Я, мои друзья и наши дети. Сынок продолжение
Каждый раз, когда я перечитываю историю о Верочке Татьяны Губиной в книжке, или у Татьяны в ЖЖ, я ловлю себя на ощущении де жа вю . После того, как Верочка, побывав в гостях в первый раз, возвращается в дд, помните?.. Меняется ее поведение, а воспитатели злобствуют -- это, мол, результат похода в гости. Ох...
Ночная нянечка, старая Анна Демьяновна, которая терпеть не могла Дениса, и откровенно не любила меня, не упускала случая рассказать всем -- воспитателям, логопеду, заглянувшим в группу старшей медсестре или директору, -- что Денис "хуже стал" : ночью просыпается, плачет, штаны пачкает, палец сосет... То есть, он и раньше все это делал, а сейчас делает еще "хуже" и будто бы назло... А я в этом виновата.
Конечно, я была виновата. Ведь каждый раз теперь Ден, кода его ругали, бежал ко мне, обнимал за ноги и прятал лицо в моем фартуке. А воспитатели хором твердили, что я -- просто няня, мое дело -- мыть посуду, а не подрывать их воспитательский авторитет. И мне приходилось своими собственными руками отрывать от своих ног вцепившиеся в меня ручонки и отправлять ищущего моей защиты малыша обратно -- туда, где его ругали и наказывали. Конечно, он протестовал. Он кричал и плакал, он рвался назад ко мне, а его еще громче ругали и больше наказывали. А я отрывала его ручки от себя, прямо " слыша" как трещат и рвутся его чувства... Помню, как перед тихим часом отправляла его спать из туалета, а он расплакался, толкнул меня обеими руками и закричал: "Не любу тебя, не лююбу!!!"
Когда во время тихого часа я, закончив работу, собиралась уходить домой, на пороге группы возникал откуда-то вроде бы мирно спящий только что Денис, теребил подол маечки и спрашивал:
-- Ты домой, мама?
Я говорила "да", а он не спрашивая и не утверждая, таким вот полутоном продолжал:
-- А я пойду...
-- А ты в другой раз, -- говорила я, целовала его и отправляла в группу обратно. Мне казалось, что взять его снова домой нужно будет непременно, чтобы он знал, что я не просто привезла его назад в дд, потому что мне что-то не понравилось, что вот другие же -- Сашка Калинкин, Алешка Мосалев, Наташа Сорокина, Света -- ездят домой постоянно, кто- то к бабушке, кто- то к воспитателям и нянечкам в гости, и от этого только выигрывают. Но я ведь была -- несовершеннолетняя, жила с родителями, поэтому не могла вот так просто в любой выходной взять Дениса домой снова. Мне нужно было уговорить родителей, воспитателей, директора... С воспитателями , кстати, было проще всего: им чем меньше детей в группе, особенно трудных, да в рабочий выходной, тем лучше, а там хоть трава не расти... Труднее было с родителями... История с " комиссией" больше не прокатит, брать еще одного ребенка из детского дома на выходные на регулярной основе они не выражали ни малейшего желания -- Димки, разбирающего часы на кухне ночью, было вполне достаточно...
Я решила забрать Дениса второй раз домой на новогодние праздники. Новый год я встречала обычно дома, с лучшими подругами Ольгой и Ириной, родители к нам не лезли, так что наличие трехлетнего малыша не должно было никого сильно напрягать. На дворе пока был ноябрь, так что я решила всех потихоньку морально готовить к этому событию...
А тем временем взаимное недовольство мое с воспитателями и ночной няней росло... С Ритой, вечерней нянечкой, мы дружили, я часто оставалась после своего рабочего дня еще на половину ее-- вместе мы могли больше помыть и отчислить, да и поболтать при этом, ну и с детьми потискаться время было. Воспитатели не возражали, директор, которая частенько заглядывала в группу, заставая меня в "неурочное" время, всегда говорила воспитателям, что вот, мол, что вы на девчонку жалуетесь, не ленивая же она, работает в две смены, учите, как надо, и научится всему... ГИ или НИ мямлили что-то в ответ, я как-то не заостряла внимания, пока однажды... Меня не пригласили на всеобщее собрание, на котором обсуждались разные текущие дела детского дома, и в середине которого меня вдруг попросили встать и пропесочили как следует.
