Ассоциации
Музыка довольно легко ассоциациируется со вкусом ликеро-водочных изделий. Мы с превеликим удовольствием вкушаем игристое шампанское «АББЫ», пробуем на крепость текилу «Дип Перпл» и «Лед Зеппелин», молодое терпкое вино испанских виноградников ранних «Биттлз», тончайший аромат виски доносится до слушателя вместе с музыкой «Джетро Талл», французскими коньяками льются из динамиков «Кинг Кримсон» и «Вандерграф Генератор», бьет по почкам и печени неразбавленный медицинский спирт «Блэк Саббат».
То, что слушают сейчас мои соседи можно с уверенностью обозначить как зубровку, запиваемую сливовым аперитивом. Остановимся подробнее на этом букете, ибо, благодаря своему однокласснику Вовке - тончайшему знатоку spiritus vini, автор испробовал его на себе и до сих пор горько об этом сожалеет.
Было это в 80-м году прошлого столетия. Мы отмечали на турбазе окончание 10-го класса. Нас было четверо плюс переносной магнитофон, плюс сумка объемом с кубометр. Весь этот кубометр был плотно упакован зубровкой и сливянкой в соотношении один к трем.
Так вот, друзья мои, смесь этих двух благородных напитков создает в органах и тканях вашего организма накопление множества элементов, расположенных в законном порядке с пятого по седьмой периоды таблицы Менделеева. Ядра этих элементов вскоре выходят из равновесия и переходят в некоторое замешательство с определенным периодом полураспада, что, в конце концов, приводит к полному распаду вашей личности. Этот очень качественно проявляется на следующее утро, когда сама мысль о продолжении банкета несет в себе суицидальный спектр от повешения до вскрытия вен - настолько обременительной вам кажется собственная телесная оболочка.
Но Вова приготовил на утро нечто такое, за что я простил ему все. Он подтащил к моему бездыханному, трепетающему всеми миофибриллами телу магнитофон и нажал «воспроизведение». Силы небесные! Какая музыща! Голосом умирающего с четвертой стадией рака я попросил товарища открыть перед моей смертью тайну: - Кто это играет? - «Генезис» какой-то, - отозвался, постанывая, мой товарищ, - кажется 78 года.
Название тоже вызывало ассоциации - я готовился в медицинский институт и как раз в то время штудировал раздел генетики - но ни о чем не говорило, хотя в моей коллекции насчитывалось уже достаточное количество магнитофонных бобин с классикой рока. Что касается «живых» пластинок, то здесь у меня был явный пробел. К тому времени мне давали подержать в руках только последних Битлов, да Пинк Флойд «Энималз».
Музыка, между тем, проникала в каждую клетку моего организма, постепенно выводя из них букет радиоактивной смеси зубровки и аперитива из гнилых слив. Я почувствовал некое экзальтированное волнение, граничащее с религиозным экстазом Козодоева в фильме «Бриллиантовая рука». Потом я почувствовал острый позыв к возвращению в город и, на сколько это было возможным, ускорил наш отъезд с лона природы.
По возвращении, не зная, как поступить и у кого можно найти в оригинале искомый «Генезис», я решил выйти на улицу Весенняя - этакий кемеровский Бродвей. Минут через десять я встретил Быбу. Быба был в те годы «королем» Весенней, скромной бандитствующей личностью. Заход на территорию Быбы обозначал для оппонента, каковым мог стать кто угодно, конец его нелепой жизни. Хорошо, что я об этом тогда не знал. Когда расстояние между нами стало исчисляться длиной правой руки Быбы, я неожиданно для нас обоих спросил: - Слушай, Олег, у кого есть «Генезис»? Быба открыл рот, потом закрыл и уже сквозь зубы молвил: - Следуй в моем форватере. Ну, конечно, не так он сказал. Может, в его лексиконе слова «форватер» отродясь и не было, но автор изо всех сил старается выражаться чисто литературно. Прошли мы метров сто - не больше. Встали перед окном на первом этаже, кричать стали. Точнее, Быба кричать стал: - Славик, Славик! В окне мелькнула чья-то длань, давая точное направление пешим и конным. Открылась нам дверь, и шагнул я в удивительный мир на несколько чудесных лет нашей будущей дружбы с хозяином и гостями его. Отец Славика, дядя Вася, отвечая на телефонные звонки, всегда начинал так: - Квартира, - дабы сразу пресечь выяснения типа: «Это прачечная?», или «Это библиотека?» Услыхав слово «квартира», у многих пропадала охота в продолжении разговора. Но только не у меня. Так вот - квартира была просторная с высокими потолками. Но ведь у многих есть такие квартиры, но эта! Вот, как только входишь, сразу начинаешь себя чувствовать исключительно комфортно. В родном доме так не всегда себя чувствуешь.
