Литературный проект "365 дней": ДЕНЬ #290
ТЕМА ДНЯ:
Напишите рассказ от лица придворного шута.
Ложитесь поудобнее, Ваше Величество!
Сегодня госпожа де Кожу смеялась над моей походкой и предлагала привязать к моей левой ноге собачонку, а к трости кость для нее. Мол, костью я смогу показывать собаке направление, и нога моя не будет убегать в сторону. На что маркиз де Блюм отвечал, что тогда к колпаку моему нужно бы приковать цепью сокола. А тростью махать по очереди: не только под носом у пуделя, но и над головой вашего покорного слуги. Взлетая, сокол будет тянуть меня кверху и шея не будет все время склоняться набок.
Я имел честь обратить их святейшее внимание на то, что тогда им вскоре станет скучно. Ведь потом кто-нибудь обязательно придумает посадить мне на плечо сердитого кота, чтобы он на каждом шагу вонзал мне когти в спину, -- я буду вздрагивать и распрямляться, и мой горб исчезнет.
Став вполне обыденным человеком, я потеряю должность, а Ваше Величество лишится любимого шута.
Конечно, можно будет вырвать мне язык -- единственное, чем господь бог в действительности наградил меня, -- и тогда я снова стану забавлять вас: вместо кривого и болтливого шута у вас появится прямой и молчаливый. Но не думаю, что подобная шутка будет развлекать вас слишком долго, и потому предпочитаю остаться таким, каков я есть сейчас.
Добрейшая графиня де Турез спросила, был ли я рожден таким несуразным, или это последствия какой-нибудь болезни. Я ответил этой прелестной женщине, что рожден я был болтливым, но не кривым. Маркиз де Блюм изволил вылить мне на голову вкуснейший соус, изобретение Вателя, поэтому остаток вечера я развлекал гостей тем, что ловил губами капли, стекавшие с бубенцов. Заодно и поужинал, надо будет непременно написать повару благодарственное письмо... Но вопрос графини пробудил воспоминания, так что мне есть, чем позабавить сегодня Ваше Величество.
Когда-то в детстве, слыхал я, вам перед сном рассказывали истории из жизни правителей прошлого, чтобы вы выросли мудрым и просвещенным монархом. Я же расскажу историю из жизни шута, слишком глупую, чтобы чему-то научить короля, но достаточно красивую, чтобы его позабавить.
Восемнадцать лет назад в старинном поместье графа К., в дождливый осенний день случилось несколько событий. Одно из них принесло графу счастье, второе -- горе, а третье никак его не взволновало.
У К. родилась дочь, которую он ждал с большим нетерпением. В тот же день графиня, мать девочки, скончалась от послеродовой горячки. А ближе к ночи, в маленькой хижине позади замка, жена конюха родила мальчика.
Одна из служанок покойной графини, которая должна была стать нянькой маленькой Эжени, -- так назвали девочку, -- предложила хозяину сэкономить на кормилице и пригласить в дом жену конюха. Убитый горем граф не возражал, его старый слуга был польщен. Молока у кормилицы было достаточно, так что и маленькая графиня, и мальчик конюха росли, как на дрожжах. Мальчика его отец, бывший родом из Браденбурга, назвал Людвигом.
Граф, постаревший и поседевший после утраты, души не чаял в дочери. К слугам он всегда относился хорошо, и молочного брата Эжени, маленького Людвига, по-своему полюбил. Кормилица была женщиной доброй, на ласку и любовь щедрой, и малыши почти никогда не плакали. Граф от скуки читал им книжки, а с годами обучил и грамоте. Научил и языкам, которые сам знал: английскому и итальянскому. Конюх, между тем, разговаривал с сыном по-немецки, а Эжени, поскольку с Людвигом не расставалась, языку этому выучилась тоже.
Так и повелось: граф учит детей фехтовать, конюх -- чистить лошадей, кормилица поет им песни перед сном. С утра оба в библиотеке, читают графу по очереди вслух и пишут под диктовку. После обедают с ним в зале, кушают суп и жаркое, а потом пьют молоко с хлебом в кухне под мамкины сказки. Вечером выводят лошадей на луг или ведут на реку напиться.