Я к тому времени думала, что уже вкусила всех Ией женского коллектива. Ощущение возникало такое, что в этом змеином клубке все друг друга ненавидели. Стоило любым двум воспитателям оказаться вместе, они с жаром начинали обсуждать и осуждать какую- нибудь третью. "роли" менялись, а речи нет, и я подозревала, конечно, что тоже могу являться предметом чьих-то сплетен или обсуждений, но как-то до того дня не придавала этому значения... А тут на меня смотрели десятки глаз ТАК, как будто я была не медлительная няня, а иностранный шпион, заговорщик, провокатор и организатор саботажа в одном флаконе.
На меня орали, мне приводили кого-то в пример, меня стыдили и позорили и в итоге объявили, что я не прошла испытательного срока (три месяца! Я считала эти три месяца чистой формальностью, и даже не думала, что могут и вправду не " утвердить" меня на рабочем месте по прошествии этого срока) и меня переводят в прачечную, утюжить белье. К тому же начальство вдруг "вспомнило" , что мне всего 17 лет, а значит, и полный рабочий день я работать не могу, а могу работать только три часа... Конечно, я проигрывала в зарплате (135 рублей я получала, как няня, и 55 рублей, как гладильщица), хотя меня это мало волновало тогда: я жила дома, зарплату отдавала маме, оставляя себе на карманные расходы... Не поверите сейчас... 5 рублей в месяц
Было очень обидно, и стыдно. Стыдно сказать дома, что я не прошла испытательного срока, стыдно встречаться в коридорах детского дома с любым воспитателем или няней-- все ведь они теперь знали, насколько я плохая... Стыдно было приходить на новое рабочее место: прачка тетя Катя и раньше покрикивала на меня, поторапливая, пока я разбирала и пересчитывала, сдавая ей в стирку колготки и рубашки.
Но все оказалось не так страшно. Тетя Катя оказалась при ближайшем рассмотрении чудесной женщиной, а так же чудесными женщинами оказались завхоз и весь " технический" персонал, с которыми я раньше не сталкивалась близко. Оказалось, что никто из них не только не осуждает меня, но осуждает воспитателей, "попользовавшихся" мною, как они говорили: "А когда тебе было работать нормально, если они свою воспитательскую работу на тебя постоянно скидывали?" -- заявила мне завхоз Анна Ивановна ( да, в этом учреждении почти все были Ивановны!!!
) с такой точки зрения на произошедшее я не смотрела, но догадывалась, о чем она говорит... Воспитателей ведь действительно частенько не было в группе, да и когда они там были, в- общем-то все равно все делали нянечки. Воспитатели писали планы, проводили занятия, гуляли с детьми ( после того, как их оденут и выведут на улицу нянечки).
Мне общение с детьми было в радость, поэтому я с удовольствием проводила с ними время в ущерб уборке -- а не должна была, должна была совмещать -- мыть, чистить, одевать-раздевать, совершать всякие манипуляции с детьми так же, как с посудой, их одеждой и игрушками. Это здорово получалось у ночной няни -- тряпки, щетки, куртки, посуда, дети, колготки, шкафчики -- это все были объекты ее работы. Поэтому она была ценным работником, а я нет. Еще и авторитет подрывала.
После того, как меня "уволили" из нянечек, я пришла в группу, села в спальне и позволила ребятишкам хоть на голову к себе залезать: прощалась. Ну, и имела право теперь вроде как. ГИ внезапно "осенило": глядя, как я глажу волосики, пожимаю ручки и улыбаюсь любимым мордашкам, она воскликнула, как будто такая мысль впервые пришла в ее голову:
-- Женя! Ты детей любишь?! Ты поэтому с ними так много времени проводила?..
Я оторопела и кивнула -- ну, как бы, да...
-- Ну так ты приходи в любое время, если хочешь!
Занавес.
В прачечной оказалось не страшно. Тетя Катя показала мне, как делать меньше движений утюгом и при этом отутюживать и складывать разные предметы одежды и постельное белье так, чтобы все было ровненько и гладенько. Так я поняла тогда впервые на практике, что нужен навык: что-то, что ты делаешь часто, ты в итоге можешь научиться делать быстро и хорошо. Самооценка моя росла, и наверное, сравнялась с нормальной в тот момент, когда я услышала диалог моей новой начальницы с ночной няней Анной Демьяновной:
-- Ну что, наша то у вас -- работает?.. -- ехидненько спросила нянечка.
