Лучезарная субурбия и ничего Светова
Вот так живешь себе в мире счастливо и разбираешься неплохо в полутора вещах. Все вокруг кажутся умными и начитанными; каждый, имеющий собственное мнение в определенном топике, - авторитет. Все просто и никакого стресса: доверяешь тому, кто убедительнее звучит. И вдруг очередной гуру начинает объяснять аудитории то, о чем ты хотя бы немного читал - и демонстрирует феноменальную некомпетентность, оперирует шокирующими упрощениями, целую научную область коверкает и редуцирует только затем, чтобы ею подпереть свою идеологическую систему. И ты такой: о-о-о, стопэ, так до этого ваш анализ был столь же глубокого уровня?
Вот Михаил Светов (конечно, он мне даже в экономике и политологии не авторитет, но было интересно слушать его увлекательные пересказы разных теорий (Лена, не слушай ничьи пересказы; все, что кажется интересным, читай сама, что за тупица) и следить за его активизмом) несколько раз тут высказывался про т.н. «урбанизм», то есть концепцию современного городского устройства. Он в частности ругал Илью Варламова за то, что тот вместе с коллегами-«урбанистами» исповедует теорию градостроительства, обоснованную некогда Ле Корбюзье, и пропагандирующую уплотнение городов и государственное регулирование городского планирования и застройки. Еще до этого он сходил к Варламову на дебаты, но они для него ситуацию никак не прояснили. По-моему, ему даже не довелось озвучить этого пункта при Валамове, чтобы тот мог высказаться на этот счет. Впрочем, я дебатов не досмотрела, это кошмарное видео. Варламов выглядел на них плохо, потому что нелепо и беспомощно защищался от нападок в одном и том же грехе, наличие которого варламовскую аудиторию вообще не интересует; аудитория же Светова непреклонна и ее едва ли можно разубедить жалким повизгиванием оппонента.
Стало ясно, что с ценностями и данными, которые Варламов пытается доносить в письменных материалах (где он не так плох, как на ютубе), Светов плохо знаком, так как очень занят делами. После встречи с Ильей у него в голове осталась какая-то немыслимая каша, которую он не смог структурировать и разбавить качественными сведениями. Он дополнительно узнал только о том, что был некий Ле Корбюзье, он был реформатором в теории и практике градостроительства, и под его влиянием в частности был возведен никудышный город Бразилиа.
Почему-то Михаил решил, что из заветов Ле Корбюзье вырос и ненавистный ему «урбанизм», - но мы-то понимаем, что это совсем никуда не годится!
Он остался убежден, что «урбанисты» только притворяются, что хотят уютные города в человеческих масштабах: на самом деле, они все мечтают застроить башнями «а-ля Лучезарный город» (Михаил не знает таких терминов, но имеет в виду это). Тогда как на самом деле человеку надо две вещи: узкие кривые улочки и чтобы город рос вширь. И либертарианство обязательно обеспечит этот рай.
Пацаны, мне очень непонятно, у меня кипит мозг и все пригорает, я не знаю, с чего начать! Я сама не «урбанист» и отличаюсь от Светова только тем, что немножко читала книжки и слушала лекции, мне очень сложно! Но если дать послушать доводы Михаила настоящему специалисту, то он заискрит и сломается сразу!
Давайте мы по-быстрому разберемся, что происходит. Во-первых, «новый урбанизм», как это называется на Западе, начался не с Ле Корбюзье и даже не с Оскара Нимейера, - наоборот, с их (в том числе) оппонента Джейн Джекобс. Наверно, все это и так знают, но сорри, это нельзя упускать из виду. Джейн Джекобс выступала против модернистского взгляда на градостроительство, который господствовал среди принимающих решение людей в ее время. Этому взгляду позволили возобладать некоторые предпосылки: новые материалы и методы строительства, автомобилизация, рост городов. Ну и это все подкреплялось общепринятой философской концепцией, которая, конечно, росла из тех же предпосылок во многом.
