площадное
Судья перенесла заседание на 11 мая, так как вины я не признаю, и для совершения правосудия необходимо, с ее точки зрения, присутствие лиц, составлявших протокол. Она даже пробормотала что-то про некого прапорщика «Данько», или «Денько», глядя в протокол, чтением коего я надменно пренебрег. Кстати говоря, впечатление она производит вполне адекватное, можно даже сказать, вменяемое. Глупо обольщаться, конечно, ворон ворону глаз не выклюет.
То есть за те же деньги меня ждет еще одно, как минимум, представление с участием доблестных работников ОМОНа. С удовольствием посмотрю этому прапорщику в лицо. Хотелось бы услышать, что же я все-таки кричал. Поподробнее, помедленнее, переспросить и обязательно записать на память.
Что бы я хотел сказать судье и этому прапорщику. Собственно, лишь одно: я вас не боюсь. Совсем. А если по-честному, по-серьезному, то я вас всех ненавижу.
Эти «невыносимые условия содержания» двух суток для меня семечки. Я был в армии. Два года. Видел уродов и похлеще. Многое не просто забыл, а сумел удалить, выдавить из памяти как чужеродный предмет, как заразу. Смог стать нормальным человеком, сильно на это надеюсь.
Не обо мне речь.
В автобусе я разговаривал с пареньком. Круглое лицо, круглые очки, рыжеватый, лет двадцать с небольшим. Шел третий день нашего ареста. Глаза у него были не просто испуганные, в них была застывшая исстрадавшаяся мука, они были измучены ужасом. Я таких затравленных глаз с армии не видел. Он все время озирался, что-то спрашивал, обращаясь к окружающим с какой-то бессильной детской надеждой.
Ему не повезло. Он попал в одно отделение с буйной компанией правозащитников. Во вторую ночь они отказались идти в камеру (слишком мала), просидели в кабинете начальника, и их оставили за это на третью ночь. 21 отделение, если точно.
Лишения вообще, лишение свободы, в частности, люди воспринимают по разному. Много или мало конкретной пытки для человека - вопрос сугубо индивидуальный. Или наследственный. Я вот в себе обнаружил тогда, в казарме, вполне себе такого крепкого мужика, далеко не сразу, правда, но с удивлением и с удовольствием. Однако моя ли в том заслуга, только ли моя? Предки штука серьезная.
А этого парня не просто сломали, его раздавили. С причмоком. Самое ужасное, он будет помнить не что конкретно было (а что было-то? ерунда), а самый свой страх, мучительный стыд за себя. Из-под этого ада человек будет выбираться годами. Потому что реально напугали, по взрослому.
И вот это самое главное. То, что сделали с парнем - преступление. И виноват в нем прежде всего ты, слышишь, «прапорщик Данько»! Ты его с площади забирал. Ухмыляясь, похлопывая себя дубинкой по ноге. Мол, заходи в автобус, ми-лай, тебе понравится. Меня, вон знаешь, как в армии били, тебе такое не приснится. И ничего, выжил, даже пузо отрастил, звание дали, льготы от государства, учись, студент.
Мало. Мало тебя били, прапор! Надо было еще добавить. За будущее звание, за ухмылку твою, за рожу, что кирпича просит. За то, что дубинкой решил себе на хлеб зарабатывать.
Полиция. Сброд. Отвратительные человеческие отбросы. Впрочем, пусть сами с собой разбираются. Сегодня мы не подаем. Тем более погибшим среди живых.
С чем действительно стоит разобраться, так чем же они все-таки нас с тобой, паренек, напугали? Я вроде уж и забыл давно, ан нет, посмотрел на тебя да вспомнил. Второй раз меня уже не напугаешь, а первый… Был, первый, еще как был. Давай-ка вместе заглянем ему в глаза, этому ужасу.
Больше одной шкуры с человека не содрать, у мучений предел тоже имеется, поравнодушнее к своему организму следует только быть, с этим ясно, дело тут в общем нехитрое. Задохнуться, замерзнуть, от боли сознание потерять - не страшно. Разве что первый раз. Потом привыкаешь, осваиваешься. Удивительно быстро.
Чем они действительно берут, так перспективой стать одним из них. Страшно, что никого кроме уродов в такие моменты в мире не остается. Есть лишь места, куда они еще не добрались. И никуда от их власти не деться. Кошмар, который, уже кажется, никогда не кончится. И ты сам становишься частью этого ужаса. Его содрогающимся корчащимся дном, по которому они ходят.
Что тебя так потрясло, паренек? Отделение? Камера? Размазанные потеки засохшей коричневой крови на стенах? Ночь, которую ты просидел на железной скамейке? Туалет, без света, с черным унитазом, уделанной фекалиями дверью и даже потолком? Или просто элементарная невыносимая вонь?
Это всего лишь скотство. Они здесь живут. Сюда они ходят на работу. Охранять своего подполковника, держащего их на плаву. Они Чужие.
Ты не такой. Ты родился в нормальной семье, живешь нормальной человеческой жизнью, разговаривая с людьми. Бродишь по интернету, общаешься. Тебя любят родители, знают друзья, ты постоянно учишься.
И никто тебе не говорил, не показывал, что с людьми можно вот так, по свински. Они еще не так могут. Опыт у них огромный. Похоже, ты сам догадался, увидел, так сказать, перспективу.
Не бери в голову. Не пускай этих уродов в свой мозг. У них нет будущего, они в настоящем-то находятся по ошибке, это длинная история, наследие мрачного прошлого страны. Когда-нибудь, вероятно, их даже пожалеют, зажав нос, будущие чудаки, если к тому времени не все они еще сдохнут от тоски и водки на самой нижней ступени социальной лестницы. Все, на что они сейчас способны - только время отнимать. Вот они его и отнимают, утирая слезы от радости.
На митинге, в ближайшее время, вряд ли мы встретимся. Но ты обязательно что-нибудь придумаешь, я уверен. Вместе вы придумаете, ведь вас таких уже много. В крайнем случае, просто переживете этих тварей, будто бы их в помине не было. А я за тебя постою, мне терять нечего, надо будет - оружие в руки возьму, не заржавеет.
Суд, на самом деле, уже состоялся. На следующий же день, когда мы в автобусах на Садовой у здания суда стояли.
Я у окна сидел, голова от недосыпа гудела. Прошла мимо по тротуару тетка с детской коляской. Наверно, не мать, а бабушка, но крепкая такая, под полтинник, вида немного мрачного. Потом еще раз прошла, уже медленнее, задумчиво так. Потом вроде бы собралась отъехать да развернулась, подошла к передней двери автобуса, где стайка задержанных под присмотром полиции воздухом дышала. Что-то спросила. Потом постояла еще немного да покатила коляску дальше, как бы с сожалением. Я спросил, чего хотела тетка-то? А, говорят, подошла, спрашивает: «Может, вам, ребятки, пирожков из дома принести?» Спасибо, ей ответили, нас тут уже закормили люди добрые. Вздохнула тетка и пошла себе дальше, ребенка в коляске покачивая.
Вот это было славно. Ай, земной поклон тебе, женщина!
Действительно. Что тут думать, рядить? Судья заседать собирается, «выслушивать, типа, стороны». Все и так видно, если по сердцу, по совести. Вот людей держат в заточении, вот стражники, дубинка у каждого, вот суд, неправый да скорый. Лица одних и лица других. Тоже мне, бином Ньютона.
Это реальность, господа. Бывают моменты, когда сложность ее отступает перед простым выбором между добром и злом. Появляется ясный указатель: «хорошие люди направо», ну, и соответственно: «прочие - налево».
В славное и простое время мы живем!