Славик располагался на площадях абсолютно квадратной комнаты с ненужным письменным столом, очень нужным диваном и архинужным старым табуретом, на котором располагались пепельница и стакан с чаем. Когда к Славику приходили друзья, табурет сервировался разномастными рюмками граненого стекла и глубокой тарелкой, в которую выкладывалась волшебная закуска тети Зои - квашеная капуста с ранетками. Ну, вот что я за человек! А про Славика несколько слов?
Итак, Славик был математиком. Он учился в университете и за рубль мог любому написать контрольную по математике самого высшего пилотажа. Этим пользовались, хотя, не так что бы часто. Чаще собравшиеся мученики этой сложной науки играли в преферанс - практиковались, так сказать. Кроме того, что Славик был математиком, он своей внешностью был самым настоящим хиппи. Носил он длинные волосы и туфли малого размера, но с длинными каблуками. Что еще? Курил Беломор. Часто был мучим похмельем.
Теперь о главном! У Славика были виниловые пластинки! И какие! Сразу четыре альбома «Генезис»! А еще «Йес», тот самый, что про топографию океана, словом, головокружение, да и только! - Семьдесят восьмой есть? - спрашиваю. - Есть! - Дайте, дайте! Тут Быба говорит - жестко так, бескомпромиссно: - Давай, - говорит, два рубля. Слава тебе даст «Генезис» записать, можешь даже два «Генезиса» взять, но за четыре рубля, - и сам на Славика так посматривает взглядом тверезым. И видно, что очень хочет он с этой своей тверезостью расстаться, причем, немедленно. Вот так на товарно-денежных отношениях родилась наша дружба.
А с «Генезисом» было так. Ни одной фотографии! Ни на одном из Славиных альбомов. Фила Коллинза я увидел только два года спустя, да и то в профиль на обложке его альбома «Hello, I Must Be Going». За неимением портретов моих героев, я стал рассматривать обложки их альбомов. Карикатурно-гротескный портрет алкаша-газонокосильщика под соответствующее название «Продажа Англии по фунту» сразу давали понять о неравнодушии «Генезис» к соцсфере. Становилось понятным, что в Английском королевстве 70-х годов не все было ладно, иными словами, было с чем бороться. Так, понятно, пошли дальше. «Заклание агнца на Бродвее» - черно-белый конверт, куча страшных рож, парень в джинсах наблюдает за картиной безуспешной помощи самому себе, в результате чего аннигилирует. Вокруг его бестелесного силуэта вьются экзотические животные латинской Америки. Интересно, как это все будет облечено в музыкальный формат? Ух, ты! А вот это мое: чуть блеклая мрачноватая акварель увядающего дерева. Воронье. Изящнейшая вязь шрифта, увитого голыми ветками. Ветер сдувает последнюю пожухлую листву. Я чувствую музыку уже сквозь конверт.
А вот и он, семьдесят восьмой! Да, он так и должен был выглядеть. Темный фон, тревожный закат, огненно-неонная лава исходит из ничего и в ничто уходит. Какие-то загадочные личности делятся какой-то загадочной тайной, начертанной на клочке бумаги…«и тогда их стало трое»… Так, пора математика Славу подключать. Итак: в 1978 году «генезисов» осталось трое, на увядающем дереве с воронами их было четверо, во время англо-пуэрторикаских разборок их было пятеро. Да, «Идентификация Борна» отдыхает. Пора приступить к музыкальному расследованию. Четыре рубля на кривом табурете не успели выстроиться столбиком, как Быба уже вместе с ними испарился, как тот закланный агнец - до конца работы винного магазина оставалось ровно двадцать минут! Я тоже испарился, унося драгоценные диски. Я взял семьдесят восьмой и ворон вместе с их деревом.
Что бы не калечить психику современных аудиофилов, я не стану сообщать, на чем я в те времена слушал музыку. Мне и самому страшно это вспоминать. Я быстро переписал на магнитофон оба концерта - бандитско-математическое сообщество засекло мне ровно два часа - и вернулся в «квартиру». Там было весело. Мне налили. Угостили капустой с ранетками, и я рванул домой, чтобы в одиночестве насладиться творениями неизвестных людей, обозначивших себя биологическо-библейским именем «Генезис».
