(no subject)
Вчерашний день ознаменовался наплывом «френдов», разглядыванием которых провел остаток дня. Понял мало что. И главное, чем этот день отличился от предыдущих. Разве что магией имени, которое я помянул в последнем посте, каюсь, всуе.
В таком случае, мне хочется страшным шепотом спросить, а он кто, какое, я дико извиняюсь, звание у Дмитрия Евгеньевича, ну, скажем, выше генерал-губерна?.. тут осекаюсь, боясь показаться идиотом. И все равно, безнадежно опаздываю.
Видится такая картина. На улицу, где в потоке дорогих машин шныряют сияющие майбахи и прочие бентли с номерами ООО и ААА, с тремя семерками и нолями, из тихого дворика медленно-медленно выезжает ландо неизвестной марки, немыслимо дорогое, с наглухо тонированным даже лобовым стеклом, пересекая все сплошные, какие только существуют в природе, спокойно следует куда-то-здесь-не-далеко. На бампере вместо номера: «ДМИТРИЙ ЕВГЕНИЧ». Движение замирает. Машины с поперхнувшимися мигалками спешно пытаются сдать назад, из них гроздями вываливаются генералы и депутаты, в панике стремясь затеряться в толпе, срывая на бегу с себя фуражки и каракулевые папахи и напяливая на их место засаленные треухи обычных граждан, которые они рвут с замерших и остолбеневших прохожих. Постовые полицаи в ужасе ложатся ничком на асфальт и закрывают голову руками. Дети плачут.
Дмитрий Евгеньевич изволют проследовать в булочную за хлебом.
Это интернет. И мне здесь нравится. Хоть и многого не понимаю.
Например, слова «френд». Оно бессмысленно и обладает негативными коннотациями (я еще не так ругаться умею, это я долго терпел, заманивая посетителей). У одного пользователя я попал в компанию к «проститутке кет», которая здорово пишет, у которой стоит поучиться, но поздравлять себя с этим событием мне как-то неудобно. Моя нежность к потенциальному читателю основывается на традиции, смею думать, несколько иного происхождения. Для него я готов на многое, но всему есть пределы.
Наш язык хранит удивительное слово «товарищ». Советская власть опорочила его, казалось бы, навсегда. Но для выражения того, что открылось мне в камере отделения полиции <северного> района, в городе, в котором я живу почти всю жизнь, другого слова мне подобрать, да, и стоит ли искать. Открылось мне «высокое чувство товарищества», к которому оказывается способны наши люди. И не когда-нибудь потом, когда позволят условия, когда вырастут другие поколения, под новым солнцем, на новой земле. Но сейчас и здесь. Оказалось, они возможны. Нормальные человеческие отношения, освященные чудесной русской душой и природным умом и талантом, объединенные одной светлой целью жить нормально, по-человечески. Однако все по порядку.
Мы были просто прохожими, которых похватали подряд.
Сначала везли с двумя полицейскими машинами с ревущими мигалками через весь город. Я сам ездил в кортеже, но такого не видел. Сверхнагло. Перекрывали движение, обгоняли по встречке встречные трамваи, в час пик, на говеном «пазике». Я стоял, держась за поручень. Они бы точно кого-нибудь задавили, если бы не дикий ор трех сирен.
И чего? Приехали, встали. Прямо у отделения. Стояли почти три часа. Знающие пассажиры поясняли остальным: задержание считается с момента входа в отделение, за митинг там держать могут три часа, а ждут, чтобы к моменту выхода закрылось метро, они всегда так делают. Я присел. Рядом прапорщик, не просто выбрит, а выскоблен. Позволил себе поинтересоваться дальнейшим. Оформят мелкое хулиганство и выпустят, вполне так доброжелательно отвечал тот. Простите, а вот сами вы полагаете, что перед вами мелкий хулиган, преувеличенно вежливо стал допытываться я. Ну-у, тут он заволновался, видимо, ставить подобным образом вопрос для него показалось нечестно. Дальше, слово за слово, стал нудить историю, продолжение которой потом я слышал от полицейских еще несколько раз: да мы ничего, да мы тоже, да нам нельзя и т.д. Люди были разные, а история одна на всех, стилистически удивительно ровная. Такие вещи я очень хорошо чувствую. И так не бывает. Учат их, что ли, по одному конспекту?
Я полагаю, мошенники и воры рассказывают приблизительно так же, нудно, про жизнь, которая их довела. Уже полицейским. Может, у них и научились партитуре. Относиться следует соответственно. Мели, емеля.
К своему стыду, я даже поинтересовался у прапорщика, что последнее он читал. Оказалось, «Убиты и прокляты» Василя Быкова, буквально.
В камере быстро учишься. Никогда, слышите, никогда не переходите с полицией на неформальные, якобы человеческие отношения. Они будут постоянно к этому призывать, в наших же, будто бы, интересах. Не верьте, вам нужно требовать только то, что положено. Выйдет в результате на порядок больше и гораздо дешевле. Они воры, все. Никогда не нужно этого забывать.
Проблема, правда, в том, что они толком не знают, что нам положено. Вот и хорошо, пусть помучаются.
Когда нас стали выводить из автобуса, прошелестело: дурной знак, эдак мы на метро успеем, ой, не к добру, день что ли сегодня у них постный? День оказался скоромным, выпускать нас и не думали, стали оформлять. Не объясняя ничего.
Оказался среди нас помощник депутата, молодой парень, очень симпатичный, как оказалось потом. Он громко возмущался и диктовал в айфон номера полицейских жетонов, которые одновременно набирал на айпеде. Полицейские просили представиться, обращаясь к нему «уважаемый» какое-то бесчисленное количество раз. Мне показалось это верхом деликатности, я был в восторге.
Вообще, речь полицейских по отношению к задержанным была максимально учтива. Разумеется, с поправкой на контингент. Только постоянно застревала. Я готов был списать дефект на общую неразвитость, но потом понял, в чем дело. Они старательно избегали обращаться к отдельному человеку на «вы». Только ко всем вместе. Упирались в местоимение, даже притяжательное, умолкали, возвращались назад и начинали строить фразу с «поднялись, повернулись, вытащили». Даже командуя каждым в отдельности. Непростая задача. Им было трудно, но они блюли честь мундира, славных традиций не роняли.
Исключение делалось только для «уважаемого». Сей эпитет в широком обиходе появился не так уж давно. Универсальностью обращения, по моим наблюдениям, он обязан жителям южных республик, удивительно чутко уловившим его по-русски издевательский смысл, намазанный поверх основного, хорошо им известного. Раздвигают у нас горизонты. В этом употреблении, вероятно, он изначально пошел от официантов, когда им становилось ясно, что на чаевые рассчитывать уже не стоит, а обращаться к клиенту все-таки как-то надо. Как бы вежливо, однако развязно и нагло. Короче, встретились, люди нашли друг друга.
Это хамство, конечно, но продолжу я потом, может быть, завтра. Тема бесконечно важная.