КВИА АБСУРДУМ
О фильме Андрея Звягинцева "Изгнание"
«...И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь»
Нет новости более последней, чем эта. Так считает режиссёр Андрей Звягинцев, сочиняя свои картины - натюрморты , где в разреженной атмосфере интербытия на героев дамокловым мечом нисходят откровения.
Званые разгадывают символику картины, избранные провидят знаки.
Как многозначно название! Это и изгнание плода из чрева (аборт), изгнание веры из жизни (безбожие), изгнание из рая Любви в юдоль безлюбья (ад).
В сонно-голубом, оттенка больной бирюзы, пространстве несут каждый свой крест Александр, Вера и Марк.
Для каждого из протагонистов есть свой ужас: Алекс, более чем измены, боится лишиться семьи, как это случилось с братом.
Страх Марка не на поверхности. Выработан несокрушимый жизненный стиль, причём на авторитете Бога. Сейсмостойкость характера Марка высока, но и на это стальное сердце найдётся инфаркт.
Фобия Веры иного рода: третий ребёнок опять будет копией своего отца…
Итог - шекспировский финал: изуверское самоубийство Веры, Алекс на грани безумия, Марк выбывает из строя.
Фигуранты действа стабильно просвечиваются рентгеновскими лучами евангельских притч. Новозаветные аллюзии красноречивы.
Имя главной героини только таким и могло быть - ведь речь идёт о Вере.
Самый хлёсткий пример, из диалога братьев: «Что мы должны сделать?» - «Похоронить ВЕРУ»
Далее.
«Бог любит Троицу». Третий ожидаемый ребёнок, трое мужчин (Алекс, Марк и Роберт). Три сестрички…
Чтение Первого Послания к Коринфянам (было уже в «Андрее Рублёве», но и здесь совершенно необходимо)
Паззл «Благовещение» (труд над созданием целого - сложить из сотен разрозненных кусочков Великий смысл; из тысяч преодолённых семейных драм - Благую Весть)
«Вода живая». Иссохший источник наполняется влагой. Грозовой ливень, напояющий землю.
Зачатие - непорочно. (Как выясняется, так оно и есть…в житейском смысле)
«Ева, дай яблоко»… Показательно, что мать пытается избежать этой формулировки. «Зайка, подай мне яблоко!» - но «зайка», уже вкусившая от плода познания, проявляет подобающее упрямство. Для матери, похоже, предпочтительнее до-человеческое сознание («лучше бы ты была «зайкой», а не евой…»)
Марк. Не Евангелист, конечно, но…Его устами произнесено незабываемое резюме: «Хочешь убить - убей. Хочешь простить - прости». Зритель с непривычки слегка цепенеет: такая ужасающая широченность дозволенного, внеморальность. «Всё верно. Всё правильно. И это хорошо». Создателевы слова, веские. И Марк зиждется на фундаменте архиавторитетном. Расклад, как в Книге Бытия. Как в «Числах», всё у него расчислено.
Но - ветхим оказывается. Кто бы ожидал…
Даже имя актрисы - Мария - не случайно. Причём Bon… («благо»)
И это правильно.
Но расшифровка ребусов - первый уровень. Герои себя Высшим судом судят. Живём ли мы по законам Любви, и что есть Любовь?
Девочка читает Золотую Формулу Любви «Любовь долготерпит, милосердствует…». Кто же из героев приближен к эталону?
Увы, конечно, не Вера. В трепетно-женственной, чадолюбивой героине есть скрытая сила, но более всего в ней в избытке жертвенность.
И неизбывное чувство вины: не похоть, так гордыня. Пятый угол христианского самобичевания.
Почему мы всего лишь дети своих родителей, а не наследники Отца Небесного?
Для каждого, всерьёз помыслившего эту мысль, путь назад , в уютную жизнь, закрыт. И отвечать приходится по высшему счёту - полным разрывом с земным бытиём.
Ореол мученичества готов воссиять вкруг её головы, когда Вера от бунта резко переходит к покорности: отдаёт нерождённое дитя, идя под нож подпольных эскулапов. Перегоревшая любовь…пепел, зола…
Но слегка в этом чудится тень Понтия Пилата («я умываю руки»)
Марк свою Любовь похоронил, и довольствуется любвишкой-по-вызову. Техника изгнания «чужеродного плода» эскизно предстаёт в первом эпизоде картины - из раны извлечена пуля; рука заживёт…
Так же он вынул из души любовь к бывшей супруге и троим детям?
Притерпевшийся к грубой жёнке Виктор, уж конечно, «долготерпит».
