А если автор описал сексуальную сцену, можно показать на экране?
Вот, например пишет Толстой про Анну и Вронского:
"То, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одно желанье его жизни, заменившее ему все прежние желания; то, что для Анны было невозможной, ужасной и тем более обворожительной мечтой счастья, - это желание было удовлетворено. Бледный, с дрожащей нижней челюстью, он стоял над нею и умолял успокоиться, сам не зная, в чем и чем. ... Он чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшной ценой стыда. Стыд пред духовной наготой своей давил ее и сообщался ему. Но, несмотря на весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством. И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями ее лицо и плечи. Она держала его руку и не шевелилась. Да, эти поцелуи - то, что куплено этим стыдом. Да, и эта одна рука, которая будет всегда моею, - рука моего сообщника. Она подняла эту руку и поцеловала ее. Он опустился на колена и хотел видеть ее лицо; но она прятала его и ничего не говорила. Наконец, как бы сделав усилие над собой, она поднялась и оттолкнула его. Лицо ее было все так же красиво, но тем более было оно жалко. - Все кончено, - сказала она. - У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это. - Я не могу не помнить того, что есть моя жизнь. За минуту этого счастья... - Какое счастье! - с отвращением и ужасом сказала она, и ужас невольно сообщился ему. - Ради бога, ни слова, ни слова больше. Она быстро встала и отстранилась от него."
Можно показать голую Анну, разметавшую ноги по кровати и голого Вронского с дрожащей челюстью, покрывающего поцелуями голое тело Анны?
Будет ли это адекватно описаниям Толстого? И если вдруг нет, то почему?
Не будет адекватно, ведь невозможно показать "стыд пред духовной наготой" и все описанные переживания героев, а ведь именно они есть то, что хотел сказать автор.
Нет. "Стыд перед духовной наготой" можно показать всем контекстом происходящего.
Толстой дает его понять и почувствовать читателю не напрямую, обозначая как стыд, а вписывая эту фразу во весь контекст.
Читатель ощущает на своем теле щипцы Анны, которые возникли и растут прямо на глазах, когда Анна решительно отдалась Вронскому, принеся ему в жертву все, что имела.
Вот что такое "стыд перед духовной наготой". Ужас Вронского, что вместо приятной интрижки он внезапно и даже невольно получил смерть Анны как приличной женщины, как жены, как матери. И теперь, видя это буквально растерзанное им тело, хотя никого терзать он не хотел, он не знает, что ему делать, как оплатить эту огромную жертву. Ему нечем и не хочется. Он внезапно оказался принявшим дар величиной с целую женскую жизнь плюс репутация ее мужа и ее сына.
И Анна тоже понимает это и ей дальше по тексту тошно от этого.
Может быть сексуальная сцена будет уместной, когда сама сцена создает контекст для будущего повествования, если не будет вторить оригинальному произведению, и задаст как можно близкий контекст к первоисточнику.
Может быть, эротика в литературе больше касается внутренней драматургии, связана с чувственной сферой, эмоциями и переживаниями героев. Отразить её внешнюю часть - с одной стороны, формально следовать букве автора, но с другой - никак не воплотить подлинное содержание, скорее сделать нечто противоположное. Получается порно по мотивам литературного произведения (в конкретном эпизоде). Возможно секс должен быть отражён на экране в той степени, в которой он важен для внешней драматургии, то есть - сам факт его события, в рамках сюжета. Подробности здесь избыточны и их воплощение исказит восприятие истории, сделает сюжет формальным обрамлением для эротических сцен. Отразить с помощью эротических сцен внутреннюю драматургию не удастся, отчасти из-за яркого стимула на фоне остальных событий, в литературе такие сцены не имеют аналогичных отличий от остального повествования, как в кино.
Внутренняя драматургия отражается только одним путем - через контекст.
Ни в диалогах, ни в самих действиях героев этого нет.
Это рождается внутри читателя или зрителя, когда тот проникается состоянием героя и понимает, какие эмоции и чувства тот переживает.
Это делается всем сюжетом, всем развитием, описанием в литературе и визуальным отражением в кино.
Как сексуальная сцена может этому помешать?
То, что она ничего не заменит, это понятно, ни одна визуальная сцена не заменит весь контекст.
Но почему это может помешать и как?
Вот герои пьют чай и смотрят друг на друга. Мы не читаем их мысли как в случае романа, но мы можем чувствовать, как один страдает, а второй раздражен, это мы ощущаем из всего предыдущего контекста истории.
А почему нельзя так же смотреть на секс на экране?
«А почему нельзя так же смотреть на секс на экране?»
