Каждый умирает в одиночку
27 ноября
Театр "Талия" (Гамбург, Германия) на сцене театра Балтийский дом
Зимний театральный фестиваль
Спектакль Люка Персеваля по роману Ханса Фаллады (написан в 1947 году) - это очень немецкая тема. Нацизм, фюрер и коллаборационизм всего немецкого народа до сих пор не дает покоя национальному сознанию и коллективному бессознательному Германии. С другой стороны - и это делает спектакль крайне актуальным в разных странах мира, в том числе и у нас - сюжет немецкого писателя-антифашиста напоминает о том, что коллективный коллаборационизм слагается из множества личных коллаборационизмов. А Сопротивление - из множества личных сопротивлений. Личная трагедия семьи Квангелей (их сын убит во Франции во славу фюрера и Германии) подвигает их к бессмысленному, казалось бы, акту личного сопротивления. Они делают открытку с текстом "Наш сын убит сегодня, вашего убьют завтра" и подбрасывают ее на улице в немецкую толпу. Изготовление открыток становится делом их жизни: внешне они сверхлояльны режиму, внутреннее они борются с ним - всерьез рискуя жизнями. Рядом с Квангелями разворачивается много берлинских жизненных историй. Большинство людей плывет по течению, но есть и такие, что выходят из Партии, уезжают в деревню и там остаются людьми.
В очередной раз можно сказать, что артисты театра Талия играют невероятно ярко. Ода Тормейер (Анна Квангель) поражает с первых минут: ее первые фразы - это безысходное отчание. А ведь это очень тяжело - так начинать роль, без работы с партнерами, фактически без вхождения в роль: отчаяние сразу. Томас Ниехаус (Отто Квангель) - ее полная противоположность: человек, весь ушедший в себя, - вновь перед нами образец глубокой "петербургской игры", внутренней, без каких бы то ни было внешних эффектов. Столь же сдержанно и глубоко играет роль профессионального полицейского и главного коллаборанта Эшериха Андре Шиманский. Он сыщик, его дело ловить преступника - но, поймав Квангеля, он проникается уважением к нему и отвращением к себе. Александра Симона (нацистский сексот Эмиль Баркхаузен), знакомого нам по Алеше Карамазову, мы не сразу узнали: настолько отличается его нынешний персонаж. Даже внешне Симон другой, его манера говорить изменилась: он имитирует заикание, преувеличенные жесты и неуверенность в себе наглого пропойцы выстраивает рисунок его персонажа. Каждый жест отработан, каждый момент просчитан, но все вместе создает впечатление яркой импровизации. Ряд второстепенных ролей играет всего несколько артистов, которые постоянно перевоплощаются: в таких этюдах и оттачивается актерский профессионализм.
Постановка Персеваля поражает минимализмом и глубиной. Ничего лишнего, за счет этого любое решение предельно заострено и подчеркнуто. Это похоже на внутреннюю игру ряда его актеров. В конце второго действия комиссар Эшерих топит в озере ненужного ему больше агента, которого до этого завербовал на всякий случай. На сцене нет ничего, кроме двух актеров, прожектора и края сцены, который превратится в мостки на озере. Но эта голая сцена держит невероятное внимание. Потому что перед нами голая жизнь и голый человек.
Из декораций есть великолепно сделанный задник - то ли стена дома, то ли тюремная стена, то ли изысканная инсталляция. Рядом с ней рассыпаны вещи из разрушенных квартир, будто после бомбардировки (звуки сирен - чуть не единственная музыка спектакля). Кроме этого, на сцене стоит стол, многократно трансформирующийся в совершенно разные предметы - от гильотины до телеги. Задник в спектакле не задействован, стол меняется, как артист. По сути, это единственная декорация спектакля. Пожалуй, на примере стола лучше всего можно объяснить, что Персеваль уже дошел до черты "неслыханной простоты", если не перешел ее. Если "Братья Карамазовы" были очень хорошим спектаклем, то "Каждый умирает в одиночку" - спектакль гениальный. Легко могу понять тех, кто уходил с "Аранхуэса". Не могу понять тех, кто уходил отсюда.
Финал. Все на столе. Стол - телега, везущая выживших в простую счастливую жизнь. Фото Аннет Курц предоставлено пресс-службой Зимнего театрального фестиваля.