Человечество в один миг получило огромные возможности, которых у него до этого никогда не было, и разумно пользоваться которыми только предстояло научиться. Мы до двадцатого века не умели строить жилые высотки и перемещаться в пространстве с такой дикой скоростью. Сначала, когда тебе только выдают эти абилки, ты думаешь: «О, ништяк, что может быть плохого в этом!» - и сложно тебя упрекнуть за неспособность мыслить наперед, потому что ну кто же знал. Поэтому модернисты, которым надо было срочно сбежать из проклятого ада индустриальных городов (порождения XIX века), так радостно и беззаветно пользовались новыми достижениями цивилизации, лишь бы поскорее оттуда свалить.
Широкие магистрали и эстакады для машинок, прекрасные небоскребы «город внутри дома», гигантские парковые массивы, разрывающие город на кусочки, - что вообще могло пойти не так? В тоталитарных режимах сюда еще добавляли МАСШТАБА, - потому что бюджетные деньги никто не считает, а красота важна, куда без красоты. Вот, Джейн Джекобс была первой, - по крайней мере, из великих, - кто обратил внимание на побочки и сформулировал претензии к этому новому видению города.
Собственно, оказалось, что эти новые технологии сродни современному фаст-фуду: это дешево, эффективно, вкусно, выглядит круто и всем нравится, - но это не та диета, к которой нормальный человеческий организм приспособлен. И хотя мы благодарны современной цивилизации за то, что продукты с большим содержанием сахара так просто теперь доставать, - мы отдаем себе отчет, что эта фича запросто может перерасти в баг, такой как ожирение и прочие болезни, сопутствующие плохо сбалансированной диете. Поэтому мы должны контролировать свое питание, ходить в спортзал и делать еще кучу неприятных вещей, чтобы не пасть жертвой достижений прогресса и не умереть в 30 лет.
То же и с городом: когда-то он развивался традиционным способом, единственным, который работал и, в общем-то, был осуществим. Человеку действительно комфортно в таком городе, в домах такой величины и на улицах такой ширины, - к этому шли тысячелетиями. Вследствие драматических технологических прорывов город вышел из-под контроля: сначала - на рассвете индустриальной эпохи - он перестал справляться с новыми задачами, не подходящими для него, и приобрел отталкивающий имидж. Когда эти технологии стали использоваться для развития городской среды и на нее был обращен взор творцов будущего, город превратился в деревенского мальчика, которого привели в МакДональдс и разрешили брать все. Несусветные шоссе в самом центре, гигантские площади самой дорогой земли, отданные под парковку, высотное строительство - экономически неэффективное для коммерческих нужд и античеловеческое при использовании для жилья, бесконечные просторы субурбий, этих иждивенцев, присосавшихся к городу, населенных нездоровыми, оторванными от сообщества людьми, - это болезни, которые заработал себе город-наркоман, подсевший на современные технические достижения.
И Ле Корбюзье, на которого напал Михаил, - это про второе, про восторг перед новыми возможностями, про горячечную жажду снести все старое и сбацать новое, невероятное, - то, что сделает нас другими, убьет в нас отжившего старого человека и сотворит из нас Уберменша! Это про пацана в Макдаке и его естественно-неестественные радости. И для таких желаний и свершений не обязательно было быть философствующим архитектором в тоталитарной стране, - можно было просто строить города в угоду удобному личному транспорту, ведь он у всех есть, а у кого нет, те пусть купят, ведь машина это счастье. Поэтому субурбия не может быть противопоставлена высотному Гонконгу, они замешаны на тех же самых дрожжах. Они порождены тем, что человек переоценил свои силы.
В создании модернистской утопии на месте старого города государственное регулирование играет десятую роль. Примеры безумного современного градостроительства встречаются в разных странах и выглядят чрезвычайно по-разному, - в том числе из-за отличий и степени регулирования, - но это не делает более или менее пригодными для жизни. Лас-Вегас и Лос-Анджелес так же плохи с точки зрения комфорта для жизни, как Бразилиа, новые районы Питера и так и не построенный Лучезарный город Ле Корбюзье.
