"Первая любовь"
Сегодня день рождения Олега Янковского.
По этому случаю помещаю мой отзыв на кинофильм "Первая любовь" (1995), в котором Янковский исполняет роль Отца. Фильм отнюдь не шедеврален, но любимого актёра приятно видеть в любых ролях. (К тому же у Янковского в кино нет неудач)
Первоначально мой отклик на фильм представлял собой развёрнутый комментарий в журнале Анны mycruises
Обсуждение можно посмотреть здесь https://mycruises.livejournal.com/59479.html?view=comments#comments
Вступительное слово Ани:
Тургенев говорил, что "это единственная вещь, которая мне самому до сих пор доставляет удовольствие, потому что это сама жизнь, не сочинено... Это пережито". И действительно, несмотря на то, что герои, как и в других произведениях Тургенева, имеют вымышленные имена, современники писателя сразу же узнали в них реальных людей: самого Ивана Сергеевича, его мать, отца и объект его первой страстной и неразделённой любви. В повести это княжна Зинаида Александровна Засекина, в жизни - Екатерина Львовна Шаховская. Многие современники осуждали писателя за откровенную демонстрацию на страницах повести семейных тайн. Но писатель не считал, что делает что-то предосудительное. Напротив, ему казалось крайне важным пережить заново и художественно переосмыслить то, что произошло с ним в юности и повлияло на него как на творческую личность. Изображение красоты, сложности и многогранности чувства первой любви - то, к чему стремился писатель.
*
Из всех тургеневских нон-фикшн повесть «Первая любовь» - самая откровенная.
Когда читаешь произведение, убеждаешься, что оно не только о первой любви подростка. Но и о любви сына к отцу, и о последней любви Петра Васильича к необыкновенной девушке.
Режиссёр Роман Балаян снял фильм «по мотивам» Тургенева.
Что-то привнёс своё, с чем-то оказался не созвучен.
Упрощённой предстала личность Зинаиды. В повести эта девушка из славной плеяды тургеневских барышень наделена поэтическим даром, неуспокоенностью, жертвенностью; она внутренне противоречива, раздираема муками совести, склонна к фатализму.
Киногероиня же инфантильна, её интрижка с соседским барином незамысловата - драмой здесь и не веет.
Перед нами Мальвина с пружинистыми локонами и механическим голосом, в негнущемся платье; затевающая ролевые игры, которым верноподданные предаются по инерции
Удалось ли Анне Михалковой создать образ пленительной женственности? Пожалуй, всё-таки, да - в определённой степени благодаря совпадению с возрастом героини и...выдающейся операторской работе Павла Лебешева.
Но всё равно - обворожительной, тонкой, глубокой Ирине Печерниковой в киноверсии 1968 года Михалкова крупно проигрывает.
Образ Отца сильно купирован; он разжалован из главного героя в эпизодические; на экране Янковский мелькает считанные минуты (нет даже сцены катания верхом). Смоктуновский же в роли Петра Васильевича (в фильме Василия Ордынского) блистает всеми гранями своего могучего дарования. Это одна из лучших ролей знаменитого актёра.
А какой силы вольтова дуга пробегает между беседующими впервые на обеде Зиной и Петром Васильевичем!
Каждая фраза, сказанная по-французски, словно углубляет интим, магнетически накаляя пространство, где существуют только они - Мужчина и Женщина.
И никакой дуэтности не чувствуется в находящихся рядом Михалковой с Янковским:
Для Балаяна важно другое - воссоздать мир, постигаемый пробуждающимися чувствами подростка тургеневской поры, насытить плоть фильма образами, звуками, световыми ливнями, гроздями невербальных смыслов, чувственной атмосферой.
Майская природа и «майский возраст» человеческой души - вот схваченная чутким автором аналогия.
Сенсибельное постижение мира.
Senso ergo sum.
Amore ergo sum.
Луноликий пятнадцатилетний Володя, караваджевского типа юноша, в чутких снах и грёзах наяву переживающий своё взросление.
Занимательная ботаника тургеневских повестей: блуждание в зарослях зонтичных, забавы со смолёвкой-хлопушкой. Паруются стрекозы, страстно стонут лягушки, порхают солнечные зайчики, любовным пылом охвачено окружение Зинаиды.
Звуковой ряд насыщен - это мастерски построенная симфония. Жужжанье насекомых, гулкий тон церковного колокола, вешняя гроза, распеваемые и интонируемые гаммы, цвирканье пернатых, заливистый колокольчик для прислуги…
Миллионный раз вопрошаемое «вы меня любите?»
Но и - губительная высокочастотная звуковая «змея», вползающая в уши Марьи Николавны ненавистной мигренью.
Марина Неёлова в роли матери юного героя:
Какофония многоречивых выкриков «ватаги», звуки скрипучей оркестрины и победное глиссандо по всей клавиатуре - снизу вверх! - как выпрыгнувшая из сердца радость.
Салонные пьесы для клавира, с галантными задержаниями, приступ частушкомании («Нет, я буду, нет, я буду, буду, буду воду пить») - и грохот разбитой вазы, которую зацепил упавший в обморок юный герой.
Прелестны крупные планы княжны Засекиной, особенно в розовом платье на фоне речной зыби, под ажурным платком в пугающей близости от влюблённого в неё мальчика.
Из вольностей режиссёра отмечу одну, совершенно неуместную.
Вопиющая отсебятина - удар хлыста приходится на супругу.
Это мельчит образ, приземляет мотивацию (мужчина раздражён попрёками. Удар - и квохтавшая бабёнка заткнулась).
Герой Янковского предстаёт заурядным семейным тираном.
Остро решён финал.
Шипастый стебель розы, зажатый в руке мальчика, - метафора кричащая. Вопли непозволительны, но внутренний крик поражённого в самое сердце юного существа достигает зрительского слуха.
Печальный баталовским голосом интонированный постскриптум «от автора» о промелькнувшей жизни и названная цифра - 65 - побуждает вспомнить не только годы жизни Тургенева (1818-1883), но и земной срок Олега Янковского (1944-2009).
Вспоминатель утешался впоследствии ещё не раз - в том числе и в объятиях Полины Виардо.
А те двое, предавшиеся безусловному чувству в этом полном условностей мире, словно чуяли: их век отмерен.
И они торопились, пока сердце живо.
Невозмутимый денди, укротитель диких коней ушёл сразу.
А вскоре проклятье Вольдемаровой матушки настигло роковую соперницу в самом расцвете молодости.
С точки зрения вечности все трое были правы: они любили, пока были живы.
В неожиданном свете предстала для меня жизнь Тургенева, когда я над этим задумалась.
Итог этой жизни скорбен и зловещ: умирая, Иван Сергеич каялся в убийстве десятков тысяч птиц, которых он методически, по науке, азартно умерщвлял всю сознательную жизнь. Невинные вальдшнепы, бекасы, дрозды, глухари, цесарки, дупели, утки, тетерева и куропатки громоздились горой перед его мысленным взором.
Да, такое в школе не проходят...