(no subject)
Что касается турок и геноцида армян, в том смысле почему не признают и не хотят дать моральную оценку, то какая же тут интрига? И Акунин вчера в ленте недоумевал - почему. Нам то должно быть очевидно и примеров вокруг тьма - историей народа (страны, империи) принято гордиться. Гордиться победами, достижениями, видеть в них знак исключительности, уникальных качеств нашего (турецкого, русского или иного) народа, величия и ещё там ведущей исторической роли и т.п. Поскольку национальность обычно относится к области самоидентификации, то это очень личное у людей бывает. Ну, в зависимости от степени слияния, от степени растворения своего «я» в группе.
То есть чувствовать гордость за победу в ВОВ, вклад в мировую литературу, за индустриализацию, за первый спутник, за балет и полет в космос хорошо и приятно. А чувствовать стыд и вину за миллионы доносов на соседей и коллег, за репрессии, за ГУЛАГ, за коллективизацию, продразверстку или за насаждение в соседних странах вредной и экономически гибельной общественной формации «социализм» - совсем не приятно и не хорошо. Акунину ли не понимать. Ну и у турок тот же механизм наверняка. Османская империя тоже ведь была ого-го, с величием и исторической ролью полный порядок.
Со стыдом, виной, искренним раскаянием и сопутствующей рефлексией ведь какая неприятность. Это из категории вещей, которые «если надо объяснять, то не надо объяснять». Ведь если человек ставит вопрос так, что оно типа история и нам не судить или, хуже того, вопрошает «перед кем мы должны каяться?», то можно, конечно, пытаться донести, но не получится влезть другому в сферу душевного опыта. Со стороны не привнести, если опыта подобных переживаний (и успешного проживания оных) у человека нет. Ведь стыд и вина это ужасно неприятно, да и рушит самооценку. Человек искренне не понимает в чем профит и ему кажется что злая (или враждебная, ведь всюду враги, многие из которых другой национальности, да-да) внешняя мораль принуждает его (то есть ту группу с которой он идентифицируется) к унизительному с его точки зрения публичному акту - покаянию. Извне непонятно зачем стыдиться и каяться. Только из состояния переживания ясно как божий день, что раскаяние (и желательно публичное) это единственный способ стать лучше и более никогда таких ужасных и позорных вещей не делать. Никогда больше. Стать другим человеком, который на такое неспособен. Завязать, подвести черту, перевернуть страницу, закрыть гештальт.
От общества, как и от человека, нужен ясный поступок. Ведь почему Раскольников (возвращаясь к бесценному вкладу нашего народа в мировую литературу), осознав весь ужас содеянного, не просто повалялся дома перед иконами и выговорился Соне, а отправился каяться в публичное место? Потому что не было выбора. Если на одну чашу весов (не буду останавливаться на том, о каких весах речь) вы кладете один поступок (убийство), то на другую тоже надо положить что-то весомое. Иначе никак не очиститься, никак не стать лучше. Убеждать самих себя (а более никого и не удастся), что мы и так достаточно хороши в области балета и делания ракет, это бесполезное и безнадежное занятие. И выглядит не очень.
Есть, конечно, мнение, что возможно обойтись и без раскаяния, если компенсировать преступления подвигами и жертвенностью. Можно спорить работает ли это на индивидуальном уровне, но на уровне общества и народа, к сожалению, совсем нет. Потому что преступления совершают одни люди, а жертвуют собой и героически преодолевают совсем другие. И в результате в наследство мы получаем нездоровую раздвоенность сознания и неловкие попытки сакрализации любой (своей) истории.
То есть чувствовать гордость за победу в ВОВ, вклад в мировую литературу, за индустриализацию, за первый спутник, за балет и полет в космос хорошо и приятно. А чувствовать стыд и вину за миллионы доносов на соседей и коллег, за репрессии, за ГУЛАГ, за коллективизацию, продразверстку или за насаждение в соседних странах вредной и экономически гибельной общественной формации «социализм» - совсем не приятно и не хорошо. Акунину ли не понимать. Ну и у турок тот же механизм наверняка. Османская империя тоже ведь была ого-го, с величием и исторической ролью полный порядок.
Со стыдом, виной, искренним раскаянием и сопутствующей рефлексией ведь какая неприятность. Это из категории вещей, которые «если надо объяснять, то не надо объяснять». Ведь если человек ставит вопрос так, что оно типа история и нам не судить или, хуже того, вопрошает «перед кем мы должны каяться?», то можно, конечно, пытаться донести, но не получится влезть другому в сферу душевного опыта. Со стороны не привнести, если опыта подобных переживаний (и успешного проживания оных) у человека нет. Ведь стыд и вина это ужасно неприятно, да и рушит самооценку. Человек искренне не понимает в чем профит и ему кажется что злая (или враждебная, ведь всюду враги, многие из которых другой национальности, да-да) внешняя мораль принуждает его (то есть ту группу с которой он идентифицируется) к унизительному с его точки зрения публичному акту - покаянию. Извне непонятно зачем стыдиться и каяться. Только из состояния переживания ясно как божий день, что раскаяние (и желательно публичное) это единственный способ стать лучше и более никогда таких ужасных и позорных вещей не делать. Никогда больше. Стать другим человеком, который на такое неспособен. Завязать, подвести черту, перевернуть страницу, закрыть гештальт.
От общества, как и от человека, нужен ясный поступок. Ведь почему Раскольников (возвращаясь к бесценному вкладу нашего народа в мировую литературу), осознав весь ужас содеянного, не просто повалялся дома перед иконами и выговорился Соне, а отправился каяться в публичное место? Потому что не было выбора. Если на одну чашу весов (не буду останавливаться на том, о каких весах речь) вы кладете один поступок (убийство), то на другую тоже надо положить что-то весомое. Иначе никак не очиститься, никак не стать лучше. Убеждать самих себя (а более никого и не удастся), что мы и так достаточно хороши в области балета и делания ракет, это бесполезное и безнадежное занятие. И выглядит не очень.
Есть, конечно, мнение, что возможно обойтись и без раскаяния, если компенсировать преступления подвигами и жертвенностью. Можно спорить работает ли это на индивидуальном уровне, но на уровне общества и народа, к сожалению, совсем нет. Потому что преступления совершают одни люди, а жертвуют собой и героически преодолевают совсем другие. И в результате в наследство мы получаем нездоровую раздвоенность сознания и неловкие попытки сакрализации любой (своей) истории.