ВЕРИГО
Я родился в маленьком городке Невель, располагавшимся на берегу большого озера, которое тоже называлось Невельским. Город был сначала Великолукской, а потом Псковской области до войны в основном с еврейским населением делился на два района - «Амур» и «Америка». Уж не спрашивайте, почему так назвали. Район «Америка» до войны, я полагаю, считался центром города. Там был дом бабушки с дедушкой, там родилась мама. Дом уцелел, как рассказали соседи, но приехали люди из соседней деревни, разобрали дом по брёвнышку, увезли к себе в деревню и там собрали. Не рассчитывали, что эта еврейская семья вернётся. От дома остались каменные сваи, потому что иногда речка Еменка, вытекающая из озера и являющаяся как бы границей между двумя районами затапливала эти низины при половодье. Да так затапливало, что от автобусной остановки до домов людей отвозили на лодках. Речка была маленькая да удаленькая. После войны мамины родители купили полдома уже на «Амуре» на улице Октябрьской. Позади нашего дома было польское кладбище, обнесённое кирпичной беленой стеной с арочными воротами. Потом там выкорчевали красивые гранитные плиты, и на образовавшемся пустыре разместилась автобаза. На этой песчаной улочке прошло моё детство. Летом по ней ездили на телегах, а зимой - на санях, свозя молоко на Молочно-консервный комбинат из ближайших деревень. На комбинате вырабатывали молочные продукты и, конечно же, - мороженое. Поэтому больше всего мы, будучи школьниками, любили ходить на экскурсии туда, где у нас была возможность вдоволь полакомиться мороженым и сухим молоком.
Район активно застраивался частным жильём. Параллельно нашей улице шла улица Гвардейская. Она была классом выше моей улочки - это была уже булыжная мостовая. После катания по ней на велосипеде, так отбивалось «мягкое место», что полдня сидеть было больно. Между двумя этими улицами находилось православное кладбище с действующей церковью Святой Троицы. А поскольку наш дом был первым на улице, то он находился напротив кладбища.
Кстати, местоположение дома очень помогло местным старикам-евреям. Ранее они снимали маленькие дома, где устраивали импровизированные синагоги. Но, через какое-то время бдительные соседи сообщали куда надо о обнаружении нового сионистского логова. Приезжала милиция, все разрушала, никого, правда, не арестовывали, только предупреждали стариков, чтобы больше трёх не собирались. Но как не больше трёх, если для общей молитвы нужно десять евреев - миньян, а на идиш миньян звучал как минин. Так вот что старики придумали: в глубине нашей улицы сняли халупку и глубоко законспирировались. Если кто-то из заезжих евреев хотел помолиться, то его посылали на улицу Октябрьскую - мол, это где-то там. А на улице верующий спрашивал у первого прохожего: «А где тут минин?», и ему сразу указывали на наш дом. Ну а мы-то знали точный адрес - мой дед был верующим человеком, хабадником и активным участником в жизни подпольной синагоги. Когда мне исполнилось тринадцать лет, то дед меня нанимал за двадцать копеек сидеть в миньяне, если не хватало людей на десяток. Правда, я там читал книгу, а не молился - главное там было не участвовать, а присутствовать. Да и двадцать копеек на улице не валялись.
Но я отвлёкся. Однажды, во время болезни, глядя в окно, я увидел чёрную точку, ползущую по засыпанному снегом кладбищу. Первое, что пришло в голову - привидение. Вечером рассказал отцу. Тот засмеялся:
- Какое это привидение. Это Вериго бродит.
- А кто это?
- Несчастный человек. Пьяница.
- А что он там делает?
- Видимо, ночует в склепе.
Меня передёрнуло от ужаса - мы как-то с мальчишками залезли в этот склеп. Там были скамеечки возле плит - но даже днём было страшновато. Вторую попытку на подобное путешествие мы не предпринимали.
Вериго, по нынешним понятиям был бомж, и являлся одной из легенд города. Нигде официально не работал и не числился. Просто ходил по дворам: кому - дров напилить, кому - огород вскопать. Заработанное тут же пропивалось. Напившись, Вериго не проявлял никакой агрессии, любил сидеть, прислонившись к кладбищенскому забору, и философствовать. Говорят, что когда-то был бухгалтером. Видимо, он чувствовал в бабушке коллегу, которая тоже когда-то работала в бухгалтерии и та придумывала для бродяжки работу из жалости к коллеге, щедро оплачивала и уговаривала пойти в магазин купить обувь. Вериго обещал пойти в магазин, но шёл не в обувной, а в винный.
Первый звонок прозвенел, когда однажды зимой, хорошо «поддав для сугреву» несчастный уснул на снегу. Вызвали «скорую помощь», думали - всё, «сыграл в ящик» бомж. А через неделю Вериго уже опять бродил по кладбищу, расчищал дорожки в сугробах к домам и смеялся:
- Мужики, я никогда не замёрзну. У меня же уже вместо крови внутри течёт спирт. Так что - не волнуйтесь. Я - бессмертный, потому что уже проспиртован насквозь.
По слухам, идея ещё раз проспиртовать Вериго, пришла в головы руководителям нашего Невельского мед.училища. Эту новость рассказала мать, работавшая зубным врачом в поликлинике, попутно читавшая лекции будущим медсёстрам. Зная, что у Вериго нет родни, был составлен договор, согласно которому Вериго завещал свой труп училищу в качестве учебного пособия, а соответственно училище обязалось платить определённую сумму ежемесячно. Видимо, предполагали, что после воспаления лёгких долго не протянет. Но шло время. Вчерашние первокурсницы закончили училище, а пьяница всё жил и жил. Прошло лет пять, а то и более. Новое руководство медицинского заведения, устав ждать и потеряв терпение, в ожидании смерти пьяницы, расторгло договор, чем расстроило Вериго - потерять такой доход никак в его планы не входило. То ли это было на самом деле, то ли на уровне слухов - доказать сложно. В общем, Вериго не унывал - продолжал пилить дрова и копать огороды - старался заработать как мог на выпивку.