Театр "Талия" (Гамбург, Германия) на сцене театра Балтийский дом
Зимний театральный фестиваль
Спектакль Люка Персеваля по роману Ханса Фаллады (написан в 1947 году) - это очень немецкая тема. Нацизм, фюрер и коллаборационизм всего немецкого народа до сих пор не дает покоя национальному сознанию и коллективному бессознательному Германии. С другой стороны - и это делает спектакль крайне актуальным в разных странах мира, в том числе и у нас - сюжет немецкого писателя-антифашиста напоминает о том, что коллективный коллаборационизм слагается из множества личных коллаборационизмов. А Сопротивление - из множества личных сопротивлений. Личная трагедия семьи Квангелей (их сын убит во Франции во славу фюрера и Германии) подвигает их к бессмысленному, казалось бы, акту личного сопротивления. Они делают открытку с текстом "Наш сын убит сегодня, вашего убьют завтра" и подбрасывают ее на улице в немецкую толпу. Изготовление открыток становится делом их жизни: внешне они сверхлояльны режиму, внутреннее они борются с ним - всерьез рискуя жизнями. Рядом с Квангелями разворачивается много берлинских жизненных историй. Большинство людей плывет по течению, но есть и такие, что выходят из Партии, уезжают в деревню и там остаются людьми.
В очередной раз можно сказать, что артисты театра Талия играют невероятно ярко. Ода Тормейер (Анна Квангель) поражает с первых минут: ее первые фразы - это безысходное отчание. А ведь это очень тяжело - так начинать роль, без работы с партнерами, фактически без вхождения в роль: отчаяние сразу. Томас Ниехаус (Отто Квангель) - ее полная противоположность: человек, весь ушедший в себя, - вновь перед нами образец глубокой "петербургской игры", внутренней, без каких бы то ни было внешних эффектов. Столь же сдержанно и глубоко играет роль профессионального полицейского и главного коллаборанта Эшериха Андре Шиманский. Он сыщик, его дело ловить преступника - но, поймав Квангеля, он проникается уважением к нему и отвращением к себе. Александра Симона (нацистский сексот Эмиль Баркхаузен), знакомого нам по Алеше Карамазову, мы не сразу узнали: настолько отличается его нынешний персонаж. Даже внешне Симон другой, его манера говорить изменилась: он имитирует заикание, преувеличенные жесты и неуверенность в себе наглого пропойцы выстраивает рисунок его персонажа. Каждый жест отработан, каждый момент просчитан, но все вместе создает впечатление яркой импровизации. Ряд второстепенных ролей играет всего несколько артистов, которые постоянно перевоплощаются: в таких этюдах и оттачивается актерский профессионализм.
Постановка Персеваля поражает минимализмом и глубиной. Ничего лишнего, за счет этого любое решение предельно заострено и подчеркнуто. Это похоже на внутреннюю игру ряда его актеров. В конце второго действия комиссар Эшерих топит в озере ненужного ему больше агента, которого до этого завербовал на всякий случай. На сцене нет ничего, кроме двух актеров, прожектора и края сцены, который превратится в мостки на озере. Но эта голая сцена держит невероятное внимание. Потому что перед нами голая жизнь и голый человек.
Из декораций есть великолепно сделанный задник - то ли стена дома, то ли тюремная стена, то ли изысканная инсталляция. Рядом с ней рассыпаны вещи из разрушенных квартир, будто после бомбардировки (звуки сирен - чуть не единственная музыка спектакля). Кроме этого, на сцене стоит стол, многократно трансформирующийся в совершенно разные предметы - от гильотины до телеги. Задник в спектакле не задействован, стол меняется, как артист. По сути, это единственная декорация спектакля. Пожалуй, на примере стола лучше всего можно объяснить, что Персеваль уже дошел до черты "неслыханной простоты", если не перешел ее. Если "Братья Карамазовы" были очень хорошим спектаклем, то "Каждый умирает в одиночку" - спектакль гениальный. Легко могу понять тех, кто уходил с "Аранхуэса". Не могу понять тех, кто уходил отсюда.
Финал. Все на столе. Стол - телега, везущая выживших в простую счастливую жизнь. Фото Аннет Курц предоставлено пресс-службой Зимнего театрального фестиваля.