J.J.
Любите ли вы Джойса?
Отвечайте правду, и только правду.
Я предпочитаю читать талантливых истолкователей Джойса- Сергея Хоружего, Игоря Гарина.
Впрочем, «Портрет художника в юности» мне в моей юности нравился весьма. А потом зачитывалась отдельными главами из «Улисса» в старых номерах «Интернациональной литературы» (за 1936 год!), пока весь роман не был переведён. Шекспировскую дискуссию в библиотеке и уморительные сцены в редакции перечитывала по нескольку раз.
И вот является Фолиант. Теперь величавый замысел может быть оценён по достоинству. Но что это? По мере проникновения в материал возникает и крепнет стойкое ощущение погружения в клоаку. Наконец экзистенциальная тошнота становится хронической, и никакие приёмы литературной эквилибристики не в силах помочь преодолеть гадливость. Муторно…
Зачем писать о нелюбимом авторе?
Для меня вопрос первостепенный: творя новую реальность , художник своих читателей возносит или - опускает? В грубом, армейском смысле этого слова. И в какой степени он, художник (писатель в данном случае) ответственен за новое лицо мира?
Нижеследующий текст - мой доклад на культурологической конференции 2004 года. Как на сегодняшний взгляд, - наивно, запальчиво…со швырянием камней в Идола. Но некоторые соображения я готова отстаивать и теперь, а неразрешимый вопрос саднит в душе сильнее прежнего.
Вот уже постмодерн стукнулся толоконным лобком о стену: тупик сортира, дверца которого упорно держится пользователем изнутри.
А ведь завёл эту пластинку старина Джей-Джей…грёбаный диск-жокей.
***
А вы, друзья, прочитавшие сию эпистолу до конца, ответьте -
ЛЮБИТЕ ЛИ ВЫ ДЖОЙСА?
*************************************************************************************************************************************************
Постгуманитарный Улисс
* День 16 июня стал самым длинным описанным в литературе днём. Около 1 000 страниц текста, 20 000 часов работы (как скрупулёзно подсчитал сам автор). Скандальная репутация романа известна. Мнения о нём располагаются в широком диапазоне. Джойсовский опус квалифицируется как гельминтология, Новая Тора, книга для виртуального необитаемого острова.
Итак, «Улисс»: связь с гомеровский «Одиссеей» прослеживается в названии и архитектонике. Парадигма «О» : Пролог - странствия - приключения - возвращение. «У»: уход из дома - соблазны и испытания - возвращение. У Гомера - преодоление опасностей, порой смертельных. Жизням джойсовских персонажей ничто не угрожает; испытаниям они подвергаются отнюдь не по воле богов. Но их одиссея - это странствия их неприкаянных душ.
Примечательно в связи с этим намерение Джойса, как он пишет, «отправить читателя во внутричерепное путешествие».
Путешествие, понимаемое как и н т е р и о р и з а ц и я. Этот метод позволяет персонажам выстроить свой внутренний мир, обрести собственные жизненные ориентиры.
* * *
Пространство романа - это лабиринт дублинских улиц, набережных, каналов и злачных заведений. Именно эти декорации приличествуют новоявленному странствователю по морю житейскому. Тот или иной фрагмент карты Дублина является принадлежностью каждой главы. Ведь карта - непременный атрибут мореплавателя.
Лабиринт «Улисса» сложный и запутанный, но все тупики и ловушки герои вынуждены исследовать, дабы путём проб и ошибок обнаружить выход.
Время романа зиждется на круговороте, заданной цикличности. От утра первого эпизода до глубокой ночи последнего, 18-го, проходит 20 часов, но чтение романа вызывает ощущение целой прожитой жизни - не Блумсдей, «день Блума» это, а «эра Блума».
Время то останавливается - в эпизоде, когда у Блума перестают идти часы; то соскальзывает на предыдущую фазу (в серии синхронных эпизодов «Симплегады»); то разбухает - имитируя засыпающее сознание Молли; то приобретает ускорение.