-- Работает! -- рявкнула, как отрезала, тетя Катя. -- Прекрасно работает!
И я работала -- три часа в день, это оказалось так клево!
времени было много свободного, хотя я никогда не торопилась домой. Если объем работ с глажкой на сегодняшний день был закончен, я помогала со стиркой. Или шла в группу -- а пока что там Рита работала в две смены... Классно, конечно, зарплата двойная, но сейчас я думаю -- а ведь она была беременная... А работа была не легкая... Я помогала Ритке, а однажды застала такую сцену: мы помогали одевать ребятишек на прогулку, Денис копошился, как всегда , и вдруг ГИ в свойственной ей манере воодушевленно воскликнула:
-- А если сейчас Денис быстренько оденется, Женя возьмет его домой!
Денис кинулся одеваться, а я засияла с открытым ртом, не веря своим ушам. Рита вытолкала меня за дверь:
-- Иди домой, чтобы он тебя не видел, она так часто делает, он ревет потом...
Я рассказывала о детях тете Кате, пока мы наглаживали белье. А как было не рассказывать? Вот я брала в руки рубашку Дениса, или платьице Зульки, и конечно, начинала рассказывать. Говорить о своих детях я могла бесконечно. Она слушала молча, сама не расспрашивала ни о чем, и по лицу ее нельзя было догадаться, какое впечатление на нее производят мои рассказы. Но, видимо, производили. Потому что однажды я увидела, как она остановила Асю, которая возвращаясь в группу от логопеда, проходила мимо нашей прачечной, и дала ей яблоко. Ася, впрочем, повела себя сдержанно, что, может быть разочаровало добрую женщину, но она знала от меня об Асиной маме, которая " одманывала и одманывала", наверное, поэтому ей и хотелось ее подбодрить и приласкать, а то, что Аська не приласкалась, что ж... Значит, травма ее была сильной, мы это понимали...
Помню, был день "инвентаризации". Завхоз Анна Ивановна собрала в комнате у склада весь " младший технический персонал", выдала на огромные ножи, принесла со склада кучу новых вещей, бросила на пол и сказала:
-- Режте!
Мы в нерешительности стояли и смотрели на новые одеяла, шапочки, пальто, платьица и рубашки. В нашей группе я знала все вещи наперечет -- у каждого мальчика были две " свои" сменные рубашки, у девочки -- платьица. Колготки, трусики и шорты тоже носили в основном одни и те же -- по цвету и размеру определяя, где чьи. Все эти вещи были много раз стиранные, кое-где зашитые -- поношенные. Пальтишки для прогулок тоже у каждого были свои, не новые, довольно "побитые жизнью" катания с ледяных горок и валяния по снегу... В шкафу хранились вещи новые -- для похода домой или для комиссий, а так же парадные -- для утренников и праздников.
-- Будет инвентаризация, -- устало объяснила Анна Ивановна, беря в руки нож. -- нужно списать старые вещи, чтобы дали новые. Склад вещами забит, но так положено. Для отчетности, а то накажут за то, что не пользуемся.
Я все равно не понимала -- почему же тогда не пользуемся? Почему не списать старые вещи из групп, а те, что лежат на складе, раздать детям в группы? Зачем портить новые вещи, чтобы заменить их новыми же, которые опять отлежат на складе положенный срок, и так же пойдут под нож?.. Если только какая-то рубашонка не сотрется до дыр, наконец, и ее не заменят на одну из тех, что в шкафу , а в шкаф добавят новую со склада... Не я одна не понимала, мы все никак не могли решиться начать пороть ножами вещи. Анна Ивановна подобрала из кучи на полу красивую кофточку и вонзила в нее нож. распоров на две неровные части, бросила на пол.
Мы начали резать вещи, чувствуя уже какое-то остервенение. Швея и руководительница кружка мягкой игрушки Лена пыталась " спасти " меховые шапочки или хотя бы кусочки от них-- на поделки, но Анна Ивановна заметила и отобрала:
-- Ты что! Не досчитаются, знаешь, что будет!
