L"ESSAY. Свинцовые мерзости нашей жизни
Петрович погладил блестящий бок только что собранного гиперзвукового «Авангарда» и посмотрел на небо. Екатеринбургское солнце жгло глаз; второй, впрочем, был прикрыт зацарапанным стеклом китайских очков Рэйбун, подобранных им пару лет назад на помойке возле украинского посольства.
«Пора уже домой топать» - думал Петрович, почёсывая кустистую бороду. Дочесав, по привычке глянул на пальцы: хлебных крошек в улове в этот раз не оказалось, но зато из-под кромки обгрызенного ногтя на него, пребывая в полном ахуе, глядела серая вошь. «Ладно. Сегодня прощаю», - подумал Петрович, выпуская вошь обратно в бороду.
Изрядно посрав на соседнем поле из лопухов, начал искать свои лапти в невольничьей раздевалке. Нашёл их промеж лавок лишь спустя четверть часа. Лапти были уже изрядно обтерты: пора было наведаться в разграбленную усадьбу сбежавшего в Украину барина Рабиновича и надрать там на недовырубленной липовой аллее лыка на новые.
По дороге в избу Петрович вспомнил про племянника Лёху и приуныл. Три дня назад тот прислал из Украины, где воевал каких-то злыдней, трофей. Чайник. В письме Лёшка особо указал, что чайник не простой, а волшебный - мол, огня для него совсем не надо, а греет он от специального рычажка, спрятанного где-то внизу.
Но сколько ни щёлкал Петрович рычажок, сколько ни крутил в руках диковинку, сколько ни ходил к батюшке за святой водой - украинский трофей работать не соглашался.
По совету прабабки пришедший было в отчаянье Петрович поставил таки трофейный чайник на печь. Стало только хуже - вместо ожидаемого бульканья услышал какое-то шипение, а сам чайник согнулся и скукожился, как плохо выдубленная шкура.
Петровичу было стыдно. Он представлял, как отбывший 25-летнюю воинскую повинность Лёха, склонившись над останками трофейного чайника, скажет: «Ну, и косорукий ты, дядь. А ведь русский оборонный инженер!».