«Ветер и увядание» напомнил мне мой любимый альбом Пинк Флойд «Вам бы здесь побывать», только в нем была какая-то другая грусть - умиротворяющая, без депрессивного оттенка, просто грусть об уходящем лете. Чуть позже, с наступлением сентября, я увидел эту музыку сквозь прозрачную тюль на окошке. Ветер мешал дворнику собирать желтую листву - то и дело из наметенной кучи вырывались несколько листиков, чтобы насладиться своим последним полетом, прежде чем уснуть навсегда под снежным покровом незаметно подкрадывающейся зимы. Уехала в Москву моя любимая девушка - не «Бони М» же слушать!
В 80-м году пробить данные (извините за бандитско-гэбэшное выражение) о полюбившихся вам музыкантах было попросту невозможно. Советскую прессу, похоже, «Генезис» не интересовал по определению. К тому же 1980 год был насыщенным в плане смертей гениев по всему белу свету и олимпийских переживаний в отдельно взятой стране - тут, простите, все погенезису! Так что, друзья, хвала Интернету! Но до него еще долго ждать, поэтому, если перед вами лежит вкладка от альбома, скажите спасибо и за это счастье.
Мне страшно не терпится перейти к выражению своих чувств относительно альбома «…И тогда их стало трое…», но я вынужден все-таки сделать несколько замечаний исторического характера. И здесь я буду вынужден слегка процитировать… самого себя. Год назад на форуме нашего рок-клуба я уже выплескивал часть своего восхищения перед музыкой «Генезис».
Итак, в 1975 году, после грандиозного спектакля и записи альбома «Заклание агнца на Бродвее» незаурядная личность, гений театра и режиссер-постановщик Питер Гэбриэл сказал всем большое ФЭ! Питер искренне любил эффекты. Его сценический гардероб состоял из красных дамских платьев, костюмов одуванчиков и ромашек, таксидермических масок крупных животных, а также некоторых внутренних органов, явно пораженных процессами доброкачественной и злокачественной природы. Питер носил все это на себе с легкостью и непринужденностью, однако, заставить других членов группы, утонченных интеллигентов типа Стива Хэккета и Тони Бэнкса ему не удавалось. Что касается рубахи-парня Фила Коллинза, то он бы, может и с радостью, только вот как на ударных работать в дамском? Вопрос. Все это шутки и на самом деле, причины ухода Гэбриэла гораздо глубже, однако, уйдя на вольные хлеба, Питер расцвел не только как великолепный композитор, но и как непревзойденный шоу-мэн, используя на всю катушку мультипликацию, акробатику и прочую атрибутику зрелища с большой буквы.
С уходом Гэбриэла группа создала два поразительных по музыкальной стилистике альбома: «Трюк с хвостом» и «Ветер и увядание». Они отличались от предыдущих творений не только звукорежиссурой, но и тем, что в них явно прослеживался вклад спокойного и лиричного гения Стивена Хэккета. Его акустические гитарные баллады были сродни с опадающей осенней листвой и навевали светлую грусть об ушедшем цветении садов, разливах рек и прощальных криках перелетных птиц. Чуть приглушенное лютневое звучание нейлоновых струн в композиции (Боже праведный!) «Кровь на крыше» плавно и вкрадчиво стекает в «Беспокойный сон для спальных мест… в этой тихой земле». А потом с нарастанием - барабанная дробь, торжественное соло электрогитары, мощнейший яркий инструментал всего квартета… и переход в бесконечно красивый «Закат».
33 года автор наслаждается этим волнующим музыкальным творением «Генезис» и не смеет кощунственно сравнить эту красоту со вкусом даже самого «изысканного» изделия виноделов!
В 1977 году группа предприняла турне с очень символичным (мне так кажется) названием «Секунды на исходе». И эти секунды, как это не прискорбно, касались пребывания в группе Стива Хэккета.
