Повесть о настоящем человеке
10 ноября
Спектакль Приморского театра оперы и балета
на сцене Мариинского-2
На этой неделе у петербуржцев была возможность услышать самую, наверное, редко исполняемую оперу Сергея Прокофьева, а также одну из самых анекдотических опер мирового репертуара (наверное, только опера Тихона Хренникова "Мать" может составить ей конкуренцию по количеству шуток, анекдотов и переделок). Однако широкий петербургский зритель это событие почти проигнорировал: билеты, похоже, распространялись по социалке (рядом со мной, по крайней мере, оказался муниципальный совет какого-то округа в полном составе, искренне радующийся, что в кои-то веки попал в Мариинский театр - изобразив собой ветеранов), что всегда ведет к невыключенным мобильникам и активной болтовне во время исполнения музыки. Свободных мест, тем не менее, осталось много даже в партере, а на ярусах зияли огромные дыры.
В принципе, склонность к соцреализму в определенные периоды отличала маэстро Гергиева и репертуар Мариинского театра. Однако даже прокофьевский "Семен Котко" поставлен и играется(поется) в Мариинке не без прикола. Особенность спектакля Приморского театра в том, что это музей в чистом виде - это опера об Алексее Мересьеве (в начале и в конце спектакля на задник проецируется портрет прототипа героя - Маресьева), как она была бы поставлена в СССР, доживи Советский Союз до 2015 года. Никаких приколов в ней нет, все всерьез и надолго. Декорации совершенно реалистические, костюмы исторические, и только современная сценография да широко использующиеся видеопроекции напоминают о том, что на дворе не восьмидесятые.
Главную роль исполнил солист Мариинки Владимир Мороз - баритон, во многом специализирующийся на Прокофьеве (первый раз я слушал его как раз в роли князя Андрея Болконского), по-настоящему умеющий выпевать эти бесконечные прозаико-распевные фразы, и обладающий при этом очень красивым и запоминающимся тембром. Он четко интонирует и четко произносит - и если бы не он, то стало бы скучно еще на первой картине. Остальные вокалисты поют не столь ярко, но для солистов провинциального театра весьма на уровне, то же можно сказать про хор и оркестр под управлением Антона Лубченко.
Музыка Прокофьева - самое прикольное из того, что есть в этом спектакле. Написана опера без той любви и интереса, что отличает "Войну и мир" или "Игрока". Ничего индивидуального в ней не слышно, типовое задание соцреализма. Поэтому можно углядеть в музыке и опереточные элементы (вступление, танцы перед выпиской из госпиталя) и советскую песню, которая, как кажется - за неимением других источников - и стала главной опорой композитора (все сольные номера невесты Алексея Оли отсылают к тогдашней советской эстраде). С точки зрения оперного искусства, это очень интересный материал. Трудно представить менее оперный сюжет: с падающим самолетом, ползаньем по лесу, госпиталем, аэродромами после выписки. И в то же время советское послевоенное искусство, включая литературу и кинематограф, традиционно называют оперным: слишком непохоже все оно на реальную жизнь. Так что композитор Прокофьев и сценаристы (Прокофьев и его жена Мира Мендельсон-Прокофьева, дочь "старого большевика") решали сложный ребус - как вывести на сцену самолеты и летчиков в самом неповоротливом театральном жанре. Можно было бы ожидать какой-нибудь сверхмодернистской музыки и головокружительных сценических решений - но соцреализм образца 1940-х не позволял экспериментировать ни на йоту. Поэтому вышло то, что вышло.
Самое поразительное: публика оказалась соответствующей постановке. В большинстве своем она все это воспринимала всерьез. Многим нравилось - не знаю, насколько искренне. Интересные мысли навевают эти музейные оперные спектакли: не сидит ли соцреализм где-то в крови у сотрудников районных администраций и депутатов муниципальных советов? Может быть, это и есть их искусство? Может быть, слишком рано списали в 1970-е и 1980-е весь скопом соцреализм в закрома детской и школьной литературы? Может, у него по-прежнему есть свой читатель и слушатель?
