ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №22
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №1
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №2
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №3
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №4
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №5
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №6
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №7
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №8
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №9
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №10
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №11
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №12
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №13
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №14
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №15
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №16
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №17
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №18
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №19
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №20
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №21
«Теоретики» постмодерна
Это «учение» на первый взгляд выглядит настолько «революционным» и «необычным», насколько «эпатирующими» - устоявшиеся представления человека об окружающем мире, что подчас вызывает паралич воли, внимания и мысли у тех, кто становится слушателем, читателем и, уж тем более, объектом «убийственной деконструкции» представителей постмодерна. Но давайте зададимся вопросом: действительно ли «постмодерн» является настолько «новым», «революционным» и «необычным» учением?
Для ответа на этот вопрос рассмотрим то, что становится в первую очередь объектом критики сторонников постмодерна. Поскольку постмодернизм как характеристика современной формы
Представления проявился сегодня во всех без исключения сферах человеческой жизни, а у нас нет задачи рассматривать их все, постольку обратимся к квинтэссенции постмодерна - области, где он
был отрефлексирован именно как «постмодерн», то есть к философии. Поняв, «что» есть «постмодерн сам по себе», нам будет легче распознавать и формы его проявления в науке.
Итак, доминантой постмодернистских взглядов в философии становится требование отказа от абсолютности той самой познавательной рамки, которая была типична для эпохи возникновения классической науки и философии в XVII-XIX вв. Что же не устраивает постмодернистов в классическом подходе?
1. Их не устраивает, прежде всего, способ отношения к миру - «анализ», - который, по их мнению, способствует разрушениюцелостной реальности. Но разве нужна постмодернисту целостная реальность? Кто, где и когда видел не разрушающего, а «созидающего пост-модерниста»?
2. Их не устраивает «теория» как совокупность «принципов» и «начальных условий», с помощью которых исследователь изначально нацелен на исследование объекта, а значит, на «утверждение своей власти». Но разве, отвергая «теорию» как способ отношения к реальности и как способ утверждения власти, постмодернист становится свободен от «теоретизирования» в своей критике «теории» как реальности?
Кто, где и когда встречал постмодерниста, который бы не считал себя самым глубоким теоретиком?
3. Их не устраивает «разумный» подход к реальности, ибо последний содержит в себе и опирается на первые два условия. Но разве, критикуя «рациональность», постмодернист не использует все ту же самую рациональность?
Кто, где и когда встречал внерационально «молчащего постмодерниста»?
Можем ли мы на основании этих вспомогательных требований постмодерна сформулировать его главное требование? Да, безусловно. Это требование может быть выражено ясно и отчетливо в
терминах нашего подхода:
а) постмодернизм требует элиминировать из жизни европейской культуры приоритет Разума над тем смутным состоянием, который его сторонники именуют «безумием», «хаосом», «дискурсом» и т. д и т. п., но за которым все-таки хорошо угадывается нечто обязательно «превосходящее Разум»;
б) постмодернизм требует установить верховенство этого «смутного нечто» - обязательно превосходящего Разум - над самим Разумом; в терминах предложенного в настоящей работе подхода это означает, что постмодернизм требует элиминации из европейской культуры максимы «теория есть путь Богообщения».
Но это уже прекрасно узнаваемая позиция!
В самом деле, «апостол» постмодернистов - Фуко - требует от своих последователей в сущности того же самого, что требовал от своих последователей в греческом Коринфе христиан апостол Павел, говоря о «смиренном безумии» в Первом послании к Коринфянам:
1 Кор. 2:18. Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб быть мудрым.
Ср. «апостол» Фуко о «новой роли безумия» в своем «Послании» к Коллеж де Франс:
... дискурс - а этому не перестает нас учить история - это не просто то, через что являют себя мирубитвы и системы подчинения, но и то, ради чего сражаются, то, чем сражаются, власть, которой стремятся завладеть... Я думаю о противопоставлении разума и безумия... Любопытно констатировать, что в течение многих столетий в Европе слово сумасшедшего или вовсе не могло быть услышано, или же, если оно и было услышано, то не иначе как слово истины... Исключенное или тайно инвестированное разумом - в любом случае оно, строго говоря, не существовало. Безумие сумасшедшего узнавалось как раз по его словам; слова эти и были местом, где пролегало разделение; но их никогда не собирали и не слушали...
Далее, сетует «апостол» Фуко, с конца XVIII в., наконец-то «дискурс» умалишенного был приравнен к «дискурсу» человека разумного и это позитивно. Однако и здесь «апостол» Фуко предостерегает - «будьте внимательны!», разделение на «разум» и «безумие» может вновь проявиться в новых обличиях: например, в «нарочитом выслушивании сумасшедшего».
В чем же видит Фуко величайшую опасность для «дискурса»?
В том разделении, которое произвел Платон20 По замыслу «апостола» Фуко - этот дискурс, в его терминологии - «драгоценный и желаемый», а попросту «говорение ради говорения», наконец-то возвращается! Следовательно, изгнанный некогда Платоном «софист» тоже возвращается!
Каким бы не казалось странным, а для кого-то, может быть, даже и кощунственным, такое сравнение, но, как мы только что убедились, между апостолом Павлом и «апостолом» Фуко гораздо
больше общего, чем между апостолом Павлом и, например, Платоном. Более того, между последними пролегала пропасть, а первые двое в вопросе о приоритете «безумия» над Разумом (мудростью) обнаруживают поразительное единодушие!