Удивительная жизнь для маленькой графини, чудные вольности для конюшего сына, да кому какое дело? Граф далек от двора, далек от света, и не хочет даже думать о том, что когда-то придется расставаться с дочерью: знакомить с высоким обществом, выдавать замуж. Да и рано об этом думать, ох, рано: дети-то еще совсем маленькие.
Свежий воздух лугов, простая и вкусная пища, возня с лошадьми сделали детишек крепкими, ладными и румяными. Деревенская жизнь вообще полезна для тела, да и для души недурна, но вот незадача... Книги из библиотеки графа, иностранные фолианты, воспоминания К. о службе его при дворе да о путешествиях ко двору английского короля... Сказки и песни кормилицы, истории конюха о лошадях и походах... Все это перемешалось в бедных маленьких головках.
Людвиг и Эжени вообразили, что им непременно тоже нужно совершить кучу подвигов во славу короля. Теперь они целыми днями шепчутся том, как убегут из дома и отправятся в путешествие по свету. Практичный мальчик считает, сколько он сумел скопить монеток, прикидывает, какие из лошадей самые крепкие, и соображает, как бы хорошенько запастись булочками перед побегом.
Романтичная маленькая графиня ищет достойный предлог для побега: она понимает, что отец будет огорчен, и мечтает прославить его имя. Какие только идеи не приходят ей в голову! Отправиться в Испанию, пробраться к противнику и узнать все его планы, а потом преподнести их королю. Переодеться мальчиком и вместе с Людвигом наняться на корабль, идущий в Англию, юнгами.
О, Ваше Величество, если бы Эжени удалось воплотить в жизнь все её мечты, вам не пришлось бы тратить столько денег на пенсион этому глупому английскому королю: он сам явился бы к вам с шляпой в одной руке и с подписанным договором о мире в другой... Маленькая графиня считала, что ей точно известно, как привлечь на строну Франции не только правителя Англии, но и подчинить вам всю Европу!
Но ей была чужда практичная рассудительность маленького Людвига. Зачем воровать булочки, когда в их распоряжении щедрые леса для охоты? К чему считать скудные монеты, если при себе острая шпага и гордое имя? На что годятся старые добрые клячи, если существуют на свете быстрые яростные кони?
И Эжени решает начать воплощать план побега с приручения арабского жеребца, которого её отец купил пару лет назад. Купил из любви к красоте породы: даже охотиться после смерти жены граф ни разу не выезжал. Конюх тщательно ухаживал за норовистым животным, и детей к нему не подпускал. Только Эжени давно уж подкармливала потихоньку рысака морковкой и хлебом, которые выпрашивала на кухне. Угощение конь благосклонно принимал, и самонадеянная девчонка была уверена, что дело за малым: необходимо оседлать прекрасного скакуна, и он тут же превратится в послушного, пусть и своенравного, жеребца.
Для названного брата своего Людвига, зная его осторожность, она выбрала кобылу поспокойнее. И как не отговаривал он Эжени от опасной затеи, однажды ночью маленькая графиня разбудила его для того, чтобы приступить к самой важной части плана их побега. К укрощению и объезду Демона.
Одета была девочка в ту ночь в зеленый камзол, такие же панталоны и плащ. Граф понятия не имел, как нужно учить дочь садиться в дамское седло в платье, вот и заказал детям два одинаковых охотничьих мальчишеских костюма. К поясу была прицеплена шпага -- конец её ножен волочился по полу и царапал его, так что Эжени приходилось придерживать рукоять обеими руками, чтобы не шуметь.
Людвиг оделся. Вместе они прокрались на кухню, где дремал между булькающих на слабом огне кастрюлек с будущим завтраком повар Жан. Пока девочка держала свою шпагу, чтобы ничего не задеть ни одним, ни другим концом, Людвиг вытащил из плетеной корзины с крышкой несколько булочек для Демона и набил ими карманы.
Когда подошли к конюшне и убедились, что поблизости никого нет, Эжени оставила Людвига у дверей: чтобы стоял на часах, и непременно заухал бы совой при приближении опасности.
