Былое.
Мистика рождественского вечера в Яйлю с Владимиром Высоцким.
«Ну, вот, исчезла дрожь в руках, теперь - наверх!
Ну, вот, сорвался в пропасть страх - навек, навек!
Для остановки нет причин - иду, скользя,
и в мире нет таких вершин, что взять - нельзя!»
В.С. Высоцкий, «Горная лирическая».
Лампа ярко пыхнула, выдав в кухонную темноту угарный керосиновый чад, и тут же почти угасла. Сергей задул её слабый огонёк, немного прикрутил фитиль и снял стекло. Огромными портняжными ножницами аккуратно подрезал обгоревший фитиль, тщательно протёр скомканной газетой стекло, снова поджёг фитиль и установил ламповое стекло на место. Кухня осветилась неровным желтоватым светом и на её стенах заколыхались тени нашей небольшой компании. Рая встала из-за стола, открыла дверку большой кирпичной печи и подбросила в топку охапку крепких берёзовых поленьев. Ярко вспыхнувшая береста бросила языки пламени наружу, но хозяйка быстро прикрыла дверцу. Печка радостно загудела, и все сразу ощутили уютное тепло от её кирпичных боков.
Оля вопросительно глянула на меня, я понимающе кивнул и наполнил разномастные видавшие виды бокалы крепкой облепиховой наливкой.
- «Ну, ребятки, давайте выпьем за наше маленькое Яйлю - наш большой дом, за наши семьи, за жён и детей, которые всегда ждут, и к которым мы стремимся вернуться с самого первого дня своего патрулирования» - предложил тост Сергей Спицын, мой друг-напарник и начальник патрульной группы Алтайского заповедника.
Четыре бокала звонко соединились над накрытым домашними вкусностями столом, и мы с удовольствием пригубили невиданный в других местах напиток из дикой облепихи Чулышмана. Неторопливо закусили мочёной язулинской брусникой. Рая разлила по глиняным кружкам ароматный травяной чай, достала из духовки и выставила на стол огромный рыбный пирог. Я взял в руки гитару, подстроил струны и для разогрева проиграл несколько старых, почти забытых песен из времён своей городской молодости. Оля принялась разрезать пирог, а Сергей молча сидел и пристально смотрел в ярко горящий фитиль керосиновой лампы.
Я удобнее устроил гитару на коленях и тоже устремил свой взор на маленькие язычки пламени. Ладонь легла на гриф и пальцы сами нашли нужный аккорд. Сделав небольшой проигрыш, я, не отрывая взгляда от огня, окунулся в энергетику Высоцкого и в воспоминания о нашем недавнем патрульном рейде в самых отдалённых местах Алтайского заповедника.
- «Здесь вам не равнина, здесь климат иной…» - пел я и перед глазами возникли картины недавнего прошлого…
Вообще-то мы собирались в тайгу втроём: Сергей Спицын, Игорь Савинский и я. Но перед самым выходом на патрулирование Игорь, большой гурман и страстный любитель вкусно поесть, умудрился пролить на себя снятый с печи чугунок с наваристым борщом. И всё - бёдра покрылись волдырями, и ни о каком походе уже не могло быть и речи: Игорь не может идти, а вдвоём в декабре уходить на патрулирование заповедной территории с её сложным горно-таёжным рельефом чревато многочисленными трудностями - короткий световой день, самый пик морозов, да и топтать лыжню двумя парами камусных лыж значительно тяжелее, чем тремя…
Однако мы всё-таки решились и в самом начале декабря оказались за 200 километров от Яйлю и Телецкого озера на горном плато Богояж, куда тувинские скотоводы в это время года стараются загнать на незаконный выпас своих лошадей и сарлыков. Воспрепятствовать этому и была наша задача, т.к. конские табуны и стада местных яков оттесняют с благодатных горных степей архаров-аргали, самых крупных в мире горных баранов, вид которых занесён в Международную Красную книгу.