Меня спасла из этого абсурда моя начальница -- просто взяла за руку и увела, сказав, что я ей нужна. А сама отпустила меня домой.
Между тем, к моему удивлению, меня частенько звали в разные группы подработать, когда нужно было подменить какую- нибудь няню. Няни или их дети периодически болели, и раз или даже два в неделю к нам в прачечную прибегала какая-нибудь воспитательница с просьбой поработать у них сегодня. Но я не могла -- слишком хорошо помнила их большие глаза на том собрании, смотревшие на меня чуть ли не брезгливо тогда. Я не могла пойти туда и как ни в чем не бывало работать, зная, что они оценивают каждый мой шаг и сравнивают с кем-то. Может, ничего такого большинство из них и не думало, действительно нуждаясь в помощнице, но пережитый позор был так силен, что я просто не могла и не хотела. Просила тетю Катю отмазать меня, или ссылалась на то, что очки забыла и не вижу грязи...
В свою бывшую группу, я, тем не менее, ходила подрабатывать с удовольствием. Воспитатели меня теперь "любили", я любила детей, а с ночной няней вопрос решился очень просто.
Однажды она выползла из спальни с какой-то претензией в мой адрес, но уроки "технического персонала", которые доброжелательно учили меня "жизни", не прошли даром: я рявкнула на бабку, и она вдруг на моих глазах превратилась в " милую старушку", которая отныне разговаривала со мной ласково и нараспев. Я уже имела подобный опыт в школе с учительницей химии, поэтому не сильно удивилась, но все же удивилась в очередной раз, до чего же некоторым людям необходимо просто один раз взять и показать, что на тебя орать не надо, ты и сам можешь орать, и тогда у них в голове будто что- то переключается и они оставляют тебя в покое...
Шел декабрь, в группах репетировали новогодние утренники, я не забывала о своих планах взять домой Дениса, и всех потихонечку к этому готовила. Самое главное, дома вроде бы не возражали.
Ребятишки в группе учили стихи, мы в прачечной утюжили белые рубашечки. Утренник был назначен где-то за неделю до Нового года. В тот день я работала в группе или в прачечной -- не помню, но я была на утреннике, держала Дениса на руках. Его и Сашку-Колесо не взяли выступать, они сидели в зале "зрителями" . Все мальчики были наряжены зайчиками, конечно, а Дениса и Саньку просто одели в парадные белые рубашечки. Денису рубашка очень понравилась, он просто светился весь и застенчиво разглядывал белоснежные рукава... В зале присутствовала и бабушка Саши Калинкина, и Сашок важно рассказывал деду Морозу стихотворение:
Ах, мороз, мороз,
Ты нас не морозь!
Ручки Сашины и ножки--
Ты же должен понимать:
Ножкам бегать по дорожке,
Ручкам Бабу обнимать!
В последней строчке стихотворения в оригинале было про маму, но слова " мама" Сашок принципиально не произносит никогда, а бабушка в зале была очень довольна. Все хлопали Сашке, и Колесо тоже, но только до тех пор, пока Дед Мороз не вручил Калинкину шоколадку. Санька выпрямился на стульчике, вытянулся, потом оттолкнул ногами стоящие впереди него стулья и выкатился на середину зала. Воспитатели зашикали, но Дед Мороз подхватил мальчишку на руки и спросил, знает ли тот стихотворение. И Санька- Колесо всех удивил. Он нараспев, похлопывав по рукаву Деда Мороза ладошками, прочитал то же самое стихотворение, в последней строчке выдержал паузу, обвел всех хитрющими глазами и закончил :
-- ручкам Деда обнимать!
Все рукоплескали, дед Мороз вручил Саньке шоколадку, утренник продолжался. Тут прошел какой-то шум по коридору, я услышала уже подзабытое слово "Колосовка", посадила Дениса на стул и вышла, чтобы узнать, в чем дело.