В эпизоде «Быки Гелиоса» сверкающий экспресс джойсовского стиля словно набирает скорость: сначала медленно…проплывают остановки - хроники, кельтские сказания, средневековые новеллы…затем движется быстрее: Голдсмит, Поп, Стерн… И вот уже мы стремительно мчимся по просторам современных лексических земель.
Джойсовский «Улисс» состоит из 18 глав, названия которых корреспонди-руют эпизодам гомеровской «Одиссеи». Существует и определённое соотнесение образов персонажей с гомеровскими героями. Так, рекламный агент Блум предстаёт новым Одиссеем; Стивен Дедалус символизирует Телемака; Мэрион Блум выступает в роли Пенелопы и т.д.
Те или иные образы по-разному причастны к гомеровской теме. Остроумно, к примеру, изображение дублинского Полифема как ирландского националиста, ослеплённого фанатизмом. Перманентно взвешенное состояние редактора бульварной газеты отождествляется со стихией Эола. Сцилла и Харибда - это извечное Pro et contra: духа и материи, жизни и искусства, мужчины и женщины, красоты и правды; гамлетовское «быть или не быть».
Увлекает игра в переодевания, остроумная перелицовка, реализация метафор; эта викторина для эрудитов тренирует мозги. К тому же греческая топография занятно дублируется дублинской, а для пущей полифоничности изобретается ещё и атлас анатомических соответствий. Например: если действие 14-го эпизода происходит в роддоме, - символикой данной главы будет чрево. Если девушки в баре мурлычут шлягеры - аллегорией выступает ухо. Метод строго, систематически соблюдается.
Итак, главный герой: Блум - современный Улисс. Джойса восхищала полнокровность образа гомеровского Одиссея. Даже Гамлет и Фауст виделись ему менее яркими фигурами. Ведь Одиссей - и сын Лаэрта, и муж Пенелопы, отец Телемака, любовник Калипсо; воин, царь, рассказчик, знаток людей.
- А вот Блум, которого построил Джойс. По замыслу писателя, это дублинский Пер Гюнт, ирландский Фауст. Джойс откровенно признавал, что Ибсен явился для него учителем, предтечей, поэтому имеет смысл сравнить Блума с Пер Гюнтом. Ибсеновский герой - больше Блудный Сын, нежели Одиссей; раб собственного эгоизма, совершающий по Великой Кривой путь, равный нулю. Он странствовал, губил и обманывал людей, но ничего не выиграл в итоге, не достиг. В финале его, пришедшего к себе самому, ожидает любящая, всепрощающая Сольвейг - норвежская Пенелопа.
Леопольд Блум имеет несколько ипостасей. Он не только Одиссей, Блудный Сын, но и Агасфер, Вечный Жид. Блум - это Одиссей с жизненным стажем Агасфера. Это у с т а л ы й Одиссей. Не случайно Блум в романе - еврей. В его ДНК - генеалогия всех иудейских царей: Иов и Давид, Моисей и Иосиф. Но, чтобы мы не поверили в это всерьёз, Джойс минимизирует, умаляет фигуру Блума, поливает химикатами иронии и травестии этого потомка библейских пророков. Все эти знатные литературные предки, приписываемые Блуму, типичному эвримену, - седьмая вода на киселе. Кто же он сам?
Невзрачный клерк, обманываемый муж. Конечно, прилично его поведение в роддоме среди своры молодых балбесов. Он незлобив, дружелюбен. Но сравним Одиссея в его инвариантных характеристиках с Блумом.
Герой хитроумен, коммуникативен, дерзновенен, набожен, любознателен. Ему свойственны воинская доблесть, мужские амбиции.
Блум лишь частично выражает некоторые из этих свойств, но в иронически обесцвеченном виде.
Коммуникабелен? - В редакции от ворот поворот.
Любознателен? - Любит читать журналы в сортире.
Хитроумен? - Без ключей попадает в дом через окно.
В этом есть налёт какой-то комиксовости.
Блум - одна из молекул в сутолоке жизни, антигерой, сперматозоид.
