Доктор Зигмунд
Австрия, Вюрмлах 05.1898 г.
Утром после завтрака, надев новый пиджак, я смотрел в окно. По тропинке, накидывая клетчатый платок удалялась фройляйн Мильхес, а по стеклу выбирая маршруты, струились капли дождя. Чуть в стороне дрались двое соседских мальчишек. Тот что толстый - явно боялся своего оппонента, потихоньку отходил по кругу, вяло отбиваясь пухленькими ручками от поджопников своего другана. Мне немедленно захотелось выйти и отругать обоих, предотвратить побои и подобную агрессию. Я испытал какой-то внутренний выброс влажного и мерзкого мусора у себя у самого внутри от мысли, что так вот с самого детства люди становятся врагами. Они учатся соперничать, самоутверждаются: сильный бьет слабого, испытывает свою силу, изучает свои инстинкты и пытается определить границы собственных черт, слабый учится терпеть, ненавидеть и улыбаться. В следующую секунду мне показалось, что если б я мог это предвидить и успеть разнять этих юнцов, то возможно смог бы оградить их от этого мещающего всему миру и всему человечеству опыта. Именно тогда впервые в голову мне пришла мысль об этом эксперименте. Великой Германии и миру, в новом и самом многообещающем веке просто необходим человек нового образца, новой формации. Этот мир должен стать новым миром, в котором нет войны, злости, агрессии и насилия. Развитие современной науки вполне позволяет в ходе 14 - 25 летнего эксперимента создать такой экземпляр. Нужно всего лишь знать, какие струнки психологии и разума необходимо коснуться.
Хоть эти все мысли пронеслись в моей голове за какие-то секунды, мальчишки за это время успели разбить друг-другу носы. Толстый как-то сумел подмять под себя Ханса и неуклюже мутузил его свежевырванным клочком земли. Какие должно быть ужасные химические реакции порождают сейчас внутри этого толстяка гнусности, если за минуту до этого он испытывал страх, ненависть к Хансу. Теперь он от души получал компенсацию и внутри него эта компенсация бессознательно привязывалась к имени Ханс, ощущению ненависти и страха.
Я тут же вспомнил двухгодовалую дочурку фройляйн Мильхес. Однажды этот ребенок схватил меня за бороду и довольно сильно начал сворачивать её и тянуть на себя. Словесные и фонетические уверения того, что мне больно ребенок не воспринимал, он исследовал этот мир. Мне не оставалось ничего, кроме как тоже схватить киндера Мильхес за волосы. Довольно быстро ребенок осознал на себе, что хватить за волосы больно и никогда больше со мной так не делал.
Я выпил полстаканчика холодного шнапса, повязал платок и надел кепи. Направлялся я в горы, намереваясь по-пути как следует врезать толстяку, а главное обдумать план своих действий на далее.
Утром после завтрака, надев новый пиджак, я смотрел в окно. По тропинке, накидывая клетчатый платок удалялась фройляйн Мильхес, а по стеклу выбирая маршруты, струились капли дождя. Чуть в стороне дрались двое соседских мальчишек. Тот что толстый - явно боялся своего оппонента, потихоньку отходил по кругу, вяло отбиваясь пухленькими ручками от поджопников своего другана. Мне немедленно захотелось выйти и отругать обоих, предотвратить побои и подобную агрессию. Я испытал какой-то внутренний выброс влажного и мерзкого мусора у себя у самого внутри от мысли, что так вот с самого детства люди становятся врагами. Они учатся соперничать, самоутверждаются: сильный бьет слабого, испытывает свою силу, изучает свои инстинкты и пытается определить границы собственных черт, слабый учится терпеть, ненавидеть и улыбаться. В следующую секунду мне показалось, что если б я мог это предвидить и успеть разнять этих юнцов, то возможно смог бы оградить их от этого мещающего всему миру и всему человечеству опыта. Именно тогда впервые в голову мне пришла мысль об этом эксперименте. Великой Германии и миру, в новом и самом многообещающем веке просто необходим человек нового образца, новой формации. Этот мир должен стать новым миром, в котором нет войны, злости, агрессии и насилия. Развитие современной науки вполне позволяет в ходе 14 - 25 летнего эксперимента создать такой экземпляр. Нужно всего лишь знать, какие струнки психологии и разума необходимо коснуться.
Хоть эти все мысли пронеслись в моей голове за какие-то секунды, мальчишки за это время успели разбить друг-другу носы. Толстый как-то сумел подмять под себя Ханса и неуклюже мутузил его свежевырванным клочком земли. Какие должно быть ужасные химические реакции порождают сейчас внутри этого толстяка гнусности, если за минуту до этого он испытывал страх, ненависть к Хансу. Теперь он от души получал компенсацию и внутри него эта компенсация бессознательно привязывалась к имени Ханс, ощущению ненависти и страха.
Я тут же вспомнил двухгодовалую дочурку фройляйн Мильхес. Однажды этот ребенок схватил меня за бороду и довольно сильно начал сворачивать её и тянуть на себя. Словесные и фонетические уверения того, что мне больно ребенок не воспринимал, он исследовал этот мир. Мне не оставалось ничего, кроме как тоже схватить киндера Мильхес за волосы. Довольно быстро ребенок осознал на себе, что хватить за волосы больно и никогда больше со мной так не делал.
Я выпил полстаканчика холодного шнапса, повязал платок и надел кепи. Направлялся я в горы, намереваясь по-пути как следует врезать толстяку, а главное обдумать план своих действий на далее.