Ушедший
"Я шла по дороге, которой уж нет..."
Строки этого простого стихотворения звучали в такт моим шагам, пока я пробиралась к даче Бруни.
Год назад ушёл из жизни Василий Львович Бруни-Бальмонт
http://evrica-taurica.livejournal.com/tag/Василий%20Львович%20Бруни-Бальмонт
Остались неразобранные записи его монологов, фото и видео наших встреч.
Последний раз мы виделись 9 мая прошлого года.
Буйствовала сирень...
А сейчас - осень во всём: и время года, и состояние души...
Сирый дом, брошенные вещи, неуют вдруг опустевшей усадьбы.
Дача Бруни не обнесена забором.
И я обошла закоулки сада, подошла к летней кухне, заглянула на веранду.
Я шла по дороге, которой уж нет,
По пояс в траве, по колено в болоте.
Не надо за мной: всё равно не пройдёте
Дорогой, которой давно уже нет.
Я вышла к деревне, которой уж нет,
В которой остались две-три развалюхи,
Где горестный век доживали старухи.
Пришла я в деревню, которой уж нет.
У дома без крыши, без рам, без дверей,
Усталая - я на завалинку села.
В высокой крапиве малина поспела
У дома без крыши, без рам, без дверей.
Такая стояла кругом тишина,
Что сердце сжималось, и мне показалось -
На целой земле никого не осталось.
Такая стояла кругом тишина.
Ушла я дорогой, которой уж нет,
По пояс в траве, по колено в болоте.
Не надо за мной; всё равно не пройдёте
К деревне, которой давно уже нет.
Отчего Василий Львович так любил это стихотворение (авторство Ксении Зиминой), читал его наизусть?
Эта усталая монотонная речь словно сулит что-то потустороннее.
Безрадостная музыка стиха, тусклые краски вневременного пейзажа , метафора ухода и запустения...
Изо всех щелей этого хмурого стихотворения сквозит небытие.
Запертая дверь летней кухни - прежде самого оживлённого места усадьбы.
Этот флигелёк был облюбован Василием Львовичем как идеальная локация.
Восседая в старом кресле, он руководил беседой, произнося свои блестящие монологи.
И не раз намекал, что, дескать, смог почувствовать сакральную точку, где обрёл свою идентичность:
"В э т о м Крыму, в э т о м Судаке, на э т о й летней кухне, в э т о м кресле - я ощущаю себя собой".
При этом, конечно, условие было чёткое: Василия Львовича должны были окружать люди.
Кострище.
Сколько дней назад здесь пылал огонь?
Стол у задней веранды.
Для чарующих летних семейных трапез.
На ужин - свежевыловленная рыбка, зелень, мидии, каперсы
И обязательно винцо и "брунёвка" - под хор светлячков или стрёкот цикад, с видом на огни вечернего Судака.
*
Совершенно неожиданно на веранде нахожу инсталляцию:
Вещи - картина, собачья будка, тюлевая занавеска - заполняют пространство веранды подобно предметам-символам в кадре поэтического кино.
Приковывает внимание двойной портрет.
Мне странно думать, что эта прекрасная картина брошена на произвол судьбы.
Видно, сделано это сознательно - но что произошло?
Мелькает мысль о спасении живописной работы как ценного предмета искусства, но я, конечно, не вправе ничего "спасать": подоплёка событий мне неизвестна.
Я только осмеливаюсь вынести картину на "пленэр", с тем, чтобы сфотографировать её.
Портрет нравится мне всё больше. Я вглядываюсь.
Мама читает мальчику книгу.
Хотела бы я знать, кто здесь изображён.
Вот ещё остатки пластилинового рельефа. Серафима лепила динозавра.
Внучку свою В.Л. обожал до исступления.
Такая стояла кругом тишина,
Что сердце сжималось, и мне показалось -
На целой земле никого не осталось.
Такая стояла кругом тишина.
*
Пуст дом.
Василий Львович уехал
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
