14 сентября
Александринский театр
Премьера, открытие сезона
«Сирано» Николая Рощина хорош уже тем, что не использует размазанно-слащавый перевод Щепкиной-Куперник. Текст пьесы предельно сокращен - сведен к нескольким ключевым сценам: нападение Сирано на актера Монфлери, сражение с сотней оскорбленных, история с Роксаной и красавцем Кристианом, война, окончательное объяснение с Роксаной и смерть Сирано. Для этих сцен режиссер использует подстрочник французского текста, а иногда герои начинают декламировать и сам оригинальный текст, создавая ощущение аутентичности. Попытка аутентичности, казалось бы, контрастирует с тенденцией осовременить события (Сирано сражается не с оскорбленными дворянами, а с хорошо экипированным отрядом ОМОНа, он убежденный радикал, почти террорист и ненавидит все связанное с властью), но при ближайшем рассмотрении эти две линии органично переплетаются: в облике Сирано нам показывают вечно современное настоящее искусство. Герой Ростана становится поэтом андеграунда, великим для своих друзей и не слишком известным широкой публике, а его трагическая любовь - произведением концептуального искусства, в которой два человека слились в одного субъекта любви, а жизнь и искусство совершенно нераздельны.
Примерно половину спектакля занимает другая пьеса: пьеса кардинала, поставленная Монфлери. Это дает Николаю Рощину возможность сделать многоликую пародию: на классический театр с его пафосом и спецэффектами; на театр, служащий власти, но притворяющийся самостоятельным; на театр прямолинейно-тенденциозный - и в целом на поверхностное, картонно-красивое представление о прекрасном. Пародия очень смешная, местами совершенно неожиданная, движущаяся тонкими намеками и благодаря этому вмещающая очень многие театральные размышления сегодняшнего дня.
И в ней, этой пародии, главная проблема спектакля. Она, кажется, получилась ярче, чем история Сирано. Тем более, что Иван Волков (по-видимому, очень разносторонний человек: ему принадлежит и музыка к спектаклю) играет Сирано весьма посредственно. Нет в нем очарования гения. Поэтому, когда после смерти Бержерака минут двадцать перед нами разыгрывается пьеса Монфлери, мы легко забываем о борце за подлинное искусство и с интересом следим за перипетиями искусства пошлого, но гениально вышученного. Собственно, вся история Сирано в финале кажется ненужным приложением к пьесе Монфлери.
Вот в этом видится нам диалектическая ошибка режиссера. А в остальном - яркий и завораживающий спектакль, но цельностью и ясностью замысла несколько уступающий «Бане».