Чужая свобода
Надежда Савченко показывает тому суду, который ее судит, - средний палец. Ни в одной стране с нормально устроенным правосудием такой суд не мог бы состояться. Ни один вменяемый судья не смог бы понять, почему украинская женщина, военная, которую обвиняют в причастности к убийству из минометов российских журналистов во время конфликта в восточной Украине, почему она по доброй воле, как это преподносит обвинение, рванула в Россию, зачем ей понадобилось становиться беженкой без документов, чего ради ей нужно было светиться в ФМС и якобы просить выдать ей документы. Зачем ей, старшему лейтенанту украинской армии, было делать все возможное, чтобы ее арестовали на территории России в момент военного в сущности конфликта между двумя странами. Тем более если она участник конфликта.
Нет такого нормально сконструированного судьи, который не попытался бы разобраться хотя бы в этом. Но если бы он попытался, то пришлось бы признать, что, кроме идиотического объяснения, что Савченко мечтала оказаться в руках российских спецслужб, есть и иное - ее насильно и незаконно вывезли с территории ее собственной страны на территорию России. Более того, есть имена участников этой операции. Но признание судом одной лжи неминуемо потянуло бы за собой сомнения в добросовестности обвинения. Так происходило бы в любом нормальном суде. А если Савченко и впрямь не сама приехала, а ее привезли с мешком на голове, то может, и в остальном все не вполне так, как представляют обвинители, и она не причастна к убийству журналистов, может, действительно, ее задержали до того, как случилась беда.
Остановимся на этом, хотя вопросов гораздо больше. Необъявленная война на востоке Украины была, тем не менее, войной. Савченко - офицер. Что она должна делать в ситуации военных действий? Давайте представим себе аналогичную ситуацию где-нибудь в Калининграде. Сложно, я понимаю, но просто попытаемся. Ополченцы с той стороны границы с танками и буками, называйте их как вам нравится. Часть населения радостно приветствует, их все достало, им хочется теперь попробовать с теми, а не с этими. Но военные давали присягу, они должны родину защищать. И вот верных долгу, одного или не одного, берут в плен, тайком вывозят по ту сторону границы и судят в гражданском суде за убийство или за пособничество в оном. Это кромешный абсурд.
Но российский суд ничто не смущает. И сомнения в тезисах обвинения - не самая сильная сторона российского правосудия. Сомнением в предложенной государством официальной позиции не страдает и значительная часть российского общества. Эти счастливчики устроены завидно просто: если им говорят, что Савченко убийца, - значит, она убийца. Эта очень значительная часть общества не привыкла задумываться и сопоставлять факты, которые есть в открытом доступе. Ну, не хотят люди сомневаться, так легче жить. Судья же, возможно, и хочет, но, скорее всего, не может. Ему отведена иная роль в этом спектакле - поставить подпись под приговором, который был продиктован еще до начала процесса.
Полки заполнили, эту сказку сделали былью. Но то фундаментальное, что делает страну реально великой, осталось недостижимым
Так уж совпало, что параллельно с процессом над Савченко американцы начали показывать сериал об американском правосудии - знаменитое дело О. Джей Симпсона (American Crime Story). И на этом суде сплошные сомнения, в том числе и в очевидных, казалось бы, доказательствах. У них там ДНК обоих убитых на перчатке обвиняемого, на его носках, ДНК Симпсона и обеих жертв в крови, найденной на месте преступления. У них там свидетели и вообще такое, что, казалось бы, Симпсону сам дьявол не поможет выкрутиться. И все равно сомнения побеждают. 100 миллионов человек по всему миру бросили все дела и смотрели приговор. После всего четырех часов обсуждения присяжные вынесли вердикт: не виновен.
Ты как будто смотришь сказку по телевизору, о чем-то недостижимом. Раньше так смотрели на полки западных магазинов, с изумлением: так не бывает. Полки заполнили, эту сказку сделали былью. Но то фундаментальное, что делает страну реально великой, осталось недостижимым. Российский суд, изуродованный столетием зависимости от власти, остался таковым.
Я не считаю жест Надежды в сторону суда хулиганским. Каков суд, таков и жест. Хорошо помню собственное состояние на некоторых политических приговорах в российских судах. А я просто была журналистом в зале. Не обвиняемым, не родственником обвиняемых, не матерью, не женой, не сестрой. Я помню этот внутренний эмоциональный взрыв от беспомощности что-то сделать или изменить при полном осознании несправедливости происходящего. Мы вскрикивали, гудели. А надо после каждого очередного пристрастного и предсказуемого решения молча поднимать средний палец. Надежда Савченко ведет себя очень достойно. И очень рискованно. Когда она говорит, что все равно вернется на Украину, живой или мертвой, я ни секунды не сомневаюсь, что в своей борьбе за освобождение она пойдет до конца. Многие известные и не известные люди по всему миру требуют ее освободить. Очень многие россияне требуют ей самого жесткого наказания.
Эта упертая украинская дивчина заставляет нормальных, не одичавших, рефлексирующих 15 процентов россиян начинать с Надежды день - как там очередные сутки сухой голодовки, в порядке ли она, что говорят врачи, может, все же обменяют? На кого или на что ее можно обменять - ставки сильно поднялись с тех пор, как никому не известная украинская девушка стала всемирно знаменитой. Но я, к сожалению, уверена, что заказ российской власти - на зону.
Надежда Савченко каждый день пишет портрет России последних двух лет - ее судов, людей, власти, политики. Мы все волей-неволей причастны к тому, что творится на нашей территории, в нашем суде. Ты чувствуешь себя виноватой и не понимаешь, что с этим делать. До Савченко был режиссер Сенцов, приговоренный к 20 годам колонии строгого режима. И понятно, что 23 года, которые могут дать Савченко по шитому белыми нитками делу - это не дурная шутка, не бред сумасшедшего, а реальность. И если так будет, а если, не дай Бог, с этой несгибаемой женщиной что-то случится, то ты не знаешь, как договариваться с собой, как с этим жить, как об этом не думать, оставаясь гражданином страны, которая фактически узаконила инквизицию под видом состязательного процесса.
Чужая свобода снова становится мерилом нашей собственной. Вот, собственно, и вся история.
Наталья Геворкян - журналист