Через несколько минут маленькая графиня, чрезвычайно гордая собой, вывела под уздцы нетерпеливо подрагивающего Демона. Она уже надела на него седло, подставив скамеечку: этой премудрости давно обучил детей конюх. Задабривая морковкой и булочками жеребца, она прошла с ним подальше от конюшни в старинный в парк, надеясь что стук копыт не разбудит конюха или слуг. Людвиг запер двери и поспешил за следом.
-- Помоги мне залезть на него! -- глаза девочки так и блестели при свете яркой луны. Людвигу и самому было весело и страшно. Он подставил подруге спину -- как и полагается галантному кавалеру или хорошему слуге... Эжени лихо вскарабкалась на него и с его плеч запрыгнула прямо в седло... Она была легче перышка, и быть может, норовистый рысак не воспротивился бы вовсе своей ноше, если бы не проклятая шпага. Ощутив на своей спине седока, жеребец легонько взбрыкнул. Эжени крепко держалась за седло, плотно прижимаясь всем телом к лошади. Но её длинная шпага покачнулась и ударила рысака по крупу! Издав дикое ржание, тот рванул с места.
Наверное, это ржание и двойной испуганный вскрик разбудили и графа, и конюха, и добрую половину слуг. Людвиг не знал. Сломя голову он бросился обратно в конюшню, трясущимися руками раскрыл снова двери, а затем первое попавшееся стойло. Не разбирая в темноте, взлетел на лошадь. Он знал, что шансы догнать породистого рысака у него не велики, но умное животное под ним почуяло верное направление. Промчавшись во весь опор через луг, Людвиг вскоре на всем скаку вылетел Демону наперерез.
Лошадиный хрип, грохот подков и крик Эжени -- последнее, что услышал мальчик. А последним, что он увидел, были две пары глаз. Расширенные от ужаса серые глаза маленькой графини и бешеные черные -- обезумевшего скакуна.
Так закончилась сказочная жизнь сына графского конюшего.
Когда Людвиг начал приходить в себя, он еще долго не мог ничего вспомнить, не узнавал отца и мать, не разговаривал. Постепенно память и разум вернулись к нему. Дольше восстанавливалась речь. Доктора говорили, что он никогда больше не встанет с постели.
Отец замкнулся в себе и стал пить много вина, которого раньше не любил. Мать, веселая прежде кормилица, певунья и сказочница, резко состарилась. Она почти перестала улыбаться, между бровей у нее пролегла глубокая страдальческая складка. Хотя мать больше не пела песен, она беспрерывно говорила со своим сыном, с того самого момента, как искалеченного Людвига внесли в дом и уложили на кровать.
Не отходя от сына ни на шаг, кормилица выполняла все предписания доктора, да еще не гнушалась подсказками бабок из крестьянской деревни. С тех пор у нее в кастрюльке постоянно кипел какой-нибудь отвар, в темном углу под шубой томилась лечебная настойка, а вся хижина пропахла бальзамом из целебных трав.
Об Эжени Людвиг ничего не знал. Сначала не помнил, потом не мог спросить, а когда спросил, не получил ответа. Мать еще больше нахмурилась, отец молча вышел из дому, захватив кувшин с вином.
Несколько лет понадобилось мальчику на то, чтобы начать вставать и ходить. Да только никогда он уже не был прежним. Спина искривилась, шея застыла, притянув левое ухо к плечу, одна нога осталась короче другой и перестала сгибаться в колене. Но и этому местный лекарь радовался, как истинному чуду, и нахваливал добрую мать. Та тоже обливалась слезами радости, когда сын ее, калека, вываливался мешком из дому и устраивался посидеть на порог, подолгу глядя прямо перед собой, изредка переводя вопросительный взгляд на мать, а с матери на пустые конюшни и заброшенный замок.
Еще несколько лет спустя Людвиг, который выходил теперь погулять по окрестным деревням, узнал от крестьянских мальчишек, что юная графиня Эжени, вследствие испуга и удара о землю при падении с лошади тронулась рассудком и была отправлена графом в специальный монастырь. За ней приезжал её крестный, какой-то заморский герцог. Самого же графа хватил удар от горя и он уехал за границу, на воды, лечиться, распустив всех слуг. Местные сплетницы добавили, что граф щедро наградил за службу конюха и кормилицу, назначил им пожизненный пенсион, а для Людвига велел приглашать лучших лекарей.