Оказалось, дд в Колосовке достроили в спешке, чтобы завезти детей и открыть его в этом году: и Новый год ребятишки должны будут встречать в новом доме. В группах началась паника. За эти месяцы воспитатели привыкли к детям, многих, кто был занесен в список " колосовских" , успели полюбить, и теперь отдавать не хотели. Я с трепетом ждала, что наши воспитатели тоже передумают, и оставят Саньку или Дениса, а то и обоих, особенно сейчас, после Санькиного замечательного выступления на утреннике... Но нет, наши " передумывать" не собирались... Тогда я метнулась к директору:
-- Инна Андреевна! Пожалуйста, дайте мне Дениса домой до завтра! Я ему обещала...
-- Нет! Зачем? Уже все...
Я не знаю, что это " все" означало для директора детского дома, не плохой, в общем-то, и не злой тетки. Но я хорошо, просто что называется "всей шкурой" чувствовали, что это "все" значит для меня и Дениса. Я вошла в зал, утренник закончился и все встали у елки фотографироваться. Воспитатели стали звать меня:
-- Женя, Женя, иди сюда, вставай с нами!
Я прошла и встала рядом со всеми. Я уже плакала, кажется, а Денис посмотрел на меня и тоже что-то понял. Он опустил голову, выпятил губы и нахмурил брови. У меня нету той фотографии, но я ее помню. Помню себя с опухшими глазами и Дениса, готового закричать свое протестующее "Нэээт!"
На следующий день я просидела под дверью директорского кабинета все время, пока она и воспитатели там знакомились и передавали личные дела колосовским воспитателям. А когда они вышли, я бросилась к ним, торопясь рассказать, какой хороший мальчик Денис Пономарев, и чтобы они были поласковее с ним, и тогда он просто расцветет и будет прекрасным воспитанником: умным и послушным. Они выслушали меня с каким-то веселым удивлением, покивали и пошли по группам, а я пошла одевать Дениса . Рита одевала Саньку, и он весело вертелся в ее руках, приговаривая:
-- Я поеду на аптобусе, далеко-далеко!!!
Другие дети гуляли, Денис стоял посреди группы, я сняла с него его коричневую рубашку в клеточку, надела новую -- с мячиками. Он покосился на яркие мячики и чуть улыбнулся. Наверняка в другое время он бы страшно обрадовался обновке ("Выбражулька, твоя мама должна была наряжать тебя и водить в Детский Мир за покупками", -- пронеслось у меня где- то "на заднем плане" в голове). Кто-то из воспитателей ( а они в тот день все три вышли на работу) прошептал:
-- Денис как сердцем чует!..
Я надела на него колготки, штанишки, свитер ... Все новое, со склада. и пальтишко новое, немного было ему тесновато. Воспитатели сказали не обращать внимания -- все равно в новом детдоме наверняка новое выдадут. И я застегивала эти тугие пуговицы, а Денис не шевелился, смотрел в пол, и мне было так не по себе от его покорности -- как будто с каждой застегнутой пуговицей я отрезала по кусочку его от себя. Я начала торопливо говорить ему о том, что он поедет, как и Сашка, на автобусе "далеко-далеко", что там будет новый дом, новые воспитатели, что там деревня и свежий воздух, что там ему будет хорошо, а однажды я приеду к нему в гости, и однажды он снова поедет домой... Я плела и плела что-то с дурацкой улыбкой, только бы успокоить его и убедить, что все хорошо, а он смотрел на меня исподлобья, и я не видела больше в его глазах того ласкового света, который вспыхнул однажды, когда я сказала ему в первый раз: "Дениска, ты ведь хороший мальчик!" --а он впервые ответил "Да!" и до сих пор не угасал...
Мы проводили детей до автобусов. Все плакали, махали руками, Инна Андреевна с большим портфелем вошла в автобус, напутствовала детей и новых воспитателей, а потом вдруг выглянула из дверей и крикнула мне:
-- Ну, ты с сыном-то прощаться будешь?!
Прямо вот таким текстом и крикнула. Я кинулась в автобус, Санька увидев меня завопил:
-- Мы едем в Колосовку!!!
Я улыбнулась ему, а Денису протянула яблоко. Вот тут он и закричал опять свое: "Нэээт!" так отчаянно и зло, автобус завелся, я выскочила наружу и разревелась. НИ и Рита утешали меня, да и не одна я там плакала. Но, наверное, никто не чувствовал себя так ужасно, как я...
-----------------------------------------------------------------------------------------
nikon d3100 18 55mm