В А С Я
Этот мемуар принадлежит перу Леонида Leon Ark, историка-реставратора, ныне живущего в Канаде.
Герой воспоминаний - Василий Львович Бруни-Бальмонт, о котором я неоднократно писала (см. по тегу)
Леонид был знаком с Василием Львовичем. По моей просьбе он вспомнил и записал обстоятельства своего знакомства с Бруни-Бальмонтом.
Думаю, этот материал будет интересен моим читателям.
*
«… А потом он мне звонил и говорил, как радуется рождению внучки, и как ребенок пахнет, а он балдеет от этого запаха…», - писала мне М.К. о Василии Львовиче. И ещё: «Такое было в нем обаяние, что не запомнить его невозможно…».
Отматывая годы, считаю в уме и оказывается, что тогда - тридцать лет назад - он был моложе меня нынешнего. По-правде сказать, он всегда был моложе нас всех. Своим отношением к жизни. У Александра Вяльцева ( http://pessimist-v.livejournal.com/379143.html) можно найти то самое правильное слово - «жуир».
Снова переписываю. Вычёркиваю лишнее. Хочу рассказать только о Васе и наконец понимаю, что это невозможно. Воспоминание о нём - это воспоминание о молодости.
Нас - трое. Юрий Сергеевич, археолог и архитектор - начальник инспекции памятников архитектуры. Марина - историк. И я - совсем пацан.
К тому времени, по просьбе мамы, я получил совсем не интересующее меня строительное образование. Уехал по распределению на Дальний Восток. Призвался в армию и два года отслужил рядовым в стройбате Камчатской флотилии - известном отстойнике деклассированных элементов, где жили не по Уставу, но по Понятиям - то ли уже зоны, то ли ещё малолетки.
В 84-ом вернулся домой. Поступил на вечернее отделение университета (кафедра истории древнего мира и средних веков) и скрылся в археологических экспедициях.
В 85-ом Отдел кадров Главного Управления по делам строительства и архитектуры уступил настойчивости Юрия Сергеевича и меня - беспартийного еврея - приняли на должность старшего инженера (младших, правда, не было) по надзору за реставрацией памятников архитектуры Крыма.
Как-то забежав в инспекцию между объектами, я увидел сидящего за моим столом пожилого гражданина с благородным римским профилем и невероятно живыми глазами.
- Знакомьтесь,- сказала Марина, - это наш инженер.
- Леонид Самуилович. - представился я.
- Вася. - ответил мужик.
- Василий Львович - учёный-геолог. Из Москвы. Сын известного художника Бруни и внук Бальмонта. - не без пафоса добавила Марина. - В Судаке есть небольшой домик, принадлежащий их семье. Мы, наверное, будем им заниматься.
Гость скромно молчал. Я - тоже. На меня-провинциала большее впечатление произвело, что он из Москвы. О Бруни я не знал ничего. О Бальмонте слышал, что был дружен с Волошиным и имел натянутые отношения с советской властью.
Юрий Сергеевич листал какие-то бумаги и заметно нервничал, поглядывая на мой стол. На нём, возле горы сдвинутых в сторону документов, стояла завёрнутая в газету и перетянутая резинкой бутыль с наливкой, принесённая посетителем и уже выставленная напоказ. До конца трудового дня оставалось ещё несколько часов. Мы, конечно, догадывались, что правило не пить на рабочем месте со стороны выглядит нелепо, но старались ему следовать.
- Вот, Лёня… - Юрий Сергеевич протянул мне тонкую папку. На обложке печатными буквами от руки было написано: СУДАК. ДОМ БРУНИ.- Как-нибудь надо туда съездить и всё посмотреть.
Внутри папки лежал неаккуратно начерченный план дома и одна чёрно-белая фотография убогой хибары.
- Какое это имеет к нам отношение? - нетактично спросил я…
Тогда ещё не существовало Государственного комитета по охране культурного наследия. Памятники подразделялись на объекты культурно-исторического и архитектурно-исторического значения. Первыми занимался отдел культуры. Вторыми - наша инспекция. Если, например, большевики печатали «Искру» в здании, представляющем архитектурный интерес, то у этого дома были все шансы попасть и их список, и в наш. К памятникам «общим» относились известные археологические объекты и некоторые южнобережные дворцы.
