Привал кавалерии. Класс-концерт. Белая тьма.
СЕЗОН 2014/2015
8 сентября
Михайловский театр
Михайловский театр открыл балетный сезон. Общее впечатление таково, что Михаил Мессерер ведет Михайловский балет традиционными тропами Малого оперного. "Привал кавалерии" - возобновление малого балета Петипа (в версии Петра Гусева 1975 года). Не знаю, как там было в 1975-том, а вот в 2014-м получилась очередная "Тщетная предосторожность". Танца практически нет; там, где он есть, вариации сравнительно простенькие, хотя местами и не без изюминки; по сути, балет сводится к па-де-де, проложенноому несколькими танцевальными анекдотами на тему гусарской доблести. Анжелина Воронцова и Леонид Сарафанов очень мило смотрятся в этой безделушке, не слишком напрягаясь и получая видимое удовольствие от не самых сложных па, которые предложены им хореографом.
Следующим движением в направлении балетной попсы стал "Класс-концерт" Асафа Мессерера, поставленный в Михайловском Михаилом Мессерером. Понятно, что племянник любит популяризировать почти забытое творчество дяди, однако выбор этого балета именно для Михайловского вызывает большие сомнения. В Большом театре конца 1950-х "Класс-концерт" смотрелся эффектно по двум причинам. Во-первых, это был наш ответ на "Этюды" Харальда Ландера, поставленные в Датском балете сразу после войны и вскоре показанные Парижской оперой в Москве. Во-вторых, работу Большого театра середины 20 века определяли не только богатый выбор звездных танцовщиков, но и привычка к коллективному танцу. Сегодня же, во-первых, былые "наши ответы" никому не нужны и смотрятся местами завуалированным воровством идей. Например, "Класс-концерт", стремясь добавить к чужой идее что-то новое, превращает великолепную мысль Ландера в сентиментальную жвачку. Дети, появляясь на сцене, совершенно не интересны у станков в начале балета, а затем, выбегая на большую сцену, постоянно тормозят развитие общего рисунка. Разношерстная музыка, подобранная Мессерером для разного рода номеров, сильно уступает изысканной идее Ландера сочинить балет на музыку фортепианных этюдов Карла Черни, известных всем, кто когда-либо играл на фортепиано. Музыкальные "этюды" оживают в балетных "этюдах". У Мессерера же получилось, как всегда, - нарочитая демонстрация мастерства советских танцовщиков, не более. Во-вторых, для яркого исполнения такого балета нужна настоящая балетная труппа - начиная от кордебалета (который гениально станцован в Парижской опере до сих пор и таким же, говорят, был в Большом театре пятидесятых - семидесятых) и заканчивая десятком солистов, которые должны уметь не только безукоризненно выполнять сложные технические элементы (а с этим в Михайловском театре большие проблемы), но и танцевать почти как в кордебалете, т.е. выдерживать линии с другими солистами, строжайше соблюдать дистанции и пр. (а уж о такой дисциплине танцовщиков Михайловский театр и мечтать не в состоянии). Набрав для 8 сентября нескольких более или менее известных танцовщиков разных школ и разных стран, Михайловский заполнил далеко не все вакансии для "Класс-концерта". В результате каждый танцевал во что горазд: например, Иван Васильев делал свой фирменный каскад из "Пламени Парижа", Екатерина Борченко открутила фуэте, напомнив паровую турбину, а Леонид Сарафанов и Фридеман Фогель временами показывали классный прыжок, а временами терялись на фоне невразумительной балетной массы. Наталью Осипову, например, совершенно не видно в этом котле эффектов. Больше всего, пожалуй, запомнились великолепные руки Анастасии Соболевой в номере-адажио на музыку романса из "Овода". В целом же спектакль сохранился в памяти, как разбитый витраж - кусочки, может быть, и красивые, но целое непоправимо отсутствует.
Полагаю, что это совсем не должно смутить создателей спектакля: в Михайловский ходит большей частью нетребовательная публика, ей как раз и нужны не танец и не спектакль, а фирменные трюки любимых артистов. Так что движение прямиком в народ, как было и в Малом оперном, сохраняется.
"Белая тьма" Начо Дуато в этом попсовом урагане смотрится совершенно не к месту. Не случайно самая михайловская публика покидала театр и в последнем перерыве, и во время исполнения последнего балета. Об этом дуатовском шедевре писать мне уже приходилось, однако второй раз я смотрел "тьму" совсем другими глазами: спасибо Марии Дмитриенко за ее ценное добавление. Вот с этим, конечно, надо что-то делать. Ведь Мессерер и Дуато несоединимы, точно так же, как, скажем, Виктор Ерофеев и Борхес.
