Цвета
Оригинал взят у kiev_andrash
Что определит момент, в который настанет пора действовать?
Этот радостный китч над всевышним, чьи могилы стоят вдоль ряда троп и строк, мертвые боги, семья почившая в бозе ином.
Родился младенец, эта странность горних, восседающих над нижними дураками, определено есть фишка здравомыслящих, но тираничность разума и достигнутого, есть зависть к новизне и скорбная жалость к самому себе.
Не отдать полученное, сохранить цветник тайн, умыслив свой розарий идиотов.
Бог идет по планете, где каждая поступь не знает бога. Занятые глупостями, вопрошают о небе, живущие думают о чужом, что останется нам, дитям богов, чей дискурс старше по времени, но младше в силе? Дикие ли наследуют землю, или нечто иное придет используя их?
Нужно ли смести старое в том, что уже истлело и держится на мнениях иных, уверенно ли стоит это прошлое?
Глумление над камнями, выбивания духа земного во имя воздуха перемен, станет ли страна за краем пограничьем круга и опустится в свой ад, где было место ее?
Сие гадание над временами и сроками, обуславливает понимание как они мыслят, как стоит мыслить и стоит ли мыслить вообще. Это то самое путч-иное, где вершители вершат будущее, по уши в прошлом.
Где будущее, коли прошлого нет?
Станет ли определенность, та самая предуготовленность, избранность избранных, рождать новый путь, коим умыслили себя протестующие, убеждаясь что вне церкви есть спасение, вне бога нет церкви и слово его избрало их толковать сие же слово, определив новый путь, ставший империей царства на земле. Сии домыслы есть их умысливание в переломный момент, того, что стало наследием без надежды познать. Разум ныряние в темноту духа.
Если бы не они, не было бы иного измышления, иные времена пришли бы к новому брегу, тот что видился безбожным сатирам в их названной античности. Толстый пивохлеб, тощий ключник, что лысый ворон, определили путь, пока трое юных принцев делили мир в утеху похоти и веры. Так треть прошла, чтобы создать новый мир, попытка сделанная, но не увенчанная, где дети Геракла пришли в иные земли.
Что сейчас?
Тот бог мертв, новый будет ли геометром?
Станет ли он повторят шаги вдоль избранного пути, следуя путям предков?
Черное серебро звучит давно и в духе его нет золота.
Цвет красный открывает путь. Белое давно его одежды.
Торговцы и легисты толкутся в коридорах прошлого, у врат иной постели.
Но примут ли их подношение?
Синий бархат истлел.
Образы снова и снова решают будущее, отталкиваясь от увиденного, что поразило воображение их грез.
Новый мир едва ли станет таким, каким его прочтет сквозь строки удерживающий намерение.
Таков мир, таков его новый бог…
Что определит момент, в который настанет пора действовать?
Этот радостный китч над всевышним, чьи могилы стоят вдоль ряда троп и строк, мертвые боги, семья почившая в бозе ином.
Родился младенец, эта странность горних, восседающих над нижними дураками, определено есть фишка здравомыслящих, но тираничность разума и достигнутого, есть зависть к новизне и скорбная жалость к самому себе.
Не отдать полученное, сохранить цветник тайн, умыслив свой розарий идиотов.
Бог идет по планете, где каждая поступь не знает бога. Занятые глупостями, вопрошают о небе, живущие думают о чужом, что останется нам, дитям богов, чей дискурс старше по времени, но младше в силе? Дикие ли наследуют землю, или нечто иное придет используя их?
Нужно ли смести старое в том, что уже истлело и держится на мнениях иных, уверенно ли стоит это прошлое?
Глумление над камнями, выбивания духа земного во имя воздуха перемен, станет ли страна за краем пограничьем круга и опустится в свой ад, где было место ее?
Сие гадание над временами и сроками, обуславливает понимание как они мыслят, как стоит мыслить и стоит ли мыслить вообще. Это то самое путч-иное, где вершители вершат будущее, по уши в прошлом.
Где будущее, коли прошлого нет?
Станет ли определенность, та самая предуготовленность, избранность избранных, рождать новый путь, коим умыслили себя протестующие, убеждаясь что вне церкви есть спасение, вне бога нет церкви и слово его избрало их толковать сие же слово, определив новый путь, ставший империей царства на земле. Сии домыслы есть их умысливание в переломный момент, того, что стало наследием без надежды познать. Разум ныряние в темноту духа.
Если бы не они, не было бы иного измышления, иные времена пришли бы к новому брегу, тот что видился безбожным сатирам в их названной античности. Толстый пивохлеб, тощий ключник, что лысый ворон, определили путь, пока трое юных принцев делили мир в утеху похоти и веры. Так треть прошла, чтобы создать новый мир, попытка сделанная, но не увенчанная, где дети Геракла пришли в иные земли.
Что сейчас?
Тот бог мертв, новый будет ли геометром?
Станет ли он повторят шаги вдоль избранного пути, следуя путям предков?
Черное серебро звучит давно и в духе его нет золота.
Цвет красный открывает путь. Белое давно его одежды.
Торговцы и легисты толкутся в коридорах прошлого, у врат иной постели.
Но примут ли их подношение?
Синий бархат истлел.
Образы снова и снова решают будущее, отталкиваясь от увиденного, что поразило воображение их грез.
Новый мир едва ли станет таким, каким его прочтет сквозь строки удерживающий намерение.
Таков мир, таков его новый бог…