"Поэзия как волшебство"
"Зеркало в зеркало, сопоставь две зеркальности, и между ними поставь свечу. Две глубины без дна, расцвеченные пламенем свечи, самоуглубятся, взаимно углубят одна другую, обогатят пламя свечи и соединятся им в одно.
Это образ стиха.
Две строки напевно уходят в неопределенность и бесцельность, друг с другом несвязанные, но расцвеченные одною рифмой, и глянув друг в друга, самоуглубляются, связуются, и образуют одно, лучисто-певучее, целое. Этот закон триады, соединение двух через третье, есть основной закон нашей Вселенной. Глянув глубоко, направивши зеркало в зеркало, мы везде найдем поющую рифму."
Так начинается удивительный трактат Константина Бальмонта "Поэзия как волшебство" (1915).
Для начала - несколько фрагментов текста:
...Гераклит сказал, что слова суть тени вещей, звуковые их образы.
Демокрит противоборствует, говоря, что слова суть живые изваяния.
Безмолвный пруд ваяет иву, отражая её тень в своей воде.
...Я беру свою детскую азбуку, малый букварь, что был первым вожатым, который ввёл меня ещё ребёнком в бесконечные лабиринты человеческой мысли.
Я с смиренной любовью смотрю на все буквы, и каждая смотрит на меня приветливо, обещаясь говорить со мной отдельно.
Не могу отказать себе в удовольствии проиллюстрировать главку о звуках и буквах картинками стилизованных буквиц славянской азбуки:
Как камень, А - не алый рубин, а в лунной чаре опал; иногда, днём играющий алмаз.
Как гласит угаданье народное, Алмаз - ангельская слеза.
Литературовед А. Марков в связи с дискуссионностью бальмонтовской теории проницательно замечает:
Бальмонт говорит не о царствовании букв, а лишь о том, что фигуры мысли определяют не столько вещи, сколько отношения. Мягкость и грубость, напряжение и союз могут быть осуществлены простыми звуками именно потому, что звуки выступают как бессознательное мировых действий. По сути, Бальмонт создает свою психоаналитическую схему, в которой звукам принадлежит бессознательное, а вещам - сознание, равно соотносимое с субъектом и объектом.
Бальмонт, что важно для русской культуры, создает трактат, напоминающий о поэтиках прежних эпох: об архаических поэтиках, по сути предписывавших определенную дисциплину поэту-магу
*
Захватывающи главы, где поэт-пилигрим, обогативший русскую словесность экзотическими образами Мексики, Перу, Океании, Египта, Балеарских островов, изучивший свод мировых космогоний, сравнивает заклинания австралийского кудесника с поэтикой скандинавских легенд, магию слова древних индусов с ритуальными шопотами майя.
"Человеческая мысль черпает отовсюду незримое вещество очарования, призрачную основу колдовства, чтобы пропеть красивый стих, - как солнечная сила везде выпивает капли росы и плавучесть влаги, - чтобы легкая дымка чуть-чуть забелелась над изумрудом лугов, - чтобы белое облачко скользило в лазури, - чтобы сложным драконом распространилась по небу туча, - чтобы два стали одно, - чтобы разные два огня, противоставленные, соприкоснувшись в туче, прорвали ее водоем и освободили".
А вот что Бальмонт пишет о знаменитом пушкинском стихотворении "Обвал":
И делает примечательный вывод:
"Русский крестьянин выносил в душе своей множество заговоров, самых причудливых, вплость до З а г о в о р а н а т р и д ц а т ь т р и т о с к и. Неуловимый в своих неожиданностях, ветролётный Пушкин создал в "Обвале" бессмертный и действенный "Заговор на вещие буквы", "Заговор на вызывание звуковой вести-повести".
*
Лейтмотивом бальмонтовского трактата, его непрестанно звучащей мыслью, перетекающей в наше сознание, являются строки
Мир есть всегласная музыка.
Весь мир есть изваянный Стих.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Поводом к написанию этого очерка стала книжка из моей библиотеки, изданная ровно 100 лет назад:
К. Бальмонт
Поэзия как волшебство
Москва, 1922
Куплена была эта 112-страничная книжечка небольшого формата в 1980-м году в городе Горьком, где я училась в консерватории. Такая была у моего приятеля, и я, прочитав сей трактат и влюбившись в него, стала переписывать бальмонтовский текст, начав заполнять общую тетрадь. Но вскоре в букинистическом магазине появилась точно такая книжка, и я приобрела свой печатный экземпляр.
Подобная история повторилась и с Симфониями Андрея Белого; затем последовал Мережковский. Ощутив вкус к творениям гениев Серебряного века, я собрала небольшую коллекцию редких книжек на уже пожелтевшей бумаге. Стоила каждая из них тогда как пара хорошей импортной обуви,
"но в кодексе чести считалось существенным" ставить Пушкина (Бальмонта) выше сапог.
А спустя годы, в пору знакомства с Василием Львовичем Бруни-Бальмонтом,
https://evrica-taurica.livejournal.com/tag/Василий%20Львович%20Бруни-Бальмонт
я попросила внука поэта подписать мой раритетный экземпляр.
Сирень, май 2014 года.
Мы с Василием Львовичем...
Наши сутки распадаются на две половины, в них день и ночь. В нашем дне две яркие зари, утренняя и вечерняя, мы знаем в ночи двойственность сумерек, сгущающихся и разрежающихся, и, всегда опираясь в своем бытии на двойственность начала, смешанного с концом, от зари до зари мы уходим в четкость, яркость, раздельность, ширь, в ощущение множественности жизни и различности отдельных частей мироздания, а от сумерек до сумерек по черной бархатной дороге, усыпанной серебряными звездами, мы идем и входим в великий храм безмолвия, в глубину созерцания, в сознание единого хора, всеединого Лада.
В этом мире, играя в день и ночь, мы сливаем два в одно, мы всегда превращаем двойственность в единство, сцепляющее своею мыслью, творческим ее прикосновением несколько струн мы соединяем в один звучащий инструмент, два великих извечных пути расхождения мы сливаем в одно устремление,
как два отдельных стиха, поцеловавшись в рифме, соединяются в одну неразрывную звучность.
*
Сегодня Константину Дмитриевичу Бальмонту исполнилось 155 лет, и мне хочется вспомнить строчки поэтессы Наталии Кравченко nmkravchenko , с любовью писавшей о поэте:
Поэзия, может, не лучшая,
но в ней оживала весна.
В наивные эти созвучия
Россия была влюблена.
В губерниях с грубыми вкусами,
в салонах, где тёрся бомонд, -
повсюду звучало, как музыка,
волшебное слово "Бальмонт".
Он жил, околдованный ритмами,
божественной тайной влеком.
И с жизнью, усеянной рифами,
казалось, совсем не знаком.
Свободу любил и безумие,
судьбы своей подвиг вершил.
Любой показался бы мумией
пред факелом этой души.
Он умер в заброшенной клинике.
От губ отлетели стихи.
И капали слёзы у клирика,
когда отпускал он грехи.
Сегодня такие не в моде, но
я знаю сейчас хорошо,
что сызнова влюбится Родина
в поэта с весенней душой.
*
Какой музыкой сопроводить свой бальмонтовский пост?
Конечно, музыкой Эдварда Грига, который тоже родился 15 июня!
Есть удивительная связь между пленительным строем бальмонтовской лирики и чуткими звуками Ноктюрна.
В нём - сама Поэзия, само волшебство.
Click to view