Мальчишки всюду бегали гурьбой за Людвигом, но не для того, чтобы посмеяться или подразнить его. Очень уж нравились им сказки чудаковатого уродца. А Людвиг понял, что все что ему осталось -- это воспоминания о детских годах, прочитанных книгах, маминых песнях, историях графа и отца, и собственные детские приключения и мечты: его и маленькой храброй графини Эжени.
Он вспомнил, как мечтал служить ей и прославлять её имя, когда она мечтала служить королю и прославлять своего отца. И он рассказывал людям сказки, в которых переплеталось все, что он знал и пережил вместе с Эжени.
Вскоре слухи о сумасшествии графини сошли на нет, зато теперь вся провинция пересказывала друг другу истории об удивительной наследнице графа К. В этих историях юная Эжени представала то царицей древних государств, то полководицей, то волшебницей, то святой. А необыкновенный рассказчик тоже получил известность, и вскоре его начали приглашать ко двору помещики и дворяне, которым любопытно было послушать сказки, да поглазеть на уродца.
Так слава его дошла и до Парижа, а позже до Версаля... И вот уже сам король приглашает его на службу ко двору.
Я знаю, сир, что вы любите грустные сказки. Вот и сейчас вы повеселели, узнав о судьбе маленького Людвига и его юной госпожи. Великолепный, сиятельный король, которого сравнивают с солнцем, не любит вспоминать о своем детстве и юности. А его шут, смешной и убогий, которого можно сравнить разве что с кочергой для углей в камине, с глупым умилением лелеет в сердце воспоминания о сказочном начале его никчемной жизни.
И пока вашему величеству угодно, я буду с честью служить вам и охранять ваш душевный покой... Каждый день готов я ради вас терпеть тычки и грубый хохот. Немного не те подвиги, о которых мечтал маленький Людвиг, но вполне в духе насмешницы-судьбы . Я уверен, что молодая графиня, где бы она не была, усердно молится о вас, сир. А её молитвы творят чудеса. Уж я-то знаю.
Напишите рассказ от лица придворного шута.
Ложитесь поудобнее, Ваше Величество!
Сегодня госпожа де Кожу смеялась над моей походкой и предлагала привязать к моей левой ноге собачонку, а к трости кость для нее. Мол, костью я смогу показывать собаке направление, и нога моя не будет убегать в сторону. На что маркиз де Блюм отвечал, что тогда к колпаку моему нужно бы приковать цепью сокола. А тростью махать по очереди: не только под носом у пуделя, но и над головой вашего покорного слуги. Взлетая, сокол будет тянуть меня кверху и шея не будет все время склоняться набок.
Я имел честь обратить их святейшее внимание на то, что тогда им вскоре станет скучно. Ведь потом кто-нибудь обязательно придумает посадить мне на плечо сердитого кота, чтобы он на каждом шагу вонзал мне когти в спину, -- я буду вздрагивать и распрямляться, и мой горб исчезнет.
Став вполне обыденным человеком, я потеряю должность, а Ваше Величество лишится любимого шута.
Конечно, можно будет вырвать мне язык -- единственное, чем господь бог в действительности наградил меня, -- и тогда я снова стану забавлять вас: вместо кривого и болтливого шута у вас появится прямой и молчаливый. Но не думаю, что подобная шутка будет развлекать вас слишком долго, и потому предпочитаю остаться таким, каков я есть сейчас.
Добрейшая графиня де Турез спросила, был ли я рожден таким несуразным, или это последствия какой-нибудь болезни. Я ответил этой прелестной женщине, что рожден я был болтливым, но не кривым. Маркиз де Блюм изволил вылить мне на голову вкуснейший соус, изобретение Вателя, поэтому остаток вечера я развлекал гостей тем, что ловил губами капли, стекавшие с бубенцов. Заодно и поужинал, надо будет непременно написать повару благодарственное письмо... Но вопрос графини пробудил воспоминания, так что мне есть, чем позабавить сегодня Ваше Величество.