Стив Хэккет начал свою сольную карьеру грандиозным музыкальным произведением «Путешествие псаломщика». Но от альбома к альбому становилось понятным, что Стивен постепенно уходит от прогрессив-рока и все более склоняется к классической музыке. Первой такой ласточкой стало произведение «Импульс». Более 50 минут потрясающей сложной, нежной, пронизывающей акустики выдающегося композитора и виртуоза инструменталиста. Дальше можно говорить только о профессиональном росте. Никакого заунывного, скучного и повторяющегося из года в год менестрелья Ричи Блэкмора! Только вперед - работа с симфоническими оркестрами, оттачивание и так, казалось бы, безупречной техники игры на гитаре, обращение к классической поэзии («Грезы летней ночи», например, является серьезным классическим произведением для акустической гитары и оркестра, написанным под влиянием произведений Шекспира), лютневой музыки пятнадцатого века, каноническим произведениям живописи, просто природе, наконец. Ибо гений музыканта заключается именно в передаче настроения природы одушевленной и неодушевленной. А гений слушателя заключается в умении это настроение воспринимать. Что ж, теперь дорога Мастера ясна, и нам самое время обратить взор на тех, кого осталось только трое.
Во первых, хочется предупредить, что для полноценной отдачи от альбома «…And Then There Were Three…» потребуется аппаратура очень высокого класса. Запись оказалась очень сложна по своей фактуре, а в данном случае нам потребуется оценка нюансов, полутонов, оттенков и т.д. Волей, или неволей, но Тони Бэнкс избавился теперь от своего явного конкурента Хэккета и дал волю чувствам! Произведение можно было считать абсолютно монолитным, если бы не хитовая штучка в самом конце под названием «Следуйте за мной», которая, о, люди, люди! принесла альбому известность и популярность. В Америке, благодаря радио-хиту «Follow You, Follow Me» именно этот альбом стал единственным «золотым» диском «Генезис». На самом деле, произведение носит совершенно грандиозный характер из-за большого массива клавишных и ударных, придающих музыке ту колоссальную торжественность, мощь, иными словами, практически все композиции являют собой некий гимн. Тихие, прозрачные мелодии, едва заполненные вокалом Коллинза и нежным перебором струн, внезапно взрываются фантастически красивыми громкими и напряженными аккордами - это вступает маэстро Тони Бэнкс при поддержке мощных ударных Фила! «Undertow», «Snowbound», «Burning Rope», «Scenes From A Nights Dream» и, конечно же, «Many Too Many» - волнующие, будоражащие, трепетные композиции - хочется переслушивать их вновь и вновь, что бы еще раз ощутить масштабность Ее Величества Музыки, пережить момент первой встречи с ней и снова почувствовать радость и полноту жизни. И пусть будет так!
Евгений Вайман, 2011
То, что слушают сейчас мои соседи можно с уверенностью обозначить как зубровку, запиваемую сливовым аперитивом. Остановимся подробнее на этом букете, ибо, благодаря своему однокласснику Вовке - тончайшему знатоку spiritus vini, автор испробовал его на себе и до сих пор горько об этом сожалеет.
Было это в 80-м году прошлого столетия. Мы отмечали на турбазе окончание 10-го класса. Нас было четверо плюс переносной магнитофон, плюс сумка объемом с кубометр. Весь этот кубометр был плотно упакован зубровкой и сливянкой в соотношении один к трем.
Так вот, друзья мои, смесь этих двух благородных напитков создает в органах и тканях вашего организма накопление множества элементов, расположенных в законном порядке с пятого по седьмой периоды таблицы Менделеева. Ядра этих элементов вскоре выходят из равновесия и переходят в некоторое замешательство с определенным периодом полураспада, что, в конце концов, приводит к полному распаду вашей личности. Этот очень качественно проявляется на следующее утро, когда сама мысль о продолжении банкета несет в себе суицидальный спектр от повешения до вскрытия вен - настолько обременительной вам кажется собственная телесная оболочка.
Но Вова приготовил на утро нечто такое, за что я простил ему все. Он подтащил к моему бездыханному, трепетающему всеми миофибриллами телу магнитофон и нажал «воспроизведение». Силы небесные! Какая музыща! Голосом умирающего с четвертой стадией рака я попросил товарища открыть перед моей смертью тайну: - Кто это играет? - «Генезис» какой-то, - отозвался, постанывая, мой товарищ, - кажется 78 года.
Название тоже вызывало ассоциации - я готовился в медицинский институт и как раз в то время штудировал раздел генетики - но ни о чем не говорило, хотя в моей коллекции насчитывалось уже достаточное количество магнитофонных бобин с классикой рока. Что касается «живых» пластинок, то здесь у меня был явный пробел. К тому времени мне давали подержать в руках только последних Битлов, да Пинк Флойд «Энималз».