Может быть, зритель может оказаться совершенно не готовым наблюдать сексуальную сцену, поэтому эротика в кино часто превращается в щипцы для зрителя и препятствует его спонтанному восприятию. При низком пороге возбуждения откровенные сцены производят обратный эффект. Зрителя буквально принуждают наблюдать интимное действие, которое при чтении литературного произведения он мог бы представить ровно в той степени, насколько соответствовало его внутреннему состоянию.
Вот, например пишет Толстой про Анну и Вронского:
"То, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одно желанье его жизни, заменившее ему все прежние желания; то, что для Анны было невозможной, ужасной и тем более обворожительной мечтой счастья, - это желание было удовлетворено. Бледный, с дрожащей нижней челюстью, он стоял над нею и умолял успокоиться, сам не зная, в чем и чем.
... Он чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшной ценой стыда. Стыд пред духовной наготой своей давил ее и сообщался ему. Но, несмотря на весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством.
И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями ее лицо и плечи. Она держала его руку и не шевелилась. Да, эти поцелуи - то, что куплено этим стыдом. Да, и эта одна рука, которая будет всегда моею, - рука моего сообщника. Она подняла эту руку и поцеловала ее. Он опустился на колена и хотел видеть ее лицо; но она прятала его и ничего не говорила. Наконец, как бы сделав усилие над собой, она поднялась и оттолкнула его. Лицо ее было все так же красиво, но тем более было оно жалко.
- Все кончено, - сказала она. - У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.
- Я не могу не помнить того, что есть моя жизнь. За минуту этого счастья...
- Какое счастье! - с отвращением и ужасом сказала она, и ужас невольно сообщился ему. - Ради бога, ни слова, ни слова больше.
Она быстро встала и отстранилась от него."
Можно показать голую Анну, разметавшую ноги по кровати и голого Вронского с дрожащей челюстью, покрывающего поцелуями голое тело Анны?
Будет ли это адекватно описаниям Толстого? И если вдруг нет, то почему?
Reply
Reply
Толстой дает его понять и почувствовать читателю не напрямую, обозначая как стыд, а вписывая эту фразу во весь контекст.
Читатель ощущает на своем теле щипцы Анны, которые возникли и растут прямо на глазах, когда Анна решительно отдалась Вронскому, принеся ему в жертву все, что имела.
Вот что такое "стыд перед духовной наготой". Ужас Вронского, что вместо приятной интрижки он внезапно и даже невольно получил смерть Анны как приличной женщины, как жены, как матери. И теперь, видя это буквально растерзанное им тело, хотя никого терзать он не хотел, он не знает, что ему делать, как оплатить эту огромную жертву. Ему нечем и не хочется. Он внезапно оказался принявшим дар величиной с целую женскую жизнь плюс репутация ее мужа и ее сына.
И Анна тоже понимает это и ей дальше по тексту тошно от этого.
Reply
И не только в этом произведении.
В любом классическом произведении, где по контексту подразумевается физическая близость героев.
Reply
Reply
Reply
Ни в диалогах, ни в самих действиях героев этого нет.
Это рождается внутри читателя или зрителя, когда тот проникается состоянием героя и понимает, какие эмоции и чувства тот переживает.
Это делается всем сюжетом, всем развитием, описанием в литературе и визуальным отражением в кино.
Как сексуальная сцена может этому помешать?
То, что она ничего не заменит, это понятно, ни одна визуальная сцена не заменит весь контекст.
Но почему это может помешать и как?
Вот герои пьют чай и смотрят друг на друга. Мы не читаем их мысли как в случае романа, но мы можем чувствовать, как один страдает, а второй раздражен, это мы ощущаем из всего предыдущего контекста истории.
А почему нельзя так же смотреть на секс на экране?
Reply
Reply
"сильный визуальный стимул",
то и хорошо бы.
Нет такого правила, что нельзя использовать сильные стимулы.
Reply
Видишь "подробности полового процесса".
Это не секс.
Reply
А что?
И секс втроем не секс?
Reply
А тут со стороны смотришь.
Печорин - и "зажигает" с Верой.
Какой он после этого лирический герой. Если его с голым задом видали.
Reply
Может быть, зритель может оказаться совершенно не готовым наблюдать сексуальную сцену, поэтому эротика в кино часто превращается в щипцы для зрителя и препятствует его спонтанному восприятию. При низком пороге возбуждения откровенные сцены производят обратный эффект. Зрителя буквально принуждают наблюдать интимное действие, которое при чтении литературного произведения он мог бы представить ровно в той степени, насколько соответствовало его внутреннему состоянию.
Reply
Reply
Leave a comment