Когда-то в детстве, слыхал я, вам перед сном рассказывали истории из жизни правителей прошлого, чтобы вы выросли мудрым и просвещенным монархом. Я же расскажу историю из жизни шута, слишком глупую, чтобы чему-то научить короля, но достаточно красивую, чтобы его позабавить.
Восемнадцать лет назад в старинном поместье графа К., в дождливый осенний день случилось несколько событий. Одно из них принесло графу счастье, второе -- горе, а третье никак его не взволновало.
У К. родилась дочь, которую он ждал с большим нетерпением. В тот же день графиня, мать девочки, скончалась от послеродовой горячки. А ближе к ночи, в маленькой хижине позади замка, жена конюха родила мальчика.
Одна из служанок покойной графини, которая должна была стать нянькой маленькой Эжени, -- так назвали девочку, -- предложила хозяину сэкономить на кормилице и пригласить в дом жену конюха. Убитый горем граф не возражал, его старый слуга был польщен. Молока у кормилицы было достаточно, так что и маленькая графиня, и мальчик конюха росли, как на дрожжах. Мальчика его отец, бывший родом из Браденбурга, назвал Людвигом.
Граф, постаревший и поседевший после утраты, души не чаял в дочери. К слугам он всегда относился хорошо, и молочного брата Эжени, маленького Людвига, по-своему полюбил. Кормилица была женщиной доброй, на ласку и любовь щедрой, и малыши почти никогда не плакали. Граф от скуки читал им книжки, а с годами обучил и грамоте. Научил и языкам, которые сам знал: английскому и итальянскому. Конюх, между тем, разговаривал с сыном по-немецки, а Эжени, поскольку с Людвигом не расставалась, языку этому выучилась тоже.
Так и повелось: граф учит детей фехтовать, конюх -- чистить лошадей, кормилица поет им песни перед сном. С утра оба в библиотеке, читают графу по очереди вслух и пишут под диктовку. После обедают с ним в зале, кушают суп и жаркое, а потом пьют молоко с хлебом в кухне под мамкины сказки. Вечером выводят лошадей на луг или ведут на реку напиться.
Удивительная жизнь для маленькой графини, чудные вольности для конюшего сына, да кому какое дело? Граф далек от двора, далек от света, и не хочет даже думать о том, что когда-то придется расставаться с дочерью: знакомить с высоким обществом, выдавать замуж. Да и рано об этом думать, ох, рано: дети-то еще совсем маленькие.
Свежий воздух лугов, простая и вкусная пища, возня с лошадьми сделали детишек крепкими, ладными и румяными. Деревенская жизнь вообще полезна для тела, да и для души недурна, но вот незадача... Книги из библиотеки графа, иностранные фолианты, воспоминания К. о службе его при дворе да о путешествиях ко двору английского короля... Сказки и песни кормилицы, истории конюха о лошадях и походах... Все это перемешалось в бедных маленьких головках.
Людвиг и Эжени вообразили, что им непременно тоже нужно совершить кучу подвигов во славу короля. Теперь они целыми днями шепчутся том, как убегут из дома и отправятся в путешествие по свету. Практичный мальчик считает, сколько он сумел скопить монеток, прикидывает, какие из лошадей самые крепкие, и соображает, как бы хорошенько запастись булочками перед побегом.
Романтичная маленькая графиня ищет достойный предлог для побега: она понимает, что отец будет огорчен, и мечтает прославить его имя. Какие только идеи не приходят ей в голову! Отправиться в Испанию, пробраться к противнику и узнать все его планы, а потом преподнести их королю. Переодеться мальчиком и вместе с Людвигом наняться на корабль, идущий в Англию, юнгами.
О, Ваше Величество, если бы Эжени удалось воплотить в жизнь все её мечты, вам не пришлось бы тратить столько денег на пенсион этому глупому английскому королю: он сам явился бы к вам с шляпой в одной руке и с подписанным договором о мире в другой... Маленькая графиня считала, что ей точно известно, как привлечь на строну Франции не только правителя Англии, но и подчинить вам всю Европу!
Но ей была чужда практичная рассудительность маленького Людвига. Зачем воровать булочки, когда в их распоряжении щедрые леса для охоты? К чему считать скудные монеты, если при себе острая шпага и гордое имя? На что годятся старые добрые клячи, если существуют на свете быстрые яростные кони?