«Дом Бруни» не тянул ни на археологический объект, ни тем более на дворец. Я без интереса отложил папку и спросил, остался ли у нас ещё кофе (под «кофе» подразумевалась порошкообразная субстанция в жестяной банке с этикеткой «Напиток летний»).
- Может, по чайку? - предложил гость, понимая, что серьёзный разговор с принципиальным сопляком лучше отложить на послерабочее время. Он достал из сумки термос и разлил по чашкам не пробованный нами прежде экзотический чай с бергамотом…
Вечером у Юрия Сергеевича дома мы засиделись допоздна. Воспоминания нового знакомого о «СеверАх» отличались от моих - дальневосточных - любовью к тем местам и тоской по настоящим человеческим отношениям. По просьбе старших товарищей я ещё успел сгонять в магазин (вино-водочные закрывались в семь) и к концу вечера уже не сомневался в необходимости заняться судакской халупой, о существовании которой ещё вчера ничего не знал.
Недели через три, выкроив свободный день, я поехал в Судак.
Для подачи документов по включению дома в список памятников требовалось составить краткую историческую справку, сделать техническое описание, определить проблемы и дать рекомендации по ремонтно-реставрационным мероприятиям. Но главное - прикинуть стоимость работ, т.е. - представить предварительную смету, на основании которой и будет забито финансирование объекта.
Вася, запустив маховик эпопеи под названием «Дом Бруни», - а история эта затянулась на несколько лет - уехал в Москву. «В Доме сейчас обитают мои родственники», - сказал он, заскочив к нам перед отъездом.
… От автобусной станции я добирался пешком. Долго блуждал по ухабистым - часто без указателей - улицам. Наконец, сверив очередное строение с фотографией в папке, открыл калитку и зашёл.
Посреди двора надувались белоснежные паруса. Тёплый ветер раскачивал верёвки, терзал бельё и разносил запах моря. В просветах мелькали куски дома с облупившейся штукатуркой. Солнце стояло в зените и короткие тени прыгали под ногами. Навстречу мне вышла женщина бальзаковского возраста в ярком, длинном балахоне и чёрными, с редкой проседью, волосами. На фоне трепыхавшихся простыней она выглядела неприлично вызывающе.
- Добрый день.- сказала она - Вы к кому?
- К Васе. - растерянно ответил я.
- А Вы кто, простите?
Я представился и объяснил, зачем приехал.
- Пожалуйста, проходите. - она сдвинула бельё, пропуская меня, и провела в дом.
Окончательно оробев, переживая из-за своего несолидного возраста и пиджака с галстуком в тридцатиградусную жару, я осматривал ветхий сарай, делал какие-то пометки и не проронил больше ни слова. Стоит ли говорить, что обследование дома было последним, что меня интересовало в тот момент. Тем не менее работу выполнил достойно. По описанию архитектурных и конструктивных особенностей, которое я дал в приложении к инженерно-техническому отчёту, дом можно было смело рекомендовать в список памятников архитектуры ЮНЕСКО.
Кто это была - до сих пор не знаю (понятно, что кто-то из васиной родни). Но в память она запала на всю жизнь.
… Юрий Сергеевич быстро зашёл в комнату. Бросил на стол принесённую с собой папку с документами, закурил и попросил Марину сделать кофе. Мы настороженно следили за ним. На его гладко выбритых щеках и шее горели пунцовые пятна волнения. Вернулся он с совместного с Управлением культуры совещания в облисполкоме по утверждению нового списка памятников областного значения.
- Что-то не так? - рискуя нарваться на неприятность, спросил я.
- Всё не так… - мрачно ответил он. - Зампреду облисполкома звонили из КГБ. Сказали, что в Доме Бруни собираются антисоветчики и разные диссиденты. Дом зарубили…
Я вспомнил васину родственницу и охотно в это поверил. Советские женщины такими не бывают. Простая бюрократическая процедура приобретала политический окрас - и не могу сказать, что мня это расстроило. Времена наступили горбачёвские, и ничем серьёзным это уже не грозило.
- И что делать?