После восьмого класса я поступил в Витебский техникум и уехал из города, бывая дома только на каникулах. Когда я уезжал, Вериго ещё был жив. Домой я приезжал урывками и больше эту легенду Невеля больше не видел. Возможно, его и похоронили на кладбище, на котором он прожил остаток своей жизни.
Район активно застраивался частным жильём. Параллельно нашей улице шла улица Гвардейская. Она была классом выше моей улочки - это была уже булыжная мостовая. После катания по ней на велосипеде, так отбивалось «мягкое место», что полдня сидеть было больно. Между двумя этими улицами находилось православное кладбище с действующей церковью Святой Троицы. А поскольку наш дом был первым на улице, то он находился напротив кладбища.
Кстати, местоположение дома очень помогло местным старикам-евреям. Ранее они снимали маленькие дома, где устраивали импровизированные синагоги. Но, через какое-то время бдительные соседи сообщали куда надо о обнаружении нового сионистского логова. Приезжала милиция, все разрушала, никого, правда, не арестовывали, только предупреждали стариков, чтобы больше трёх не собирались. Но как не больше трёх, если для общей молитвы нужно десять евреев - миньян, а на идиш миньян звучал как минин. Так вот что старики придумали: в глубине нашей улицы сняли халупку и глубоко законспирировались. Если кто-то из заезжих евреев хотел помолиться, то его посылали на улицу Октябрьскую - мол, это где-то там. А на улице верующий спрашивал у первого прохожего: «А где тут минин?», и ему сразу указывали на наш дом. Ну а мы-то знали точный адрес - мой дед был верующим человеком, хабадником и активным участником в жизни подпольной синагоги. Когда мне исполнилось тринадцать лет, то дед меня нанимал за двадцать копеек сидеть в миньяне, если не хватало людей на десяток. Правда, я там читал книгу, а не молился - главное там было не участвовать, а присутствовать. Да и двадцать копеек на улице не валялись.
Но я отвлёкся. Однажды, во время болезни, глядя в окно, я увидел чёрную точку, ползущую по засыпанному снегом кладбищу. Первое, что пришло в голову - привидение. Вечером рассказал отцу. Тот засмеялся:
- Какое это привидение. Это Вериго бродит.
- А кто это?
- Несчастный человек. Пьяница.
- А что он там делает?
- Видимо, ночует в склепе.
Меня передёрнуло от ужаса - мы как-то с мальчишками залезли в этот склеп. Там были скамеечки возле плит - но даже днём было страшновато. Вторую попытку на подобное путешествие мы не предпринимали.
Вериго, по нынешним понятиям был бомж, и являлся одной из легенд города. Нигде официально не работал и не числился. Просто ходил по дворам: кому - дров напилить, кому - огород вскопать. Заработанное тут же пропивалось. Напившись, Вериго не проявлял никакой агрессии, любил сидеть, прислонившись к кладбищенскому забору, и философствовать. Говорят, что когда-то был бухгалтером. Видимо, он чувствовал в бабушке коллегу, которая тоже когда-то работала в бухгалтерии и та придумывала для бродяжки работу из жалости к коллеге, щедро оплачивала и уговаривала пойти в магазин купить обувь. Вериго обещал пойти в магазин, но шёл не в обувной, а в винный.
Первый звонок прозвенел, когда однажды зимой, хорошо «поддав для сугреву» несчастный уснул на снегу. Вызвали «скорую помощь», думали - всё, «сыграл в ящик» бомж. А через неделю Вериго уже опять бродил по кладбищу, расчищал дорожки в сугробах к домам и смеялся:
- Мужики, я никогда не замёрзну. У меня же уже вместо крови внутри течёт спирт. Так что - не волнуйтесь. Я - бессмертный, потому что уже проспиртован насквозь.
По слухам, идея ещё раз проспиртовать Вериго, пришла в головы руководителям нашего Невельского мед.училища. Эту новость рассказала мать, работавшая зубным врачом в поликлинике, попутно читавшая лекции будущим медсёстрам. Зная, что у Вериго нет родни, был составлен договор, согласно которому Вериго завещал свой труп училищу в качестве учебного пособия, а соответственно училище обязалось платить определённую сумму ежемесячно. Видимо, предполагали, что после воспаления лёгких долго не протянет. Но шло время. Вчерашние первокурсницы закончили училище, а пьяница всё жил и жил. Прошло лет пять, а то и более. Новое руководство медицинского заведения, устав ждать и потеряв терпение, в ожидании смерти пьяницы, расторгло договор, чем расстроило Вериго - потерять такой доход никак в его планы не входило. То ли это было на самом деле, то ли на уровне слухов - доказать сложно. В общем, Вериго не унывал - продолжал пилить дрова и копать огороды - старался заработать как мог на выпивку.
После восьмого класса я поступил в Витебский техникум и уехал из города, бывая дома только на каникулах. Когда я уезжал, Вериго ещё был жив. Домой я приезжал урывками и больше эту легенду Невеля больше не видел. Возможно, его и похоронили на кладбище, на котором он прожил остаток своей жизни.