Питерские фристайлеры
Моя френдесса Ольга ptiz_siniz писала недавно о кинофильме "Не думай про белых обезьян":
"Я люблю один фильм Юрия Мамина - только один. Но этот один я люблю так, что он у меня среди самых-самых, среди тех, которые я смотрела много раз, которые явились вехами на моём пути, которые напитали меня эстетически и художественно богатыми водами. Это фильм, который, кроме меня, никто не знает:) Видимо, он был создан лично для меня - уникальная стрела попала в уникальную цель. Я обожаю тамошние актёрские работы Алексея Девотченко, Анвара Либабова, Катерины Ксеньевой, Виктора Смирнова, Иветты Роговой (которая со своим неподражаемым комедийным шармом оказалась, как выяснилось значительно позднее, великолепной певицей и выступает в группе Турецкого "Сопрано 10"), Михаила Башакова, плюс Юрский и Басилашвили в эпизоде, плюс колоритнейшая Ольга Самошина в роли главврача психбольницы...
Я обожаю фильм Юрия Мамина "Не думай про белых обезьян".
Он странный, он в стихах, там стёб перемешан с захватывающими дух эстетскими кадрами, там реалии криминализированных 90-х соседствуют с душевной красотой ни на кого не похожих людей и захватывающе-ярких плодов их творчества, там саундтрек сделан тончайше: каждое звучащее музыкальное произведение - это дополнительный повествовательный голос. И там совершенно отчётлив голос режиссёра, который тогда же, в 90-е, увидел всю драму нашей страны на повороте... Мамин - не тот человек, который говорит, что сейчас всё плохо, а в 90-х всё было хорошо.
Он смотрит гораздо глубже."
http://ptiz-siniz.livejournal.com/125594.html#comments
Поскольку у нас с Олей схожие вкусы, я решила посмотреть «Обезьян», тем более что год Обезьяны завершается...
Трейлер фильма обескуражил: уродцы, кривляки и странные чудики откалывают цирковые номера под вопли монструозного ВИА, анонсирующего«Жёсткое стебалово!»
Глумливый нуар? - Это не в моём духе.
Но фильм оказался о дружбе и любви, о чистоте и цельности в период полного полураспада.
Загораешься интересом, когда в кадре появляется неописуемая и непредсказуемая Даша, в образе которой ловится перекличка с героинями Инны Чуриковой, сценическими масками Жанны Агузаровой и даже с протагонистом «Трёх (четырёх!) мушкетёров» - Жанна д*Артаньян, воплощённая искренность, мудрость и жизненная смелость!
Дарья оживотворяет и стимулирует к жизни всех вокруг себя. С ней реанимировал творческую потенцию слабовольный художник-алкалоид, прикоснулся к новому измерению сознания ладный, но заурядный Вова.
Кстати, парень далеко не прост: то ли Вован-дурак, то ли Вован-царевич?
Володя Смородин - медиатор, посредник и в то же время объект исследования озабоченных авторов: проснётся ли в халдее душа, затрепещет ли третий глаз?
Даша в школьной форме пятиклассницы - вечная ученица мироздания, цветаевская «голая душа» (и вправду часто голая)
Стихийный гений Гена, предстающий в широком диапазоне от упившегося в хлам алика до просветлённого творца, также обретается на чердачной мансарде.
Завершает тёплую компанию натуральный йог Ху Пунь, иглотерапевт, улучшатель кармы и палочка-выручалочка наших героев.
Вся четвёрка чудит, чудодействует, проживает горе и невзгоды так же полновесно - всеми фибрами и мурашками - как и радость дружбы, и любовный экстаз.
Этих безбашенных персонажей кто-то презрительно назовёт фриками. Полно! Фрики интересуют фрицев.
(Прелестна фрицев вереница в немарких серых балахонах и с бейджиками на груди)
Родословная наших отечественных, питерского разлива, чудаков восходит к Хармсу.
Халдеев, Чудеев и Супербалдеев…
Воспарившие над двухмерной обыденностью фристайлеры.
…с ключом на носу?
…с замком на роту…
(и - с ключом на ушах!)
Паноптикум, Цирк Шардам! - а в финале ещё и с канатоходцами над городом.