Музыка, между тем, проникала в каждую клетку моего организма, постепенно выводя из них букет радиоактивной смеси зубровки и аперитива из гнилых слив. Я почувствовал некое экзальтированное волнение, граничащее с религиозным экстазом Козодоева в фильме «Бриллиантовая рука». Потом я почувствовал острый позыв к возвращению в город и, на сколько это было возможным, ускорил наш отъезд с лона природы.
По возвращении, не зная, как поступить и у кого можно найти в оригинале искомый «Генезис», я решил выйти на улицу Весенняя - этакий кемеровский Бродвей. Минут через десять я встретил Быбу. Быба был в те годы «королем» Весенней, скромной бандитствующей личностью. Заход на территорию Быбы обозначал для оппонента, каковым мог стать кто угодно, конец его нелепой жизни. Хорошо, что я об этом тогда не знал. Когда расстояние между нами стало исчисляться длиной правой руки Быбы, я неожиданно для нас обоих спросил: - Слушай, Олег, у кого есть «Генезис»? Быба открыл рот, потом закрыл и уже сквозь зубы молвил: - Следуй в моем форватере. Ну, конечно, не так он сказал. Может, в его лексиконе слова «форватер» отродясь и не было, но автор изо всех сил старается выражаться чисто литературно. Прошли мы метров сто - не больше. Встали перед окном на первом этаже, кричать стали. Точнее, Быба кричать стал: - Славик, Славик! В окне мелькнула чья-то длань, давая точное направление пешим и конным. Открылась нам дверь, и шагнул я в удивительный мир на несколько чудесных лет нашей будущей дружбы с хозяином и гостями его. Отец Славика, дядя Вася, отвечая на телефонные звонки, всегда начинал так: - Квартира, - дабы сразу пресечь выяснения типа: «Это прачечная?», или «Это библиотека?» Услыхав слово «квартира», у многих пропадала охота в продолжении разговора. Но только не у меня. Так вот - квартира была просторная с высокими потолками. Но ведь у многих есть такие квартиры, но эта! Вот, как только входишь, сразу начинаешь себя чувствовать исключительно комфортно. В родном доме так не всегда себя чувствуешь.
Славик располагался на площадях абсолютно квадратной комнаты с ненужным письменным столом, очень нужным диваном и архинужным старым табуретом, на котором располагались пепельница и стакан с чаем. Когда к Славику приходили друзья, табурет сервировался разномастными рюмками граненого стекла и глубокой тарелкой, в которую выкладывалась волшебная закуска тети Зои - квашеная капуста с ранетками. Ну, вот что я за человек! А про Славика несколько слов?
Итак, Славик был математиком. Он учился в университете и за рубль мог любому написать контрольную по математике самого высшего пилотажа. Этим пользовались, хотя, не так что бы часто. Чаще собравшиеся мученики этой сложной науки играли в преферанс - практиковались, так сказать. Кроме того, что Славик был математиком, он своей внешностью был самым настоящим хиппи. Носил он длинные волосы и туфли малого размера, но с длинными каблуками. Что еще? Курил Беломор. Часто был мучим похмельем.
Теперь о главном! У Славика были виниловые пластинки! И какие! Сразу четыре альбома «Генезис»! А еще «Йес», тот самый, что про топографию океана, словом, головокружение, да и только! - Семьдесят восьмой есть? - спрашиваю. - Есть! - Дайте, дайте! Тут Быба говорит - жестко так, бескомпромиссно: - Давай, - говорит, два рубля. Слава тебе даст «Генезис» записать, можешь даже два «Генезиса» взять, но за четыре рубля, - и сам на Славика так посматривает взглядом тверезым. И видно, что очень хочет он с этой своей тверезостью расстаться, причем, немедленно. Вот так на товарно-денежных отношениях родилась наша дружба.