Зарождающееся чувство Кира к Флоре: притяжение двух одиночеств.
И среди них Алекс.
С момента произнесения Верой роковых слов начинается его личный апокалипсис. Но он находит в себе золотой запас милосердия и долготерпения, и даже готов простить «согрешившую» жену.
Из уст Веры мы слышим вопль души, измученной непониманием. Обвинения в адрес Алекса зритель воспринимает недоверчиво: он уже успел проникнуться симпатией к этому мужчине, чьи достоинства тем весомее, чем менее им афишируются. Некоторое угрюмство (которое супруга расценивает как чуждость и холодность) вполне читается как знак загадочной судьбы, ключ к коей предстоит найти. (Немногословие персонажей - вроде фирменной детали режиссёрского стиля). Кстати, о звуковом ряде картины.
Закадровый саунд оказывает мощное впечатление на подкорку зрителя-слушателя. Потусторонние инфразвуки, заполняющие глухие паузы, тихая, неразборчивая речь говорящих, тревожные сигналы, неясный гул… То ли кровь стучит в висках, то ли работает Мельница, перемалываюшая в муку зерно человеческих судеб. Сонористика от Арво Пярта, с кластерными структурами электронных тембров (особенно суггестивен синтетический лейттембр смешанного хора) в иных эпизодах отступает, словно очищая место для высокого строя баховской «страстнОй» музыки.
Экзистенциальная драма выявляет в каждом участнике его глубинный потенциал. Любовь - вода живая…
Скудно с водицей поначалу - родник пересох, и приходится экономно отливать влагу в кувшин, умываться в тазике… В конце картины вода хлещет неостановимо, как запоздалая любовь из сердца Александра. И ещё один штрих к финальной метаморфозе. В течение всего фильма камера подчёркивает скульптурные формы мужественного лица Алекса. Густая тень на лице, в тени глаза… Офорт, литография («Запах камня»!) И лишь в конце нам дано заглянуть в глаза этого «гранитного» человека. Они живые, страдающие…
История после Конца - как жизнь после жизни: встреча бывших соперников происходит после похорон. Выясняется, что прелюбодеяние Веры - мнимое. Происходит её посмертная реабилитация. И - чуть ли не реанимация: монтаж кадров отравления Веры и спасения её любящим Робертом ненароком можно принять за версию чудесного поворота событий.
Пожалуй, этот приём запаздывает: огромный выдох зрительского напряжения, не отпускавшего дотоле, уже состоялся сценой раньше…
Вариант воскрешения Веры? - нет, всего лишь экскурс в прошлое.
К усталости примешивается досада: с точки зрения здравого смысла фабула держалась на нечестном слове. Сказано было: «Я жду ребёнка. Он не твой».
(Спустя два часа мы узнаем, что это просто фигура речи).
Уставший от житейских проблем муж не обнаруживает ни вкуса к абсурду, ни умения нырять в схоластические глубины и принимает новость буквально (а как иначе?)
С ним и зритель судорожно хватанул воздух ртом: пружина закручена туго!
Но слово Веры - неправда. «Мысль изреченная есть ложь». Абстрактно прекрасная мысль « все мы дети Божии» - стала иезуитским инструментарием, переломавшим судьбы людей. Имел ли это в виду режиссёр?
Как антипод животворящему слову - орудует слово-убийца. Сказанное убивает и прекрасную идею, и прекрасную её носительницу, с неудержимостью камнепада вовлекая в процесс изгнания из жизни оказавшихся рядом людей.
Вера - абсурдна.
НЕУЖЕЛИ И ЛЮБОВЬ ТОЖЕ? Ведь и в первом фильме Андрея Звягинцева Отец заставлял любить себя,упорствуя в своём видении сыновней любви как слепого повиновения. Отрешиться от координат добра и зла? - Душевная и ментальная пытка, вивисекция сознания… Credo quia absurdum est.
НЕУЖЕЛИ И ЖИЗНЬ - ТОЖЕ?..
И всё-таки этот казуистический приём - необходимый градиент замысла.
Мастерство режиссуры Звягинцева проявляется в том, что, питая нашу интуицию, управляя нашим восприятием, Автор уверенно выталкивает нас, неадаптированных, из варианта четырёхмерности - и втягивает в новое измерение.
Житейски логичной развязки быть не может…
Экранное время истекает, оставляя зрителя с разворошённой душой, - столь пригодной для посева семян милосердия и любви.
И Зерно прорастёт - нам бы только не изгнать его из себя.