Спектакль Приморского театра оперы и балета
на сцене Мариинского-2
На этой неделе у петербуржцев была возможность услышать самую, наверное, редко исполняемую оперу Сергея Прокофьева, а также одну из самых анекдотических опер мирового репертуара (наверное, только опера Тихона Хренникова "Мать" может составить ей конкуренцию по количеству шуток, анекдотов и переделок). Однако широкий петербургский зритель это событие почти проигнорировал: билеты, похоже, распространялись по социалке (рядом со мной, по крайней мере, оказался муниципальный совет какого-то округа в полном составе, искренне радующийся, что в кои-то веки попал в Мариинский театр - изобразив собой ветеранов), что всегда ведет к невыключенным мобильникам и активной болтовне во время исполнения музыки. Свободных мест, тем не менее, осталось много даже в партере, а на ярусах зияли огромные дыры.
В принципе, склонность к соцреализму в определенные периоды отличала маэстро Гергиева и репертуар Мариинского театра. Однако даже прокофьевский "Семен Котко" поставлен и играется(поется) в Мариинке не без прикола. Особенность спектакля Приморского театра в том, что это музей в чистом виде - это опера об Алексее Мересьеве (в начале и в конце спектакля на задник проецируется портрет прототипа героя - Маресьева), как она была бы поставлена в СССР, доживи Советский Союз до 2015 года. Никаких приколов в ней нет, все всерьез и надолго. Декорации совершенно реалистические, костюмы исторические, и только современная сценография да широко использующиеся видеопроекции напоминают о том, что на дворе не восьмидесятые.
Главную роль исполнил солист Мариинки Владимир Мороз - баритон, во многом специализирующийся на Прокофьеве (первый раз я слушал его как раз в роли князя Андрея Болконского), по-настоящему умеющий выпевать эти бесконечные прозаико-распевные фразы, и обладающий при этом очень красивым и запоминающимся тембром. Он четко интонирует и четко произносит - и если бы не он, то стало бы скучно еще на первой картине. Остальные вокалисты поют не столь ярко, но для солистов провинциального театра весьма на уровне, то же можно сказать про хор и оркестр под управлением Антона Лубченко.
Музыка Прокофьева - самое прикольное из того, что есть в этом спектакле. Написана опера без той любви и интереса, что отличает "Войну и мир" или "Игрока". Ничего индивидуального в ней не слышно, типовое задание соцреализма. Поэтому можно углядеть в музыке и опереточные элементы (вступление, танцы перед выпиской из госпиталя) и советскую песню, которая, как кажется - за неимением других источников - и стала главной опорой композитора (все сольные номера невесты Алексея Оли отсылают к тогдашней советской эстраде). С точки зрения оперного искусства, это очень интересный материал. Трудно представить менее оперный сюжет: с падающим самолетом, ползаньем по лесу, госпиталем, аэродромами после выписки. И в то же время советское послевоенное искусство, включая литературу и кинематограф, традиционно называют оперным: слишком непохоже все оно на реальную жизнь. Так что композитор Прокофьев и сценаристы (Прокофьев и его жена Мира Мендельсон-Прокофьева, дочь "старого большевика") решали сложный ребус - как вывести на сцену самолеты и летчиков в самом неповоротливом театральном жанре. Можно было бы ожидать какой-нибудь сверхмодернистской музыки и головокружительных сценических решений - но соцреализм образца 1940-х не позволял экспериментировать ни на йоту. Поэтому вышло то, что вышло.
Самое поразительное: публика оказалась соответствующей постановке. В большинстве своем она все это воспринимала всерьез. Многим нравилось - не знаю, насколько искренне. Интересные мысли навевают эти музейные оперные спектакли: не сидит ли соцреализм где-то в крови у сотрудников районных администраций и депутатов муниципальных советов? Может быть, это и есть их искусство? Может быть, слишком рано списали в 1970-е и 1980-е весь скопом соцреализм в закрома детской и школьной литературы? Может, у него по-прежнему есть свой читатель и слушатель?