- Не знаю. - Юрий Сергеевич, не поднимая головы, бессмысленно перебирал бумаги.- Попробуем оформить через местный совет. Надо поговорить с Петей…
(Петя - молодой, ещё не испорченный властью главный архитектор Судака - ответственный и в меру серьёзный - приехал по распределению с материковой Украины, быстро вошёл в курс дела и в истории с васиным домом принимал посильное участие. Мне нравились его неговнистость и уравновешенное отношение к работе. Как-то, закрывшись в кабинете с ворохом чертежей, он попросил секретаршу его не беспокоить, вылез через окно, сбегал на пляж, окунулся и тем же путём вернулся назад).
Возникали с «Домом»и другие проблемы. Некоторые - более чем серьёзные. Василий Львович бился за дом самоотверженно. Иногда расстраивался, как ребёнок. Но держался. И рано или поздно всё каким-то образом разрешалось…
В 88-ом я в перешёл работать на кафедру архитектуры инженерно-строительного института, где в должности независимого (от начальства) инженера занимался Пещерными городами Крыма. С Юрием Сергеевичем и Мариной виделся регулярно. Помогал им разобраться с проектами, которые вёл прежде и был в курсе всех дел, связанных с «Домом Бруни». К этому времени наши с Васей отношения стали более дружескими и доверительными. В каждый его приезд мы встречались. Один или два раза - в Судаке. Чаще - в Симферополе, в инспекции или у Юрия Сергеевича дома.
Моего бывшего начальника Василий Львович звал по имени - Юра. Архитектора Петю, Марину и меня - соответственно, Петенька, Мариночка, Лёнечка… Хотел, чтобы его называли просто Васей. Мы с Юрием Сергеевичем на это так и не решились («Не то воспитание…» - как говорила Манька-облигация). И обращались к нему исключительно по имени-отчеству.
Случалось с ним видеться и при других обстоятельствах….
Поздняя осень или зима (?) 88-го. В подружках у меня милая девушка - искусствовед. За столиком в кафе обсуждаем, куда пойдём вечером. Я вспоминаю, что занят. Провожаю в Москву Васю с молодой женой - Инной. Рассказываю девушке, кто такой Вася.
- Сын Бруни? Внук Бальмонта? - округляются её глаза. - Я иду с тобой.
Пустой перрон. Пронзительный ветер. Холодные звёзды. Вася в распахнутом пальто. В руках у Инны свёрток - недавно родившийся сынуля. Я представляю барышню. Она не успевает сделать книксен. Быстро прощаемся. Поезд уходит. Моя подружка ещё долго машет вслед рукой (правда, без платочка). За один вечер я сильно вырастаю в её глазах…
Конец лета (?) 89-го. В очередной васин приезд, на какой-то посиделке я знакомлю его с моими друзьями - музыкантами, актёрами, поэтами. Среди юных красавиц романтическая героиня крымского академического драм.театра - моя новая подружка и будущая жена (но тогда я об этом ещё не знал).
Вася - равный со всеми и равный для всех - покорят нашу компанию отсутствием возраста, дружелюбием и открытостью. «Вася - хороший» - вспоминали потом ребята.
(Хотелось бы увидеть человека, которого Василий Львович оставил бы равнодушным?
И который бы после первой же встречи с ним не посчитал себя его закадычным другом или хотя бы старым приятелем.
Если бы не Светлана ( http://evrica-taurica.livejournal.com/107019.html?thread=1802251#t1802251), то я вряд ли решился бы на эти воспоминания. Не сомневаюсь, есть достаточно людей - хороших и разных - знавших его ближе и лучше меня.)
Летом 90-го мы уезжали.
На вокзал пришли родственники, друзья, коллеги.
Вася, широко раскинув руки, обнял нас сразу обоих.
-Ребятки, - сказал он, - нарожайте побольше. У вас получатся красивые дети.
Когда родился ребёнок, жена напомнила мне его слова…
(В Израиле я по традиции начал с археологии, «на лопате». С 94-го и до самой эмиграции в Канаду (в конце 2004) работал исследователем-проектировщиком в Департаменте Консервации Управления Древностей.)