Это все неестественно, это не то, как человек жил в течение последних десяти тысяч лет и к чему готовила его эволюция. Но в рождении таких городов не обязательным является участие диктатора или наличие свода безумных правил инсоляции, - главное, слишком быстрый технологический прорыв. Люди всегда будут хотеть сэкономить время, деньги и площади.
Джейн Джекобс, мама «нового урбанизма», который так не любит Михаил, писала об Америке, она сформулировала то, насколько античеловеческой была среда, которую создали в городе обилие машин и несоразмерная застройка, - и насколько еще более античеловеческой была регуляторная борьба с неспособностью города эффективно функционировать.
Снова переходя на диетологический язык, она сказала: «Так, парни, мы обожрались бургеров с колой, весим 250 кг и больше не можем вставать с дивана. То, что мы разложили диван, переоделись в другие шмотки и запретили показывать нам зеркала, не сильно поможет нам чувствовать себя лучше. Вот помните, раньше-то хорошо было, мы ели щи и ходили пешком в поле каждый день. Такие были здоровенькие. Кстати, у Машки-то малые так и лопают щи, гляньте, какие веселые бегают».
Джейн Джекобс была против государственного регулирования приблизительно в 99% случаев, она вот была истинный либертарианец, не какой-то там ваш хилый Светов. Она видела выход из многих городских ситуаций в сложных и не за один день начинающих работать схемах, но они почти никогда не подразумевали вовлечения властей. У нее все, скорее, действовало по принципу “Live & let live”.
Концепция «нового урбанизма» использует ее ценности здорового, экономически устойчивого и дружелюбного к жителю города, где во главе угла стоит понимание, что среда традиционного города наиболее человечна и должна служить примером для градостроительства, пока действительно не изобретут чего-то более полезного. Однако имплементация идей «нового урбанизма» уже может проводиться совсем не теми путями, которые описывала Джейн Джекобс. Вот тут у Светова с ними и клинч получается.
Потому что современные теоретики и практики развития городской среды особенно не заморачиваются со средствами достижения своего светлого будущего. Как правило, с ними работают непосредственно городские власти, готовые по их советам расширять тротуары, создавать велоинфраструктуру и модернизировать общественный транспорт - за бюджетный счет и вот это все.
Я хочу подчеркнуть, что идеи, изложенные Джейн Джекобс, и взятые на вооружение ее последователями, даже в том виде, в котором они претворяются в жизнь сейчас, ни в коем случае не противоречат эффективной и свободной рыночной экономике. Расстыковка в том, что она считала, что имплементироваться они должны осознанным и самостоятельным актом городских сообществ и бизнесов, а ее современные последователи на западе не могут перестать придерживаться левых убеждений и отказаться от своего этатизма, - поэтому вся эта красота создается на бюджетные деньги и очкастыми специалистами. Ну, это все хотя бы долго и открыто обсуждается. Столь эффективно, как в Москве, не работает никто и нигде.
Когда я хочу написать что-то в двух словах, у меня получаются особенно упорото длинные посты. Черт его знает, получилось ли у меня, но моей целью было разобраться с урбанистической критикой М. Светова, который не любит: 1) современный «урбанизм», 2) его отца Ле Корбюзье; и любит: 1) традиционное стихийное градостроительство с узкими улочками и 2) стихийную американскую субурбию. Мои пойнты были в том, что 1) современный «урбанизм» находится в оппозиции к философии Ле Корбюзье (насколько наука может находиться в оппозиции к тому или иному учению), 2) стихийное не всегда хорошо, потому что в неестественной среде стихийное перестает работать так, как работало тогда, когда на его успешное функционирование были потрачены тысячелетия эволюции; более того, одно стихийное, порою, может быть полностью противопоставлено другому стихийному.
Я сама нахожусь в серьезных раздумьях относительно того, насколько возможен хороший комфортный город, в котором я не буду хотеть себя убить прямо сейчас, без того, чтобы проклятые слуги народа за меня решали, где проложить велодорогу, а где запретить парковку, - и вынимали за это почти без спросу мои бюджетные деньги. Непонятно.