Где уж тут ирландский Гамлет - скорее уж ирландский Акакий Акакиевич.
Но к о р р о з и я героического - это к о л л и з и я романа.
Дегероизация образа обусловлена: Джойс с теми, кто терпит поражение.
Блум - не единственный главный герой романа. По идее, житейская мудрость и человечнось Блума должны оплодотворить интеллектуализм Стивена Дедалуса, второго важнейшего персонажа «Улисса».
Возможно, не столько «Блумиана», сколько «Дедалиада» занимала Джойса. Ведь Стивен Дедалус - герой первого автобиографического романа «Портрет художника в юности». Именно Стивен произносит знаменательные слова: «моё кредо - молчание, изгнание, хитроумие». Стивен-иезуит примеряет на себя качества Одиссея. Безусловно, Дедалус - главный герой «Улисса», хотя формально он - Телемак. И все ухищрения интеллекта у Стивена - от Одиссея. Ради знания Дедалус готов на многое - вот он, одиссеев риск!
И ещё - ради красного словца не пожалеет и отца. Стивен стыдится отца, сам Джойс отцом тяготился. Дедалус отрекается от родных, дабы обрести «духовное родство» с якобы близким ему Блумом. Бунтарь Стивен во власти рефлексии: кто он - Икар, дерзко взмыть к Солнцу право имеющий, - или низко летающий зуёк?
В этой колоритной паре - Блум и Стивен - можно углядеть намёк на знаменитый тандем - Дон Кихот и Санчо Панса.
Но и Блудный Блум, и Стильный Стивен суть литературные проекции Джокера Джойса; это сросшиеся половинки авторского «я»: Бливен Стлум, Блювен Стлим.
***
Постоянные эпитеты гомеровского Одиссея - «хитроумный», «многострадальный». Эти качества Блум, хоть и в замызганном зеркале, но как-то отражает, - этот обесцвеченный, тусклый пара-улисс.
Но как быть с Пенелопой - эталоном супружеской верности?
Джойсу нравилось, когда жена флиртовала. В качестве самки Молли соответствует моральным стандартам как каменного века, так и времён теперешних. Могучий витальный дух Мэрион заставляет позабыть о её куцем интеллекте. Поэтизация обыденного не входит в эстетическую систему Джойса. Пошлость жизни для него - не проблема. Он приемлет её, в неё погружён. И воплощает эту пошлость мещаночка Молли с её Да - приятием, возведённым в абсолютную степень; Да, адекватным самой Жизни.
*
В какой же мере «Улисс», стоящий на гомеровских ходулях, соответствует параметрам мифологического? Джойс очень точно формулирует свои задачи: он добивается того, чтобы «все события разрешались в свои космические, физические, психические эквиваленты».
Казалось бы, солидно. Но - не мало ли? Мифологическая модель «Улисса» обеднена на одно, но очень важное измерение: в ней демонстративно отсутствует категория духовной реальности. Воинствующий агностицизм Джойса не приемлет ничего, что выходило бы за пределы плоской эмпирики.
Неверие в высший смысл лишает стержня этот конгломерат текстов. Ревизия мифа завершилась отнятием у него онтологического статуса, без чего и миф - не миф. Кстати, говоря о гомеровском материале, Джойс подчёркивал отличное качество его как литературного произведения, и только.
Так что же, гомеровское в романе - миф?
Похоже, что так.
Карнавализация, деформация, выпотрошение…С набором пыточного инструментария Джойс входит в пространство мифа, отдавая при входе иронический пароль. Ирония разрушает саму атмосферу мифа, разъедает его мирочувствование. По словам Сергея Хоружего, «если в модернизме х у д о ж н и к погружается в миф, то в постмодернизме м и ф погружается - в мясорубку, в центрифугу, в ускоритель элементарных частиц - куда угодно, до унитаза включительно».
У Гомера в эпизоде с Полифемом герой остроумно называет себя НИКТО. Этот лингвосемантический фокус - гениальная находка Гомера. Но игра местоимений увлекает современного сказителя - вплоть до того, что он находит самоценный смысл в идее nihil, н и ч т о, пустота.
