первом взгляде поражает сходство - это же дядя Миша в молодости! Но чем дольше смотришь, тем больше проступают черты его загубленной матери. В конце концов фото полностью преображается и видишь, да, это она, полностью она, и она смотрит на нас!
Слава богу, что ребенок весел, пухл, здоров и совсем не похож ни на бабушку, ни на дедушку.
Осталось сказать, что Дина с мужем и детьми, поездив по миру, вернулась жить в Киев. Дядя Миша ей не наносил визита, но фотографию ее семьи увез с собой.
Родственники уговаривают его пройти экспертизу на отцовство и решить вопрос раз и навсегда. Но дядя Миша, естественно, никогда этогo не сделает.
Мама говорит: Бог так его наказал, что Oн - есть.
Дядя Миша был молодой врач, так что от предложений познакомить его с хорошей еврейской девушкой не было отбоя. Но во всем Киеве не нашлось ему достойной невесты, а уж такой, чтобы угодила тете Берте, его матери, и подавно. Свою невесту, златокудрую и статную Нору, он нашел далеко-далеко, в крупном сибирском городе. Он увидел ее на сцене, она была первой скрипкой симфонического оркестра.
Дядя Миша привез ее в Киев, сыграли свадьбу и стали жить. С работой у Норы не получилось: во всех оркестрах уже имелись первые скрипки, а также вторые и третьи. Ей пришлось пойти работать в музыкальную школу.
Вскоре родился сын Гриша. Одновременно начались проблемы в семейной жизни. Главное достоинство киевской жены - быть хорошей хозяйкой. Она должна готовить обильные обеды, надраивать квартиру и везти все на себе.
Нора не могла возиться в раковине: она берегла руки. Нора часами практиковалась на скрипке, потому что все равно надеялась устроиться в оркестр. Дядя Миша был против оркестра: жена не должна быть в разьездах. Она должна встречать вечером мужа с работы и подавать обед на стол.
Дядя Миша, как было принято в Киеве, считал немужским делом помогать жене по дому, даже когда у нее был грудной ребенок. На подмогу прибыли ее родители. Тетя Берта обходила всех родственников и знакомых с душераздирающей речью: "Бедный мальчик! как он мучается!".
Нора, тем не менее, не приобретала склонности к домохозяйству. Она жила духовным, и ее трехлетний малыш играл на скрипке.
Когда Грише едва исполнилось четыре года, оказалось, что Нора опять беременна.
Это была катастрофа. Дядя Миша немедленно развелся с Норой и покинул свою семью. Он рассказывал всем и каждому, что будущий ребенок - не его. Он отказывался платитить алименты и не захотел увидеть малышку Диночку.
Нора была в отчаянии. Она осталась одна с двумя детьми в чужом городе на зарплату учительницы музыкальной школы. Ее репутация была изничтожена старниями мужа и свекрови. Она умоляла мужа опомниться и не возводить на нее гнусный поклеп, а пуще всего пожалеть своих родных детей. Все родственники бывшего мужа были на ее стороне - естественно, кроме тети Берты. Но дядя Миша был неумолим. Он порвал со своей женой раз и навсегда.
Ее родители перебрались к ней окончательно, бросив все, чтобы поднимать детей. Нора работала день и ночь, и все равно семья страшно нуждалась. Я помню их захламленную квартиру, где дед и бабушка сновали вокруг детей. Кругом была полная разруха. Окна были такими грязными, что через них не было видно дневного света.
Маленький Гриша таскал на руках свою сестренку, пухлого белокурого херувимчика в кудряшках. Потом малыш с черной челкой и огромными глазами играл для меня на скрипке. Гриша был таким чудесным ребенком, что, казалось, таких детей не бывает. Видимо, чудесные дети были даны Норе в утешение взамен ее собственной разбитой жизни.
Между тем дядя Миша опять женился. Его новая жена была полной противоположностью Норе. Тетя Соня работала экономистом. Она не была ни умницей, ни тем более красавицей. Зато она была хозяйка в полном киевском понимании этого слова! Дядя Миша расцвел в новой семье. Его жена прекрасно готовила, дома его всегда ждал обед, чистота и наглаженные рубашки.
