В ноябре 1724 года Петр Первый украсил спальню жены головой любовника.
Голова плавала в банке со спиртом и ещё вчера была прикреплена к стройному телу Виллима Монса, соратника и
товарища юности императора. У Екатерины Алексеевны, закаленной многолетним супружеством с лютым производителем евроокон,
не дрогнул ни единый мускул. Затрепетала, зарыдала, забилась в истерике пятнадцатилетняя дочь Елизавета, приведенная
в спальню для родительского благословения.
Возможно, герой был таким...
Ослепительный красавец-камергер, мамин круглосуточный друг, девочкино первое сердцебиение - и в банке со спиртом. Это было чересчур даже для ребенка, выросшего не на ромашковом лугу среди бабочек и эльфов, а при дворе, где, куда ни пойдешь - хоть налево, хоть направо, хоть прямо, - непременно упрешься в труп государственного недруга на колу.
Со временем рана затянулась, но не исчезла. И став русской императрицей, Елизавета совершила поступок, который правители иных государств смогут позволить себе лишь два века спустя: отменила смертную казнь. На официальный запрет она не отважилась, а подписала указ - все смертные приговоры присылать на утверждение в Сенат, где их клали под сукно и напрочь забывали. Но телесные наказания отменены не были.
А голова Виллима Монса из спальни переселилась в Кунсткамеру, банка к банке с головой Марии Гамильтон, тоже красотки невероятной, которую не миновали ни барский гнев, ни барская любовь. Но это другая история.
Шут Балакирев: «Любовь она, вишь, указу не ведает и царя в дураки поставит». А при чем здесь "шут", да ещё и Балакирев. Одноименная пьеса идет в театре "Ленком", рассказывающая об этих событиях.
STORI Лилия Гущина.