В феврале-марте 92-го жена по делам летит в Москву. С братом. Останавливаются они у приятельницы. Сегодня жена утверждает, что Васе она позвонила не просто так - везла какую-то передачу от меня. Что именно - она не помнит (я - тем более). Да и что я мог передать, кроме какого-нибудь лубочного сувенира?
Вася пришёл их встретить на станцию метро, неподалёку от своего дома.
- Это к тебе. - сказал брат жены, увидев направляющуюся к ним странную личность. Брат Васю никогда прежде не видел, но он знал тягу моей жены к типажам неординарным, если не сказать - маргинальным. Вася шёл в растоптанных тапочках, трениках с обвисшими коленями и в протёртом на локтях свитере. (Жена говорила потом, что своим видом он органично вписывался в настроение тех гиблых лет. Иначе выглядели только те, кто довёл страну до того скотского состояния.)
Вася привёл их в дом. Неожиданно они попали на большое бруни-бальмонтовское семейное торжество. Жена позвонила мне оттуда. Я говорил с Васей и мне не верилось, что мы совсем даже не в Крыму. Что он с моей женой за столом в Москве, а я - в совершенно другой стране.
Провожал их Вася в тех же трениках и тапочках. Поверх изношенного свитера он надел захудалый пиджак. Пройдя через двор, они остановились в тёмной подворотне. Вася достал из одного кармана пиджака начатую бутылку водки, а из другого - маленькие рюмки.
И накатили они под зимней луной, не обращая внимания на прохожих. И накатили ещё…
Отплакалась жена уже дома.
В новогоднюю ночь 1999-го или 2000-ого я позвонил ему из Израиля.
Он рассказывал о своих близких. Радовался жизни. И проживал её без остатка, ничего не откладывая про запас.
Послесловие
В 2008 году меня пригласили в Оттаву прочесть лекцию по истории реставрации в «Школе мировой культуры и искусств» - камерном сообществе русскоязычной научно-технической и творческой интеллигенции.
Отнёсся я к этому делу серьёзно. Готовя двухчасовую презентацию (которая в действительности растянулась почти на пять часов), я перерыл массу источников и документов. Остановился и на истории с «Домом Бруни».
И так случилось, что через двадцать с лишним лет после знакомства с Васей - неунывающим жуиром, сыном Льва Бруни и внуком Константина Бальмонта - я узнал о его семье больше, чем за все годы нашего с ним общения.
Вот выдержки из той лекции:
“Фамилия Бруни настолько часто упоминается в истории русского искусства, что уже и не приходит в голову мысль о ее иностранном происхождении. Впрочем, речь может идти не только об искусстве. Кроме художников, архитекторов, музыкантов, семья из поколения в поколение поставляла России врачей, ученых, священников.
Но художники в роду были обязательно. В ХХ веке самым знаменитым из них не без оснований считают Льва Александровича Бруни…
Родовое гнездо
“… в 1936 году Лев Александрович Бруни приобрел домик в Судаке.
Выбрал дом с самым красивым видом. К сожалению, теперь этого вида нет… Дом остался, но сейчас татары заняли участок - сад вырубили, колодец засыпали. А когда-то это было наше родовое гнездо. Дом с четырьмя маленькими комнатами, террасой и летней кухней все обожали, ездили туда постоянно с друзьями.
Теперь там бывает только мой дядя Василий Львович, присматривает за тем, что осталось…”
(Наталия Бруни: “Нас не зря называют “бандой”).
“Лев Бруни… побывав в Коктебеле у Макса Волошина, решил обосноваться в Крыму… Бруни поселился в восточном углу судакской бухты, в маленьком домике на краю виноградника… На кухне под потолком - гнездо династии ласточек.
Нина Константиновна Бруни, дочь Бальмонта, меланхолически рассказывала: “Они прилетают каждую весну, другие, но те же. В Крыму всегда все другие, но те же…”
(Н. Алексеев,- Иностранец, 2000г.)
14 МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «КРЫМ 2007“
12 июня, вторник, 15.00-17.00
Открытие мемориальной доски на доме в г. Судаке, в котором жил известный художник-монументалист, график, иллюстратор и живописец Лев Александрович Бруни (1894-1948 гг.)