z-элегия Е. Пригожину
М. Богданов
МЕРТВОМУ ПОЛКОВОДЦУ
Аэцию, быть может, поделом…
Что он для нас? Мы, скифы или скуфы,
глядели, как в тройной одеколон
он сцеживал свои триумфы,
и по щекам охлопывал себя,
чтоб меньше кровоточили порезы.
И громыхал, как медная труба.
И требовал железа.
Себе - врагов, ну а врагам - разгром -
искал. Бумагой камень бьётся.
Пить захотел и зачерпнул ведром
звёзд из колодца.
Что он теперь? Один лишь мёрзлый прах,
развеянный в веках со взлётки узкой,
кружащий над Бахмутом и в полях
Каталаунских.
На нашей на войне какой там счёт?
Царапнула по небу колесница.
И вот теперь с кого спросить, за что?
Убит и виночерпий, и возница.
Когда ступил на лезвие ножа,
сам понял всё, но не хотел сдаваться,
о чём твердил в запале мятежа
центуриону из германцев.
Одёргивали, сдерживая пыл,
в служении его, потом в измене.
Эх, был бы жив… Всё если, да кабы…
Эх, дядя Флавий…
А Родина запомнит скорбный день:
за ним пришли не поздно, и не рано,
когда он гнал коней на Карфаген,
к капусте Диоклетиана.
Ораторов от войска больше нет.
И этот-то считался - полудурок.
И непогашенный мерцает в вышине
Луны окурок.
Как спицами, мелькая, день за днём,
жизнь Императора бежит неумолимо.
Все меньше нынче доблести при нём.
Всё меньше Рима.
отсюда
https://prosodia.ru/catalog/stikhi/mikhail-bogdanov-kogda-nibud-my-proshloe-dogonim/
МЕРТВОМУ ПОЛКОВОДЦУ
Аэцию, быть может, поделом…
Что он для нас? Мы, скифы или скуфы,
глядели, как в тройной одеколон
он сцеживал свои триумфы,
и по щекам охлопывал себя,
чтоб меньше кровоточили порезы.
И громыхал, как медная труба.
И требовал железа.
Себе - врагов, ну а врагам - разгром -
искал. Бумагой камень бьётся.
Пить захотел и зачерпнул ведром
звёзд из колодца.
Что он теперь? Один лишь мёрзлый прах,
развеянный в веках со взлётки узкой,
кружащий над Бахмутом и в полях
Каталаунских.
На нашей на войне какой там счёт?
Царапнула по небу колесница.
И вот теперь с кого спросить, за что?
Убит и виночерпий, и возница.
Когда ступил на лезвие ножа,
сам понял всё, но не хотел сдаваться,
о чём твердил в запале мятежа
центуриону из германцев.
Одёргивали, сдерживая пыл,
в служении его, потом в измене.
Эх, был бы жив… Всё если, да кабы…
Эх, дядя Флавий…
А Родина запомнит скорбный день:
за ним пришли не поздно, и не рано,
когда он гнал коней на Карфаген,
к капусте Диоклетиана.
Ораторов от войска больше нет.
И этот-то считался - полудурок.
И непогашенный мерцает в вышине
Луны окурок.
Как спицами, мелькая, день за днём,
жизнь Императора бежит неумолимо.
Все меньше нынче доблести при нём.
Всё меньше Рима.
отсюда
https://prosodia.ru/catalog/stikhi/mikhail-bogdanov-kogda-nibud-my-proshloe-dogonim/