Попасть в это время года на Богояж можно было только тайгой и только на лыжах. Нас с Сергеем на стареньком УАЗике забросили в Язулу, на самый дальний кордон Алтайского заповедника. Оттуда мы уже в сопровождении местных лесников на лошадях, которые везли наш полевой скарб, выдвинулись к перевалу Незаметный. Ну, а из-под перевала уже по большому снегу, расставшись с нашими помощниками, начали свой нелёгкий путь в гости к архарам...
- «….Весь мир на ладони - ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим - у которых вершина ещё впереди» - я закончил песню, по-прежнему глядя в неяркое пламя ярких воспоминаний.
- «Чай, чай пейте, остынет» - прервала мои воспоминания хлебосольная хозяйка и положила всем по большому куску рыбного пирога.
И мы принялись за ароматное произведение заповедного кулинарного искусства, вслух и про себя нахваливая умелую хозяйку Раису Васильевну Спицыну, мастерицу на все руки. Испробовав рождественский пирог и напившись крепкого душистого чая, я опять взял в руки гитару - не терпелось вновь погрузиться в энергетику песен народного барда и в воспоминания о недавних полевых трудностях.
- «Давай «Погоню» - попросил Сергей.
- «Давай» - согласился я.
Женщины накинули на плечи платки и уселись поуютнее на табуретках, а я, обратив свой взор на пламя лампы, тронул струны гитары и запел:
- «Во хмелю слегка лесом правил я, не устал пока, пел за здравие…» - начал тихо и неторопливо…
Лыжный переход от массива Архарий до Узун-Оюка никогда и ни в кого не внушал особого оптимизма. С самого утра, когда после завтрака ты становишься на лыжи и вместе со своим рюкзаком - «спиногрызом» быстро спускаешься в долину Богояжа, перед твоим взором открывается весь дневной путь, который предстоит пройти: Джулукульская котловина, в декабрьские морозы заставляющая вспомнить рассказы Джек Лондона о застывающем на лету плевке и погибших от невозможности разжечь костёр замёрзшими руками «чечако». Но самое гибельное, что есть в этом переходе - с самого утра ты видишь избушку, к которой ты должен прийти поздно вечером (если успеешь…). И каждый раз, когда ты поднимаешь свой взор от лыжни, ты видишь вожделенную избушку, где тебя ждут печка, чай и отдых, и которая никак не приближается…
Мы с Сергеем вышли пораньше, чтобы успеть к ночи до Узун-Оюка. Быстро спустились к Богояжу и бодро зашуршали лыжами твердому насту. Утреннее весёлое солнце внушало надежду, что к концу дня мы будем пить чай у гудящей печки. Однако с выходом на Чулышман солнце скрылось в морозной дымке, встречный ветер - «хиус» продувал насквозь, а твердый наст сменился глубоким перемерзшим снегом, в который мы стали проваливаться по колено. Скорость нашего перехода резко упала. Желанная избушка с печкой и чаем скрылась в морозной мгле. Появилось ощущение, что кроме нас в этой стылой снежной пустыне никого нет, и никогда не будет конца нашему пути. К вечеру, когда ранние декабрьские сумерки скрыли вершины гор, и мы потеряли привычные ориентиры, легкий «хиус» сначала перешёл в мелкую поземку, а потом и в метель. Изредка сквозь рваные несущиеся облака проскакивала луна. Её спокойный космический свет, действовал гипнотически. Мне казалось, что ещё немного, и мы выйдем к озеру Янкулю, а там и рукой подать до избушки. Однако Сергей, не смотря на моё предложение идти до избушки, настоял на том, чтобы поставить палатку и заночевать. «Разгулявшаяся пурга, ночь, отсутствие ориентиров могут нас завести очень далеко от избушки, » - говорил он. «Мы просто можем заблудиться и потерять и силы и время, » - добавил он и убедил меня.
Ночёвка в гольцах без костра и горячего чая не внушает оптимизма. Но делать нечего, поставив палатку, пожевав цукаты и «запив» их снегом, мы завернулись в спальники и, под пение вьюги и шуршание снега по стенам нашего «домика», окунулись в тревожный, дёрганный сон.