8 сентября
Михайловский театр
Михайловский театр открыл балетный сезон. Общее впечатление таково, что Михаил Мессерер ведет Михайловский балет традиционными тропами Малого оперного. "Привал кавалерии" - возобновление малого балета Петипа (в версии Петра Гусева 1975 года). Не знаю, как там было в 1975-том, а вот в 2014-м получилась очередная "Тщетная предосторожность". Танца практически нет; там, где он есть, вариации сравнительно простенькие, хотя местами и не без изюминки; по сути, балет сводится к па-де-де, проложенноому несколькими танцевальными анекдотами на тему гусарской доблести. Анжелина Воронцова и Леонид Сарафанов очень мило смотрятся в этой безделушке, не слишком напрягаясь и получая видимое удовольствие от не самых сложных па, которые предложены им хореографом.
Следующим движением в направлении балетной попсы стал "Класс-концерт" Асафа Мессерера, поставленный в Михайловском Михаилом Мессерером. Понятно, что племянник любит популяризировать почти забытое творчество дяди, однако выбор этого балета именно для Михайловского вызывает большие сомнения. В Большом театре конца 1950-х "Класс-концерт" смотрелся эффектно по двум причинам. Во-первых, это был наш ответ на "Этюды" Харальда Ландера, поставленные в Датском балете сразу после войны и вскоре показанные Парижской оперой в Москве. Во-вторых, работу Большого театра середины 20 века определяли не только богатый выбор звездных танцовщиков, но и привычка к коллективному танцу. Сегодня же, во-первых, былые "наши ответы" никому не нужны и смотрятся местами завуалированным воровством идей. Например, "Класс-концерт", стремясь добавить к чужой идее что-то новое, превращает великолепную мысль Ландера в сентиментальную жвачку. Дети, появляясь на сцене, совершенно не интересны у станков в начале балета, а затем, выбегая на большую сцену, постоянно тормозят развитие общего рисунка. Разношерстная музыка, подобранная Мессерером для разного рода номеров, сильно уступает изысканной идее Ландера сочинить балет на музыку фортепианных этюдов Карла Черни, известных всем, кто когда-либо играл на фортепиано. Музыкальные "этюды" оживают в балетных "этюдах". У Мессерера же получилось, как всегда, - нарочитая демонстрация мастерства советских танцовщиков, не более. Во-вторых, для яркого исполнения такого балета нужна настоящая балетная труппа - начиная от кордебалета (который гениально станцован в Парижской опере до сих пор и таким же, говорят, был в Большом театре пятидесятых - семидесятых) и заканчивая десятком солистов, которые должны уметь не только безукоризненно выполнять сложные технические элементы (а с этим в Михайловском театре большие проблемы), но и танцевать почти как в кордебалете, т.е. выдерживать линии с другими солистами, строжайше соблюдать дистанции и пр. (а уж о такой дисциплине танцовщиков Михайловский театр и мечтать не в состоянии). Набрав для 8 сентября нескольких более или менее известных танцовщиков разных школ и разных стран, Михайловский заполнил далеко не все вакансии для "Класс-концерта". В результате каждый танцевал во что горазд: например, Иван Васильев делал свой фирменный каскад из "Пламени Парижа", Екатерина Борченко открутила фуэте, напомнив паровую турбину, а Леонид Сарафанов и Фридеман Фогель временами показывали классный прыжок, а временами терялись на фоне невразумительной балетной массы. Наталью Осипову, например, совершенно не видно в этом котле эффектов. Больше всего, пожалуй, запомнились великолепные руки Анастасии Соболевой в номере-адажио на музыку романса из "Овода". В целом же спектакль сохранился в памяти, как разбитый витраж - кусочки, может быть, и красивые, но целое непоправимо отсутствует.
Полагаю, что это совсем не должно смутить создателей спектакля: в Михайловский ходит большей частью нетребовательная публика, ей как раз и нужны не танец и не спектакль, а фирменные трюки любимых артистов. Так что движение прямиком в народ, как было и в Малом оперном, сохраняется.
"Белая тьма" Начо Дуато в этом попсовом урагане смотрится совершенно не к месту. Не случайно самая михайловская публика покидала театр и в последнем перерыве, и во время исполнения последнего балета. Об этом дуатовском шедевре писать мне уже приходилось, однако второй раз я смотрел "тьму" совсем другими глазами: спасибо Марии Дмитриенко за ее ценное добавление. Вот с этим, конечно, надо что-то делать. Ведь Мессерер и Дуато несоединимы, точно так же, как, скажем, Виктор Ерофеев и Борхес.