Вскоре там появилась дочка Анечка. Этого ребенка дядя Миша любил так, как очень немногое отцы любят своих детей. Она стала ему всем. Он поместил в этого ребенка свою душу. Он сажал ее на горшок, завязывал бантики и водил на музыку. Отец и дочь были неразлучны. В семье царило полное счастье.
Нора же опускалась все ниже и ниже. Она совершенно не могла справляться с бытом. Ее родители умерли один за другим. У нее не было вообще никаких родственников. В ней не осталось ничего от златокудрой красавицы, блиставшей на сцене. Ее видели на улице изможденную и обтрепанную.
Я помню, как Нора в последний раз заезжала к нам, когда была проездом в нашем городе. Это была высохшая беззубая старуха, абсолютно седая, одетая в обноски. Ей не было еще и пятидесяти лет. Мама упаковала ей все, что нашлось в доме и могло бы сгодиться для детей. Помню Нору с огромной сумкой, под зонтом, влезающей в автобус.
Дальние родственники бывшего мужа пытались подкармливать детей, потому что дети были голодные. У Дины вообще не было зимних сапог. Нора не благодарила, не просила о помощи и избегала контактов.
Дядя Миша, тем не менее, поддерживал общение со своим сыном. Он приходил к нему в школу, и встречи эти были для мальчика источником несказанных мучений. Один раз он явился по дороге из бани с веником под мышкой. Над Гришей потом поиздевались сполна.
Но самое ужасное было как он обращался с Диной. Маленькая Дина всегда была возле своего брата. Дядя Миша говорил малышке "отойди, девочка, ты не моя дочь".
В наше время, когда люди едут на край света и тратят бешеные деньги, чтобы усыновить маленького китайчонка, негритенка или отпрыска украинской проститутки, мужчина, отринувший свое дитя, кажется дикостью. Но дядя Миша был неумолим. Анечка была очень способной девочкой, вся в своего отца. Только oнa была его настоящей дочерью, смыслом его жизни, его гордостью и его счастьем. .
Правда, и Гриша был очень талантливым. Без денег, без связей еврейский мальчик поступил на математический факультет Kиевского университета, что в то время было очень непросто.
Годы шли, Нора уже давно плохо себя чувствовала, он кашляла. У нее диагностировали туберкулез. При той нищете, в которой они жили, этот диагноз никого не удивил. Когда после лечения ей не стало лучше, ее послали еще куда-то и там у нее обнаружили рак легких. Нора никогда в жизни не курила.
Катастрофа обрушилась на детей, потому что кроме них, у нее никого не было. В первую очередь Гриша побежал к отцу, потому что отец врач, но дядя Миша отказался помогать бывшей жене. Гриша поклялся забыть о том, что у него есть отец.
Гриша сам нашел ей врача, необыкновенного специалиста, который тянул Нору еще два года. Потом врач завербовался на работу в Африку, и через два месяца Нора умерла. Дети остались совершенно одни. Со смертью Норы прервалась связь с Гришей. Потом грянула перестройка.
Родственники уехали почти все, кроме дяди Миши и его семьи. Анечка училась в медицинском институте, и надо было его закончить, а потом уже с дипломом врача уезжать.
И вдруг странный телефонный звонок от дяди Миши: не сможете ли вы достать лекарство и переслать из Америки? Дядя Миша был подавлен и неохотно сообщил, что Анечка находится в психиатрической больнице.
У Анечки шизофрения, и бред какой странный: ей кажется что родители ей чужие, и она не их дочь. Она не хочет их видеть.
Родители боролись: доставали заграничные лекарства, Анечка наблюдалась у лучшего психиатра, друга папы.
Вдруг утром достаем из ящика письмо: "Дорогие мой, нас постигло ужасное горе. Анечки больше нет".
Она бросилась из окна восьмого этажа после того как пришла из института. Отец поговорил с ней об учебных делах. Все было, как обычно. Через пять минут она закрыла дверь в свою комнату, а потом начался шум во дворе, и тетя Соня выглянула вниз.