А с «Генезисом» было так. Ни одной фотографии! Ни на одном из Славиных альбомов. Фила Коллинза я увидел только два года спустя, да и то в профиль на обложке его альбома «Hello, I Must Be Going». За неимением портретов моих героев, я стал рассматривать обложки их альбомов. Карикатурно-гротескный портрет алкаша-газонокосильщика под соответствующее название «Продажа Англии по фунту» сразу давали понять о неравнодушии «Генезис» к соцсфере. Становилось понятным, что в Английском королевстве 70-х годов не все было ладно, иными словами, было с чем бороться. Так, понятно, пошли дальше. «Заклание агнца на Бродвее» - черно-белый конверт, куча страшных рож, парень в джинсах наблюдает за картиной безуспешной помощи самому себе, в результате чего аннигилирует. Вокруг его бестелесного силуэта вьются экзотические животные латинской Америки. Интересно, как это все будет облечено в музыкальный формат? Ух, ты! А вот это мое: чуть блеклая мрачноватая акварель увядающего дерева. Воронье. Изящнейшая вязь шрифта, увитого голыми ветками. Ветер сдувает последнюю пожухлую листву. Я чувствую музыку уже сквозь конверт.
А вот и он, семьдесят восьмой! Да, он так и должен был выглядеть. Темный фон, тревожный закат, огненно-неонная лава исходит из ничего и в ничто уходит. Какие-то загадочные личности делятся какой-то загадочной тайной, начертанной на клочке бумаги…«и тогда их стало трое»… Так, пора математика Славу подключать. Итак: в 1978 году «генезисов» осталось трое, на увядающем дереве с воронами их было четверо, во время англо-пуэрторикаских разборок их было пятеро. Да, «Идентификация Борна» отдыхает. Пора приступить к музыкальному расследованию. Четыре рубля на кривом табурете не успели выстроиться столбиком, как Быба уже вместе с ними испарился, как тот закланный агнец - до конца работы винного магазина оставалось ровно двадцать минут! Я тоже испарился, унося драгоценные диски. Я взял семьдесят восьмой и ворон вместе с их деревом.
Что бы не калечить психику современных аудиофилов, я не стану сообщать, на чем я в те времена слушал музыку. Мне и самому страшно это вспоминать. Я быстро переписал на магнитофон оба концерта - бандитско-математическое сообщество засекло мне ровно два часа - и вернулся в «квартиру». Там было весело. Мне налили. Угостили капустой с ранетками, и я рванул домой, чтобы в одиночестве насладиться творениями неизвестных людей, обозначивших себя биологическо-библейским именем «Генезис».
«Ветер и увядание» напомнил мне мой любимый альбом Пинк Флойд «Вам бы здесь побывать», только в нем была какая-то другая грусть - умиротворяющая, без депрессивного оттенка, просто грусть об уходящем лете. Чуть позже, с наступлением сентября, я увидел эту музыку сквозь прозрачную тюль на окошке. Ветер мешал дворнику собирать желтую листву - то и дело из наметенной кучи вырывались несколько листиков, чтобы насладиться своим последним полетом, прежде чем уснуть навсегда под снежным покровом незаметно подкрадывающейся зимы. Уехала в Москву моя любимая девушка - не «Бони М» же слушать!
В 80-м году пробить данные (извините за бандитско-гэбэшное выражение) о полюбившихся вам музыкантах было попросту невозможно. Советскую прессу, похоже, «Генезис» не интересовал по определению. К тому же 1980 год был насыщенным в плане смертей гениев по всему белу свету и олимпийских переживаний в отдельно взятой стране - тут, простите, все погенезису! Так что, друзья, хвала Интернету! Но до него еще долго ждать, поэтому, если перед вами лежит вкладка от альбома, скажите спасибо и за это счастье.
Мне страшно не терпится перейти к выражению своих чувств относительно альбома «…И тогда их стало трое…», но я вынужден все-таки сделать несколько замечаний исторического характера. И здесь я буду вынужден слегка процитировать… самого себя. Год назад на форуме нашего рок-клуба я уже выплескивал часть своего восхищения перед музыкой «Генезис».
Итак, в 1975 году, после грандиозного спектакля и записи альбома «Заклание агнца на Бродвее» незаурядная личность, гений театра и режиссер-постановщик Питер Гэбриэл сказал всем большое ФЭ! Питер искренне любил эффекты. Его сценический гардероб состоял из красных дамских платьев, костюмов одуванчиков и ромашек, таксидермических масок крупных животных, а также некоторых внутренних органов, явно пораженных процессами доброкачественной и злокачественной природы. Питер носил все это на себе с легкостью и непринужденностью, однако, заставить других членов группы, утонченных интеллигентов типа Стива Хэккета и Тони Бэнкса ему не удавалось. Что касается рубахи-парня Фила Коллинза, то он бы, может и с радостью, только вот как на ударных работать в дамском? Вопрос. Все это шутки и на самом деле, причины ухода Гэбриэла гораздо глубже, однако, уйдя на вольные хлеба, Питер расцвел не только как великолепный композитор, но и как непревзойденный шоу-мэн, используя на всю катушку мультипликацию, акробатику и прочую атрибутику зрелища с большой буквы.
