Валаам
Был с супругой на Валааме и Коневце, двухдневный тур на теплоходе. На удивление, абсолютно полное удовлетворение круизом. Погоды стояли чудесные, Ладога вела себя мирно, народ особо не докучал. Не припомню даже, чтобы публика на отдыхе была столь тиха, трезва и деликатна . «Смягчение нравов», которое суть важнейшее условие улучшения жизни, по слову главного нашего поэта, одержало явственную локальную победу в отдельно взятом замкнутом пространстве, перемещающемся по поверхности необъятных водных просторов нашего любезного Отечества.
Ей-богу, если есть на свете особое Дао Правильного Отдыха, то оно располагается именно на палубе белого круизного теплохода, обдувается влажным морским ветром, щурится от солнца в шезлонге, или стоит, оперевшись на поручни, и смотрит вдаль. Крик чаек, разумеется, также входит непременной звуковой составляющей в это сомнительное Дао.
Ничего нет более мирного, чем скользящие по водной глади пассажирские теплоходы.
Валаам произвел гораздо более благоприятное впечатление, нежели в последний раз, лет восемь назад, когда я был здесь с группой товарищей с туманного Альбиона. Тогда, помню, монахи оставили по себе стойкую неприязнь, смешанную с раздражением и досадой. Всего уж не упомню.
Например, чтобы причалить у какого-то скита - а были мы на частной лодке из Сортавалы - понадобилось благословление какого-то батюшки, причем далеко не главного. Сложная какая-то иерархия, не стал вникать. Бегал-бегал, нашел. Сидит, красавец, отдыхает, лицо серьезное, молодой, ни хрена не делает. Объясняю, так и так, один раз, другой. «Неправославные…» - извлек вывод тот и еще пуще задумался. Пальчиком щечку подпер и затих. Минут на десять. Поначалу я, помню, трепыхался, суетился, денег, может, надо? Вообще не реагирует. Потом сдался, оцепенел и все ладошку его созерцаю: гладкую такую, нежную даже, совершенно женскую… Такими руками мужик отродясь ничего не делал. И делать не будет.
Не помню, сколько времени прошло. Но подписал, дал бумажку. Неизгладимое впечатление произвел, одно слово - профи.
На Коневце, в тот ли раз, или в другой, не помню, сидим, чай пьем с бутербродами в лавке с сувенирами. Тетка, слащавая-слащавая такая, по-английски даже что-то такое, привечает иностранцев елейным голоском: кушайте, гости дорогие, от всей души! А потом ценник выкатила какой-то космический. Я возмутился, она - а чего, в Финляндии так все, мол, и стОит, плавали, знаем. Я ей, а ничего! колбаса тоже, поди, из Финляндии? Обиделась, оскорбилась, обитель православную вспомнила, мол, храму, ТОЖЕ достанется. Ага, щас! Мы тоже немножко плавали, знаем. Расплатились. Ну, вроде бы все утряслось, народ начал согреваться, дождь за окном… Вдруг бац! все погасло, вообще все, и на улице - хоть глаз выколи. Тетка из темноты: «А это монахи динаму выключили. Молиться пошли.» «И надолго?» «Может, до завтра, может, к полуночи. Как пойдет.» и, чувствуем, крестится. В доме ни свечки, ни керосинки. Чуть ноги не переломали. И главное, ведь знала, знала наперед, что так и будет, православная, блин, наша!
Кстати, вспомнил! На Валааме гида нам посоветовали, с английским. Любопытнейшая оказалась женщина. В годах, щуплая такая, лицо измученное, спутанные волосы шапкой черные с сильной проседью. Вида какого-то затрапезного, жалкого. Зубов передних не хватает, все рот прикрывала, как-будто все время оправдывалась. Платьеце пыльное, кофта. Английский вполне приличный, только очень уж школьно-советский. Старалась - о монастыре, а англичане больше о ней самой… Причем, как-то лениво интересовались, с высока, что ли. Оказалось, она еврейка. То ли училка английского, то ли немецкого. Семья, родственники, все уехали. На историческую родину, разумеется, когда можно стало. А она, тут я не понял, то ли вернулась, то ли не уезжала. Крестилась православным обрядом, приехала на Валаам, живет при монастыре, помогает чем может, ничего менять не собирается. Родня к себе зовет, а она - ни в какую. И все это извиняясь, оправдываясь, рукою рот прикрывая. Вида, повторяю, сильно непрезентабельного. Я изумился, англичане покрякивали довольные, странно ухмылялись.
Такой вот человечек. Ангару перекрыл и обратно течь заставил. В масштабе собственной вселенной. Ручки у нее, между прочим, были здорово поюзаные, работы всякой повидавшие.
Помню, отплывали, я все раз на храм белый смотрел, среди камней и древесных крон под небесной, как говорится, лазурью сиявший. «Вот так оно и выглядит, Торжество Православия это самое…». Вот такого неказистого, невидного человека и есть Царствие Небесное. «Ибо блаженны кроции, наследуют они землю». И именно это преисполнено подлинной, нетленной Красоты нетварного происхождения. Зубы ей точно бы на "родине" вставили, одежку бы справили, да, видно, есть что-то на свете поважнее сих предметов, милостивые государи мои. Может, и Бог есть.
Впрочем, не о том хотел сказать, но как уж вышло.