В Смоленске фотографировать "nie nada"
Хотя по представлениям россиян весна начинается 1 марта, в Смоленске еще повсюду лежит снег, и ничто не предвещает, что он скоро сойдет. Снегом покрыт и временный тент, растянутый над разрезанными в первые дни после катастрофы и разрушающимися под воздействием атмосферных условий обломками Ту-154М.
В городе жизнь идет в прежнем ритме. Но для живущих здесь поляков начало апреля - это, как и каждый год, годовщина катынского преступления, визиты делегаций из Польши. Сотни групп приезжают в Катынь круглый год, но в апреле, их, конечно, больше всего. В прошлом году Лех Качиньский должен был встретиться с поляками в смоленской филармонии. Как мы помним, во время своего визита в Москву 8 мая Бронислав Коморовский организовал лишь небольшую встречу с представителями польской диаспоры. Что будет в этом году еще неизвестно. «Нам каждый год сообщают об этом максимум за день до торжественных мероприятий», - говорит Станислава Афанасьева из объединения «Дом Польский».
Событием, предваряющим официальные мероприятия, станет марш памяти 2 апреля. Представители польской и российской молодежи пройдут от железнодорожной станции Гнездово до катынского леса. В 1940 году по этой дороге везли к месту расстрела польских офицеров. Марш организует общество «Memoramus» из Познани. Группа из 150 учащихся приедет из Великополського воеводства, к ним присоединятся 150 польских детей из Смоленска, группа учащихся из Смоленского кадетского корпуса и нескольких других школ. Это мероприятие пройдет уже в пятый раз.
Еще до недавнего времени 53 процента россиян приписывало катынское преступление немцам. Это удивило даже Дмитрия Медведева, который велел опубликовать на своем сайте записку Берии и решение Политбюро ВКП(б) о расстреле польских заключенных. Сайт посетило четыре миллиона пользователей, потом по телевидению показали фильм о Катыни. В январе этого года количество россиян, обвиняющих в этом преступлении немцев, уменьшилось до 26 процентов.
Действительно ли Медведев этому рад? Правда, он все время говорит о модернизации, открытости, необходимости порвать с советским стилем мышления и унаследованными от прежней системы стереотипами, но осенью во всей государственной администрации были введены новые правила контактов со СМИ. Сейчас государственным чиновникам запрещено разговаривать с иностранными журналистами без предварительного разрешения на уровне министерства. Российским СМИ немного легче, но они тоже жалуются на «упорядочивание правил», называя этим словосочетанием введенные строгие предписания.
Еще хуже к иностранцам относятся органы безопасности. У переименованной в этом месяце в полицию милиции осталась старая форма и надписи на машинах. Привычки тоже остались прежними. Когда мы подъезжали к месту катастрофы польского правительственного самолета нас остановили двое полицейских. «Сюда въезжать запрещено, военная территория», - услышали мы. Наш русский водитель, видимо, наслушался президента, и поэтому не уступал. Он объяснял, что к кресту и обелиску, которые установлены на месте трагедии, ведет общественная дорога и там нет никакой информации о том, что въезд запрещен. У охраняющих территорию полицейских было другое мнение. Власть ведь всегда права. На фотоаппарат они смотрели тоже с подозрением. Удивительная вещь: место, которое миллионы раз показывали телеканалы всего мира, является сейчас в первую очередь закрытым военным объектом, а о фотографировании нет и речи - даже креста, свечей и венков.
Когда мы спросили об этом чиновников в администрации губернатора Смоленской области, они отвечали уклончиво. «Дело наверняка в безопасности», - говорили они с такой же самоуверенностью, с какой генерал Татьяна Анодина говорила о беспристрастности и независимости своего Межгосударственного авиационного комитета.
Сложно удивляться симптоматичной сдержанности и страху тех жителей Смоленска, которые могут знать что-то большее о катастрофе и спасательной операции. Они предпочитают не разговаривать и отсылают к официальным органам. А там, на высшем уровне, у специалистов по внешнему имиджу России уже есть готовые формулировки о «всестороннем выяснении всех обстоятельств катастрофы в условиях беспрецедентного сотрудничества с польской стороной».
Еще летом, и даже в октябре, было совсем иначе. Тогда с иностранцами беседовали охотнее, люди просто рвались рассказать о своих воспоминаниях, а в официальных учреждениях можно было получить информацию об их работе в день катастрофы и в последующие дни. Даже милиционеры, которые охраняли территорию вокруг аэродрома, вели себя по-другому: было заметно, что они, скорее, хотят помочь приезжающим группам и чувствуют себя немного хозяевами и гидами.
В России действия властей не носят случайного характера. То, как они относятся к гражданам и к приезжим, проистекает из продуманной, распланированной на высшем уровне стратегии, реализацией которой занимаются низшие уровни администрации, при этом действия отдельных ведомств и служб (что могло бы послужить примером для польских чиновников) идеально согласованы и скоординированы. Отчет МАК продемонстрировал дерзость наших московских «друзей», наглядно показал до той поры несколько прикрытое презрение и высокомерное отношение к Польше. С нами нет нужды считаться, полагают российские руководители. Новая атмосфера в Смоленске тоже вписывается в эту картину.