С уходом Гэбриэла группа создала два поразительных по музыкальной стилистике альбома: «Трюк с хвостом» и «Ветер и увядание». Они отличались от предыдущих творений не только звукорежиссурой, но и тем, что в них явно прослеживался вклад спокойного и лиричного гения Стивена Хэккета. Его акустические гитарные баллады были сродни с опадающей осенней листвой и навевали светлую грусть об ушедшем цветении садов, разливах рек и прощальных криках перелетных птиц. Чуть приглушенное лютневое звучание нейлоновых струн в композиции (Боже праведный!) «Кровь на крыше» плавно и вкрадчиво стекает в «Беспокойный сон для спальных мест… в этой тихой земле». А потом с нарастанием - барабанная дробь, торжественное соло электрогитары, мощнейший яркий инструментал всего квартета… и переход в бесконечно красивый «Закат».
33 года автор наслаждается этим волнующим музыкальным творением «Генезис» и не смеет кощунственно сравнить эту красоту со вкусом даже самого «изысканного» изделия виноделов!
В 1977 году группа предприняла турне с очень символичным (мне так кажется) названием «Секунды на исходе». И эти секунды, как это не прискорбно, касались пребывания в группе Стива Хэккета.
Стив Хэккет начал свою сольную карьеру грандиозным музыкальным произведением «Путешествие псаломщика». Но от альбома к альбому становилось понятным, что Стивен постепенно уходит от прогрессив-рока и все более склоняется к классической музыке. Первой такой ласточкой стало произведение «Импульс». Более 50 минут потрясающей сложной, нежной, пронизывающей акустики выдающегося композитора и виртуоза инструменталиста. Дальше можно говорить только о профессиональном росте. Никакого заунывного, скучного и повторяющегося из года в год менестрелья Ричи Блэкмора! Только вперед - работа с симфоническими оркестрами, оттачивание и так, казалось бы, безупречной техники игры на гитаре, обращение к классической поэзии («Грезы летней ночи», например, является серьезным классическим произведением для акустической гитары и оркестра, написанным под влиянием произведений Шекспира), лютневой музыки пятнадцатого века, каноническим произведениям живописи, просто природе, наконец. Ибо гений музыканта заключается именно в передаче настроения природы одушевленной и неодушевленной. А гений слушателя заключается в умении это настроение воспринимать. Что ж, теперь дорога Мастера ясна, и нам самое время обратить взор на тех, кого осталось только трое.
Во первых, хочется предупредить, что для полноценной отдачи от альбома «…And Then There Were Three…» потребуется аппаратура очень высокого класса. Запись оказалась очень сложна по своей фактуре, а в данном случае нам потребуется оценка нюансов, полутонов, оттенков и т.д. Волей, или неволей, но Тони Бэнкс избавился теперь от своего явного конкурента Хэккета и дал волю чувствам! Произведение можно было считать абсолютно монолитным, если бы не хитовая штучка в самом конце под названием «Следуйте за мной», которая, о, люди, люди! принесла альбому известность и популярность. В Америке, благодаря радио-хиту «Follow You, Follow Me» именно этот альбом стал единственным «золотым» диском «Генезис». На самом деле, произведение носит совершенно грандиозный характер из-за большого массива клавишных и ударных, придающих музыке ту колоссальную торжественность, мощь, иными словами, практически все композиции являют собой некий гимн. Тихие, прозрачные мелодии, едва заполненные вокалом Коллинза и нежным перебором струн, внезапно взрываются фантастически красивыми громкими и напряженными аккордами - это вступает маэстро Тони Бэнкс при поддержке мощных ударных Фила! «Undertow», «Snowbound», «Burning Rope», «Scenes From A Nights Dream» и, конечно же, «Many Too Many» - волнующие, будоражащие, трепетные композиции - хочется переслушивать их вновь и вновь, что бы еще раз ощутить масштабность Ее Величества Музыки, пережить момент первой встречи с ней и снова почувствовать радость и полноту жизни. И пусть будет так!
Евгений Вайман, 2011