Нарративы на тек. момент
Пристрелили животину, чтоб не мучилась. Животина - недо-социализм, мучилась из-за "недо", пристрелила Перестройка.
Перестройка придет за каждым недо-социализмом - и за Бел., и за Китайским. (Это не значит, что надо торопить.)
Лучшая Перестройка своя, хотя бы как была в Казахстане. Худшая - в исполнении внешних сил.
Полный отказ властей от соц-ма не значит, что Перестройка за ними не придет. Власть-то осталась прежней, а она-то и должна уйти.
Поклонники вечных вождей верят в жесткую руку и статус-кво. Это идеализм и утопизм.
Поражение очевидно, но для РФ некритично. Сирия была первым блином выхода на мировую арену, первой Украиной. Теперь есть настоящий фронт на настоящей Украине. На Сирию наплевать и забыть.
Для "оси сопротивления" - катастрофа. Дуга Иран-Ливан сменилась дугой Турция-исламисты-Израиль - дугой атлантистов (все они объективно друзья и союзники). Ревизионисты (анти-атлантисты) сметены.
Исламизм - форма антикоммунизма. Смерть животины сопровождается приходом разных форм антикоммунизма: на Укре - бандеровщины, в Прибалтике - местных нацизмов, на "югах" - исламизма. Исламизм для РФ - смертельно опасная угроза. Способ борьбы с ним - только соц-м, у РФ нет ни иммунитета, ни способов борьбы с ним.
С. Жижек
Талибан регулярно преподносят как фундаменталистская исламистская группа, правящая при помощи террора, - но когда весной 2009 года они заняли долину Сват в Пакистане, New York Times сообщила, что они устроили «классовое восстание, которое использовало глубокий разрыв между небольшой группой богатых землевладельцев и их безземельными арендаторами»: в долине Сват, по рассказам тех, кто бежал оттуда, Талибан получил контроль, изгнав почти полсотни землевладельцев, которые обладали наибольшим влиянием.
Боевики организовали крестьян в вооруженные банды, которые стали их ударной силой… Способность Талибана использовать классовый раскол придает новое измерение и вызывает тревогу, поскольку Пакистан остается во многом феодальной страной.
...
если, «пользуясь» плачевным положением крестьян, Талибан своими действиями «вызывает тревогу, поскольку Пакистан остается во многом феодальной страной», что мешает либеральным демократам в Пакистане и в США точно так же «воспользоваться» этим плачевным положением и попытаться помочь безземельным крестьянам? Печальный вывод из того факта, что этот очевидный вопрос не был поднят в репортаже из New York Times, состоит в том, что феодальные силы в Пакистане являются «естественным союзником» либеральной демократии. Политическим следствием этого парадокса является глубоко диалектическое противоречие между долгосрочной стратегией и краткосрочными тактическими союзами: хотя в долгосрочной перспективе сам успех радикально-освободительной борьбы зависит от мобилизации низших классов, которые сегодня нередко находятся в лапах фундаменталистского популизма, когда дело касается борьбы против половой дискриминации и расизма, проблем с заключением краткосрочных альянсов с эгалитарными либералами быть не должно. Феномены, вроде Талибана, показывают, что старый тезис Вальтера Беньямина, что «всякое возвышение фашизма свидетельствует о неудавшейся революции», не только остается верным сегодня, но и, возможно, уместен как никогда. Либералы любят указывать на сходство между левым и правым «экстремизмом»: гитлеровский террор и лагеря подражали большевистскому террору, ленинская партия жива сегодня в аль-Каиде - да, но что все это значит? Его также можно прочесть как указание на то, что фашизм в буквальном смысле замещает левую революцию: его возвышение - это провал левых, но одновременно свидетельство существования революционного потенциала, недовольства, которое левые не смогли мобилизовать... Не является ли радикальный ислам точным коррелятом исчезновения светских левых в мусульманских странах?
Перестройка придет за каждым недо-социализмом - и за Бел., и за Китайским. (Это не значит, что надо торопить.)
Лучшая Перестройка своя, хотя бы как была в Казахстане. Худшая - в исполнении внешних сил.
Полный отказ властей от соц-ма не значит, что Перестройка за ними не придет. Власть-то осталась прежней, а она-то и должна уйти.
Поклонники вечных вождей верят в жесткую руку и статус-кво. Это идеализм и утопизм.
Поражение очевидно, но для РФ некритично. Сирия была первым блином выхода на мировую арену, первой Украиной. Теперь есть настоящий фронт на настоящей Украине. На Сирию наплевать и забыть.
Для "оси сопротивления" - катастрофа. Дуга Иран-Ливан сменилась дугой Турция-исламисты-Израиль - дугой атлантистов (все они объективно друзья и союзники). Ревизионисты (анти-атлантисты) сметены.
Исламизм - форма антикоммунизма. Смерть животины сопровождается приходом разных форм антикоммунизма: на Укре - бандеровщины, в Прибалтике - местных нацизмов, на "югах" - исламизма. Исламизм для РФ - смертельно опасная угроза. Способ борьбы с ним - только соц-м, у РФ нет ни иммунитета, ни способов борьбы с ним.
С. Жижек
Талибан регулярно преподносят как фундаменталистская исламистская группа, правящая при помощи террора, - но когда весной 2009 года они заняли долину Сват в Пакистане, New York Times сообщила, что они устроили «классовое восстание, которое использовало глубокий разрыв между небольшой группой богатых землевладельцев и их безземельными арендаторами»: в долине Сват, по рассказам тех, кто бежал оттуда, Талибан получил контроль, изгнав почти полсотни землевладельцев, которые обладали наибольшим влиянием.
Боевики организовали крестьян в вооруженные банды, которые стали их ударной силой… Способность Талибана использовать классовый раскол придает новое измерение и вызывает тревогу, поскольку Пакистан остается во многом феодальной страной.
...
если, «пользуясь» плачевным положением крестьян, Талибан своими действиями «вызывает тревогу, поскольку Пакистан остается во многом феодальной страной», что мешает либеральным демократам в Пакистане и в США точно так же «воспользоваться» этим плачевным положением и попытаться помочь безземельным крестьянам? Печальный вывод из того факта, что этот очевидный вопрос не был поднят в репортаже из New York Times, состоит в том, что феодальные силы в Пакистане являются «естественным союзником» либеральной демократии. Политическим следствием этого парадокса является глубоко диалектическое противоречие между долгосрочной стратегией и краткосрочными тактическими союзами: хотя в долгосрочной перспективе сам успех радикально-освободительной борьбы зависит от мобилизации низших классов, которые сегодня нередко находятся в лапах фундаменталистского популизма, когда дело касается борьбы против половой дискриминации и расизма, проблем с заключением краткосрочных альянсов с эгалитарными либералами быть не должно. Феномены, вроде Талибана, показывают, что старый тезис Вальтера Беньямина, что «всякое возвышение фашизма свидетельствует о неудавшейся революции», не только остается верным сегодня, но и, возможно, уместен как никогда. Либералы любят указывать на сходство между левым и правым «экстремизмом»: гитлеровский террор и лагеря подражали большевистскому террору, ленинская партия жива сегодня в аль-Каиде - да, но что все это значит? Его также можно прочесть как указание на то, что фашизм в буквальном смысле замещает левую революцию: его возвышение - это провал левых, но одновременно свидетельство существования революционного потенциала, недовольства, которое левые не смогли мобилизовать... Не является ли радикальный ислам точным коррелятом исчезновения светских левых в мусульманских странах?