Пустопорожность содержания постепенно приближается к состоянию вакуумной пустоты, абсолютной черноты глухой ночи.
Как пишет Карл Густав Юнг:
«Совершенно безнадёжная пустота - доминанта всей книги. Она не только начинается и заканчивается н и ч е м - в ней нет ничего, кроме н и ч е г о. С точки зрения литературного мастерства - это абсолютно блестящее, адское порождение чего-то чудовищного».
Содержания как такового больше нет. Содержанием стала сама форма, её изощрённые протеистические метаморфозы, сверкающие оболочки стиля.
Таксидермист Джойс занимается изготовлением чучел своих литературных предшественников. Мастерство Джойса многолико: ведь он - виртуоз не только по части изящной словесности, но и по разряду словесности топорной В любовании скотством он скатывается до скатологии.
Что же представляет собой «Улисс» по отношению к «Одиссее»?
Это римейк, намеренно переделанное чужое произведение, взятое как трамплин для собственного творчества. Система идей, проблематика оригинала целиком подменяются, а порой выхолащиваются. Выхолощенное содержание, впрочем, не обнажает зияний, ибо содержанием становится сама форма. Это дежа вю, сон об Одиссее, маленький кошмар повторения; метафизический укус подражателя-аранжировщика.
«Улисс» увёл своего автора в такие дебри, где не ступала ещё нога модерниста.
«Искусство, - по выражению Хамитова, - это тайный агент будущего в настоящем». Что и позволило произведению, законченному в 1921 году, стать предтечей нынешних сногсшибательных направлений в литературе. Вскоре Джойс творит своего офигенного финнегана. Эти герметичные тексты впоследствии станут кораном пм-эстетики.
Художник - пророк: его вещий, хоть и слепой, взгляд провидит перспективу. Или бесперспективность. Ослепший привёл литературу к краю пропасти. Как не вспомнить брейгелевских «Слепых»!
А может, о с л е п ш и й глаз - это символ джойсовского эпизода в мировой литературе?
В той чёрной ночи, которую он накликал, зрение ему, как кроту, без надобности.
…Заглянем в анатомический план. Кровь свернулась. Пульс не прощупывается. Клиническая смерть культуры вот-вот настанет.
Итак, Гомер и Джойс. Слепой и Ослепший.
Начало - и конец: два обрамляющих эпизода в многовековой истории европейской гуманистической культуры.
«Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос».
Светлое утро человеческой цивилизации - это у Гомера.
Засыпающее сознание, хохот в ночи, одиночество и чернота - Джойс.
У Гомера - море, виноцветный Понт, вечношумящая Таласса. Эол, Зефир и Посейдон.
В эпоху глобального экологического кризиса - зловонное болото, смрад похоти, миазмы испарений дегенеративных героев Джойса.
Одиссея: естественное колыхание волн гекзаметра.
И - натужность, удушье, ритм рвоты - у гомерова антагониста.
У грека - гармония «фюзис» и «псюхе»; покорность высшему жребию, богам.
У ирландца - разлад духа и материи, жало во плоти, дух в пустыне. Агностицизм и пофигизм.
Платон говорил: на Гомере училась вся Эллада.
А читают ли Джойса?
*
Ради эрудиции - единицы продвинутых. Продираться сквозь джунгли шифрованного текста ради интеллектуального наслаждения способны немногие. (А любители непристойностей вряд ли имеют нужду в старомодном срывателе моллиных подвязок: порнографического чтива сейчас завались).
Джойс - точный, беспощадный, гениально прозорливый регистратор сознания и подсознания своего времени. Его ли вина, что время - больное, кризисное и антигероическое?
Ответом будет ДА.
Джойс причастен к убийству гуманитарной культуры.
В Дублине скрежет зубовный.
В Итаке победа признана за Гомером.
*************************************************
Иллюстрации: художник Леонид Осенний (компьютерная графика).
2 февраля 1882 года родился Джеймс Августин Алоизиус Джойс