Солнце пробилось сквозь ткань палатки и заиграло весёлыми зайчиками по нашим обросшим и загоревшим лицам. Я первым осмелился выскочить из спальника и, прыгая на одной ноге, вывалился из нашего домика. И первое, что я увидел - часть нашей вечерней лыжни, которую по какой-то непонятной причине не занесло снегом. Она направлялась в Тасту-Оюк. И если бы Сергей не остановил нас, мы были бы сейчас в другой части Джулукульской котловины и в ещё одном переходе от цели нашего вчерашнего путешествия.
- «…Сколько кануло, сколько схлынуло! И кидало меня, не докинуло. Может, спел про вас неумело я, очи черные, скатерть белая!» - заключительные аккорды звучали яростно и нервно. Я оборвал песню на одном дыхании и, постепенно успокаивая гитару и прерывая мелодию, оторвал взгляд от лампы. Поднял глаза и посмотрел на Олю. Жена смотрела на меня с тревогой. Я ей подмигнул - мол, всё в порядке, не переживай.
- «А давайте ещё по бокальчику чулышманского эликсира?» - предложил Сергей, - «У нас ведь есть за что поднять бокал телецкого напитка - за Телецкое озеро! За возращение выпили, за родных и близких тоже. Так что не будем нарушать традиций: третий тост - за Озеро!».
Рая разлила по бокалам наливку и опять положила каждому на тарелку по куску ароматного, пахнущего русской печкой, пирога. Бокалы новь сошлись со звоном над столом, и мы послали свою мысленную благодарность Алтын-Кёлю за возможность жить и работать на его берегах. Тарелки быстро опустели, кружки наполнились чаем, на столе появилось варенье разных сортов и мы заговорили о хозяйстве и бытовых проблемах: о заготовке дров и сенокосе, о ремонте печек и домов, о коровах и прочей домашней живности. В основном говорили Рая с Олей, мы с Сергеем молчали и были ещё там, в горах, в тайге и в нашем экстремальном возвращении домой в самый канун Нового года. Сергей посмотрел на меня, на гитару. Я взял в руки свой старенький инструмент и продолжил эпопею «Погони»:
- «Что за дом притих, погружён о мрак, на семи лихих продувных ветрах…» - песня сама рождалась где-то внутри меня, сама выливалась наружу. Ощущение какой-то дикой свободы овладело мной, я закрыл глаза и поплыл-понёсся в нарастающем ритме мелодии Великого Поэта.
31 декабря того далёкого года на Телецком озере была традиционная ясная штормовая погода. Капитан заповедного теплохода «Зурбаган» Илья Поюченко вместе со своим матросом Павлом Менегечевым с трудом держались на ногах из-за яростной качки. При этом Паше приходилось время от времени привязываться тросом и выскакивать из рубки на палубу с топором, чтобы обрубить лёд с лееров, с мачты, с самой рубки. А мы в это время жгли костёр на южном берегу озера в урочище Карагай и с надеждой вглядывались в даль. Белые буруны яростной зимней верховки мало давали шансов на приход катера. Но «Зурбаган» пришёл и в 18-00 31 декабря 1995 года мы с Сергеем прибыли Яйлю, обняли своих жён и детей, успели смыть в бане следы месячного похода, выпить по бокалу шампанского и забыться долгим спокойным домашним сном…
- «….Сколько кануло, сколько схлынуло! Жизнь кидала меня - не докинула. Может, спел про вас не умело я, очи чёрные, скатерть белая?!» - с закрытыми глазами я на полном выдохе закончил песню, но остановить мелодию сразу не смог и ещё долго сыгрывался, сбрасывая её энергетику и освобождаясь от магии негласно присутствовавшего среди нас народного барда.
Это было 7 января 1996 года. Мы справляли православное Рождество у своих друзей и соседей Сергея и Раисы Спицыных. В Яйлю, центральной усадьбе Алтайского заповедника, не было света. Сотрудники заповедника не получали заработную плату по несколько месяцев. Но продолжали выполнять свои служебные обязанности.
Сергей Спицын.
24 февраля старшему научному сотруднику Алтайского биосферного заповедника Сергею Владимировичу Спицыну,
Ак-Барсу Алтая, исполняется 55 лет!
С Днём рождения, Напарник!