Намёк на особый топос даёт нам и настойчивый визуальный рефрен: маргинал Вова, существующий между двумя мирами, «ползать» и «летать», тянется из своей реальности к стеклянной преграде - взглянуть на диковинных антиподов.
Зритель тоже снаружи этого фильма-аквариума плющит нос о стекло, наблюдая колыхание водорослей и перемещение разнообразных существ.
Поехавшие крышей разгуливают по живописным кровлям Петербурга, творя особый фантасмагорический миркрыш, противополагаемый сфере земного - заурядного.
Карнавализованы и персонажи серого мира.
Так сказать, Гордеев, Злодеев и Держимордеев - всяческие зав.помойками со своими маркетолухами, самодовольно вкушающие от румяного пирога, а в перерывах жующие жвачку.
Хоть самый махровый пошляк и носит фамилию Карпенко,
но гуманные авторы не гвоздят отрицательного парю: у Карпенко есть шанс к самосовершенствованию - как в своё время у трагика Карпухина.
Как, собственно, реализован он у главного героя.
Выслушав провокационный совет «не думать о белой обезьяне», Вова стал открыт эманациям высшего плана, но погиб для благополучной карьеры бизнесмена. В него уже проникла эта опасная для эгоцентрика эмпатия, он не сможет изгнать из себя осложняющее жизнь сочувствие к людям. И даже если согрешит против милосердия, обречён каяться и стесняться своих питекантропических приятелей. Покоя Володе не будет.
Герои изъясняются то бойким ямбом, то раздумчивым амфибрахием. Это воспринимается совершенно естественно (и даже заразительно, так что некоторое время в быту стихоплётствуешь в том же стиле).
Музыка в фильме наворочена с искушённостью и сноровкой гурманов-меломанов.
Классические темы авторы подают нам мастерски препарированными, под пряными соусами: суфле из Штрауса, антрекот по-норвежски из Грига.
(И Фея Драже на десерт)
Всегда изобретательно, порой остроумно, редко - бережно (Пуччини), а иной раз оставляя впечатление хладнокровной вивисекции («Мефисто-вальс»).
А вот плотно нафаршированный тематической начинкой Шуберт («В путь!»)
Музыка течёт в фильме не параллельным визуальной реальности потоком, а часто промеж него, пересекая его.
Порой создаётся впечатление, что звуковой ряд - не союзник, а перебивающий собеседника вредный, строптивый напарник.
В иных эпизодах звукам бы затихнуть, совершить почтительное rallentando, а они продолжают гнуть свою мелодическую линию, автономно - как из другой оперы; бестактно-настырно (например, эпизод "развенчания" Вовой Ху-Пуня).
Это, вероятно, не просчёт авторов, а часть замысла (мы в головах у сумбурных героев).
Или создание звуковой карты современного страдающего от обилия информации человекуса?
Вот эта избыточность звукового вещества - рифмованная речь, насыщенные кунштюками музыкальные арабески - и большая его плотность (паузы почти отсутствуют) воплощают идею трындежа, говорильни, которой противопоставлен образ молчальника.
Йог с его обетом молчания - необходимый полюс безмолвия, уравновешивающий суетность и многословие.
«Говорящий не знает, знающий не говорит»
Это, кстати, тоже даосская мудрость.
Какое послевкусие ощущает зритель от всего этого винегрета?
Признаюсь, в иных эпизодах я старалась смотреть вполглаза и слушать впол-уха. Жёсткое стебалово, да.
Но остался в ощущении лёгкий нрав этого отнюдь не нравоучительного спектакля, запали в душу симпатичные герои. И отзывается эхом «злая русская квинта» тоскливого финального напева, сопровождаемая набившим оскомину, но таким родным мотивом бетховенской судьбы.
Белые вороны, белые обезьяны…
Что ждёт вас, гонимые из «нормального» мира исстрадавшиеся мизерабли?
Радиальными маршрутами расходятся альтернативные версии финала. Сон или явь, чудесное спасение или пожизненное заточение?
Зритель теряется в догадках.
Поэтому - думай о белых обезьянах.
Думай о бурых обезьянах.
Думай обо всём живом, потому что миру нужна твоя помощь, твоё внимание, твоя забота.