И Эжени решает начать воплощать план побега с приручения арабского жеребца, которого её отец купил пару лет назад. Купил из любви к красоте породы: даже охотиться после смерти жены граф ни разу не выезжал. Конюх тщательно ухаживал за норовистым животным, и детей к нему не подпускал. Только Эжени давно уж подкармливала потихоньку рысака морковкой и хлебом, которые выпрашивала на кухне. Угощение конь благосклонно принимал, и самонадеянная девчонка была уверена, что дело за малым: необходимо оседлать прекрасного скакуна, и он тут же превратится в послушного, пусть и своенравного, жеребца.
Для названного брата своего Людвига, зная его осторожность, она выбрала кобылу поспокойнее. И как не отговаривал он Эжени от опасной затеи, однажды ночью маленькая графиня разбудила его для того, чтобы приступить к самой важной части плана их побега. К укрощению и объезду Демона.
Одета была девочка в ту ночь в зеленый камзол, такие же панталоны и плащ. Граф понятия не имел, как нужно учить дочь садиться в дамское седло в платье, вот и заказал детям два одинаковых охотничьих мальчишеских костюма. К поясу была прицеплена шпага -- конец её ножен волочился по полу и царапал его, так что Эжени приходилось придерживать рукоять обеими руками, чтобы не шуметь.
Людвиг оделся. Вместе они прокрались на кухню, где дремал между булькающих на слабом огне кастрюлек с будущим завтраком повар Жан. Пока девочка держала свою шпагу, чтобы ничего не задеть ни одним, ни другим концом, Людвиг вытащил из плетеной корзины с крышкой несколько булочек для Демона и набил ими карманы.
Когда подошли к конюшне и убедились, что поблизости никого нет, Эжени оставила Людвига у дверей: чтобы стоял на часах, и непременно заухал бы совой при приближении опасности.
Через несколько минут маленькая графиня, чрезвычайно гордая собой, вывела под уздцы нетерпеливо подрагивающего Демона. Она уже надела на него седло, подставив скамеечку: этой премудрости давно обучил детей конюх. Задабривая морковкой и булочками жеребца, она прошла с ним подальше от конюшни в старинный в парк, надеясь что стук копыт не разбудит конюха или слуг. Людвиг запер двери и поспешил за следом.
-- Помоги мне залезть на него! -- глаза девочки так и блестели при свете яркой луны. Людвигу и самому было весело и страшно. Он подставил подруге спину -- как и полагается галантному кавалеру или хорошему слуге... Эжени лихо вскарабкалась на него и с его плеч запрыгнула прямо в седло... Она была легче перышка, и быть может, норовистый рысак не воспротивился бы вовсе своей ноше, если бы не проклятая шпага. Ощутив на своей спине седока, жеребец легонько взбрыкнул. Эжени крепко держалась за седло, плотно прижимаясь всем телом к лошади. Но её длинная шпага покачнулась и ударила рысака по крупу! Издав дикое ржание, тот рванул с места.
Наверное, это ржание и двойной испуганный вскрик разбудили и графа, и конюха, и добрую половину слуг. Людвиг не знал. Сломя голову он бросился обратно в конюшню, трясущимися руками раскрыл снова двери, а затем первое попавшееся стойло. Не разбирая в темноте, взлетел на лошадь. Он знал, что шансы догнать породистого рысака у него не велики, но умное животное под ним почуяло верное направление. Промчавшись во весь опор через луг, Людвиг вскоре на всем скаку вылетел Демону наперерез.
Лошадиный хрип, грохот подков и крик Эжени -- последнее, что услышал мальчик. А последним, что он увидел, были две пары глаз. Расширенные от ужаса серые глаза маленькой графини и бешеные черные -- обезумевшего скакуна.
Так закончилась сказочная жизнь сына графского конюшего.
Когда Людвиг начал приходить в себя, он еще долго не мог ничего вспомнить, не узнавал отца и мать, не разговаривал. Постепенно память и разум вернулись к нему. Дольше восстанавливалась речь. Доктора говорили, что он никогда больше не встанет с постели.