Мне кажется, Анечка не случайно сделала это в День Святого Валентина, который уже начал распространяться по постсоветскому пространству. Тетя Соня вздыхала когда-то, что Анечка совсем, совсем обычная, такая скромная девочка, а мальчиков вокруг нет. Самой тете Соне ее обычность не помешала удачно выйти замуж, но за дочку она, тем не менее, переживала.
Вероятно, Анечка считала, что у нее нет шансов на любовь и замужество, и ее больной рассудок не выдержал коммерческой вакханалии фальшивого праздника любви.
Тетя Соня с ее малоэмоциональным характером перенесла гибель единственного ребенка на удивление стойко. Дядя Миша же просто помешался. Он дневал и ночевал на кладбище. Горе его принимало причудливый характер. Он писал безумные псевдонаучные статьи по медицине, подписывал их своим и Анечкиным именем, и рассылал в редакции знаменитых научных журналов. Когда-то он действительно печатался по своей специальности, но здесь трагедия его жизни странно переплеталась с его профессией.
У нас охранилось несколько фотографий Анечки: сначала малышка, потом подросток; всегда рядом с отцом; никогда не улыбается и всегда смотрит вбок. Нельзя проследить ее взгляд, он ни на ком не останавливается. Точно такой же боковой-рассеянный взгляд у Анечки и на памятнике, и на большом портрете который художник написал уже по фотографиям.
Родители все же уехали, как и собирались, но не за океан, а в Германию, чтобы иметь возможность часто посещать могилу.
Проходили годы, дядя Миша совершал всю видимость жизни, но ум его блуждал. Он раздумывал в письмах: неужели ТАМ за гранью жизни, ничего нет, и я никогда ее больше не увижу?
Моя мама уговаривала его по телефону: помни, что у тебя есть сын. Гриша давно уехал в Израиль, но Израиль - страна маленькая, и найти его было нетрудно. Родственники разыскали Гришу и предприняли усилия челночной дипломатии. "Прости его, старого дурака, он таких дров наломал и в своей жизни и чужих сколько порушил. Бог его достаточно наказал".
Наконец, через четверть века отец и сын стали переписываться и перезваниваться. У Гриши в Израиле была семья и десятилетний сын, своя компьютерная фирма и собственная квартира на берегу моря.
Недавно дядя Миша с тетей Соней сьездили в Израиль и жили у Гриши две недели. Дети их душевно принимали. Дядя Миша впервые осознал, что у него есть внук. Он прислал фотографии из поездки.
Странные это были фотографии. На них никто не улыбается, кроме маленького мальчика с черной челкой.
Пожилая женщина на всех фотографиях крепко прижимает к себе ребенка. Ее невозможно оторвать от этого ребенка. Она ест, купается в море, осматривает какие-то руины, но взгляд ее печален, и мальчика она держит крепко.
Впервые за 40 лет мы увидели на фотографиях Гришу. Ничего не осталось от чудесного малыша. Даже взгляд, а он у человека обычно не меняется с самого младенчества, стал совершенно другим. Мы видим седеющего лысеющего человека с тяжелыми глазами и жесткими складками вокруг рта.
Но Гришина фотография не отпускает. При первом взгляде поражает сходство - это же дядя Миша в молодости! Но чем дольше смотришь, тем больше проступают черты его загубленной матери. В конце концов фото полностью преображается и видишь, да, это она, полностью она, и она смотрит на нас!
Слава богу, что ребенок весел, пухл, здоров и совсем не похож ни на бабушку, ни на дедушку.
Осталось сказать, что Дина с мужем и детьми, поездив по миру, вернулась жить в Киев. Дядя Миша ей не наносил визита, но фотографию ее семьи увез с собой.
Родственники уговаривают его пройти экспертизу на отцовство и решить вопрос раз и навсегда. Но дядя Миша, естественно, никогда этогo не сделает.
Мама говорит: Бог так его наказал, что Oн - есть.