Отец замкнулся в себе и стал пить много вина, которого раньше не любил. Мать, веселая прежде кормилица, певунья и сказочница, резко состарилась. Она почти перестала улыбаться, между бровей у нее пролегла глубокая страдальческая складка. Хотя мать больше не пела песен, она беспрерывно говорила со своим сыном, с того самого момента, как искалеченного Людвига внесли в дом и уложили на кровать.
Не отходя от сына ни на шаг, кормилица выполняла все предписания доктора, да еще не гнушалась подсказками бабок из крестьянской деревни. С тех пор у нее в кастрюльке постоянно кипел какой-нибудь отвар, в темном углу под шубой томилась лечебная настойка, а вся хижина пропахла бальзамом из целебных трав.
Об Эжени Людвиг ничего не знал. Сначала не помнил, потом не мог спросить, а когда спросил, не получил ответа. Мать еще больше нахмурилась, отец молча вышел из дому, захватив кувшин с вином.
Несколько лет понадобилось мальчику на то, чтобы начать вставать и ходить. Да только никогда он уже не был прежним. Спина искривилась, шея застыла, притянув левое ухо к плечу, одна нога осталась короче другой и перестала сгибаться в колене. Но и этому местный лекарь радовался, как истинному чуду, и нахваливал добрую мать. Та тоже обливалась слезами радости, когда сын ее, калека, вываливался мешком из дому и устраивался посидеть на порог, подолгу глядя прямо перед собой, изредка переводя вопросительный взгляд на мать, а с матери на пустые конюшни и заброшенный замок.
Еще несколько лет спустя Людвиг, который выходил теперь погулять по окрестным деревням, узнал от крестьянских мальчишек, что юная графиня Эжени, вследствие испуга и удара о землю при падении с лошади тронулась рассудком и была отправлена графом в специальный монастырь. За ней приезжал её крестный, какой-то заморский герцог. Самого же графа хватил удар от горя и он уехал за границу, на воды, лечиться, распустив всех слуг. Местные сплетницы добавили, что граф щедро наградил за службу конюха и кормилицу, назначил им пожизненный пенсион, а для Людвига велел приглашать лучших лекарей.
Мальчишки всюду бегали гурьбой за Людвигом, но не для того, чтобы посмеяться или подразнить его. Очень уж нравились им сказки чудаковатого уродца. А Людвиг понял, что все что ему осталось -- это воспоминания о детских годах, прочитанных книгах, маминых песнях, историях графа и отца, и собственные детские приключения и мечты: его и маленькой храброй графини Эжени.
Он вспомнил, как мечтал служить ей и прославлять её имя, когда она мечтала служить королю и прославлять своего отца. И он рассказывал людям сказки, в которых переплеталось все, что он знал и пережил вместе с Эжени.
Вскоре слухи о сумасшествии графини сошли на нет, зато теперь вся провинция пересказывала друг другу истории об удивительной наследнице графа К. В этих историях юная Эжени представала то царицей древних государств, то полководицей, то волшебницей, то святой. А необыкновенный рассказчик тоже получил известность, и вскоре его начали приглашать ко двору помещики и дворяне, которым любопытно было послушать сказки, да поглазеть на уродца.
Так слава его дошла и до Парижа, а позже до Версаля... И вот уже сам король приглашает его на службу ко двору.
Я знаю, сир, что вы любите грустные сказки. Вот и сейчас вы повеселели, узнав о судьбе маленького Людвига и его юной госпожи. Великолепный, сиятельный король, которого сравнивают с солнцем, не любит вспоминать о своем детстве и юности. А его шут, смешной и убогий, которого можно сравнить разве что с кочергой для углей в камине, с глупым умилением лелеет в сердце воспоминания о сказочном начале его никчемной жизни.
И пока вашему величеству угодно, я буду с честью служить вам и охранять ваш душевный покой... Каждый день готов я ради вас терпеть тычки и грубый хохот. Немного не те подвиги, о которых мечтал маленький Людвиг, но вполне в духе насмешницы-судьбы . Я уверен, что молодая графиня, где бы она не была, усердно молится о вас, сир. А её молитвы творят чудеса. Уж я-то знаю.