Но в таком случае загадка «наисовременнейшего учения» под названием постмодернизм становится тривиально разгаданной, а само это учение оказывается ничем иным как прекрасно узнаваемым продолжателем той самой «идейной линии» в европейской культуре, проводником которой внутри христианства две тысячи лет назад выступал апостол Павел.
Конечно, следует оговориться, что прошли две тысячи лет и сторонники новой версии этого учения стали более искушенными, условия его распространения значительно изменившимися, а форма, в которой оно преподносится, не позволяет даже предположить, где скрываются его действительные истоки. Современные «апостолы» пытаются решить старые задачи новыми средствами - ветхо -заветный Дух, на сей раз приняв обличие «безумия» постмодернистов, обволакивает собою европейский «Разум», вновь силясь растворить его в собственной эссенции, дабы сделать податливым и аморфным.
Итак, мы легко прочитываем «загадочность» и «богатство» постмодернового хаоса в терминах ветхозаветного Духа, должен будто бы превосходить Разум греков.
С другой стороны, становится очевидно, что роль «идейно-философского» передаточного звена по отношению к теперешнему постмодернизму выполнил не кто иной как Кант, который «указал» путь к субъекту, как центру Вселенной. То, что отделяет постмодернизм от Канта, - прежде всего элиминация абсолютности свойств субъекта или, другими словами, - элиминация его трансцендентализма. Убираем трансцендентализм Канта и на каком-то шаге эволюции его «критической философии» получаем Фуко, Фейерабенда или Рорти!
Не менее очевидно теперь и то, что «религиозным» предтечей постмодернизма является Лютер, который «разорвал» с абсолютным статусом видимой церкви и перенес «абсолютную значимость» внутрь конкретного человека.
Сказанное, конечно, не означает, что Лютер и Кант «сформировали и развили учение постмодерна». Такое утверждение было бы нестрогим. Однако признаем, что без той работы, которую каждый из них проделал в своей области, не были бы созданы благоприятные предпосылки для утверждения субъекта представления - человеческого Я - в качестве доминирующей ценности существующего мира. Постмодернистам осталось только выбить последнюю опору из «здания мира» и заявить, что человеческое Я - это тоже «иллюзия», или, как они сами называют это состояние, - «хаос».
История свидетельствует: путь от греческого Космоса к хаосу постмодернистов пролегал через утверждение уже нам знакомой ценности - земной человек есть венец природы, который вправе себе подчинять окружающий мир. Хаос, как показывает изложенное выше, наступает сразу после признания этой ценности в качестве заглавной.
Отныне не человек должен был сообразовываться с миром, а наоборот, мир должен был сообразовываться со способностью субъекта исполнять его предписания. «Фотографически» Фуко был прав - такая задача оказалась «под силу» только умалишенному («человеку безумному»).
«Космос» и «Хаос» в границах современной науки
Понимание хаоса философами постмодерна, как мы убедись выше, носит характер совершенно нестрогий. Однако деликатность ситуации заключена в том, что «хаос», понятие «хаоса» привлекает внимание не только определенной части философского сообщества, но и значительной части физиков-теоретиков. В связи с этим может возникнуть естественный вопрос: стоит ли так критически относится к «хаосу философов», если они интуитивно верно ухватили «дуновение эпохи» - поворот к «хаосу» как самой фундаментальной характеристики мира?
Итак, теми двумя теориями современной физики - из известных нам, - которые могли бы рассматриваться в качестве подтверждения общей концепции «фундаментальности хаоса» по отношению к «космосу», являются теория неравновесных систем И. Пригожина и теория «хаотической Вселенной» А. Линде. Покажем на примере теории «хаотической Вселенной» Линде, что получаемые на её основе выводы прямо противоположны тем, на которые уповают «философствующие хаологи».
Поскольку эту «версию подтверждения» мы уже достаточно подробно проанализировали в специальной работе, сейчас воспроизведем только основные аргументы в силу их исключительной важности для понимания существа современной «теории».
Итак, напомним, особенность теории эволюционирующей вселенной (Теории большого взрыва; Big Bang), заключалась в том, что описываемая в ее рамках Вселенная с необходимостью рождалась из так называемой начальной космологической сингулярности. В богословском прочтении космологическая сингулярность была интерпретирована как «первая точка», «первый миг» рождающейся Вселенной.
Позднее теория эволюционирующей вселенной получает «физическое наполнение» в работе Георгия Гамова (1948), в которой он развивает модель «горячей Вселенной». Согласно модели Гамова, возникшая Вселенная была заполнена в начальную эпоху горячим ультрарелятивистским газом, состоящим преимущественно из фотонов, электронов и других частиц. Последующее остывание
Вселенной привело к аннигиляции частиц и античастиц, а позднее к падению плотности энергии фотонного газа, а вместе с ней и его температуры. В 1964-1965 гг. американцы Пензиас и Вилсон
впервые наблюдали именно этот «реликтовый», остывший до температуры 2,7◦К, «фотонный газ». Модель Гамова после полученного подтверждения становится общепринятой. А у сторонников библейского объяснения мира появляется теперь уже «научный аргумент» в пользу того, что библейские слова из первой главы книги Бытия:
3. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
4. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.
вполне доказаны. Действительно, соблазн был очень велик: как же иначе можно интерпретировать библейские строки, как не в терминах современной космологии?
Библейский «свет» - это и есть «фотонный газ». Ведь «фотон» был введен Эйнштейном в 1905 г. как именно квант света! Сотворенная Богом Вселенная была заполнена этим первичным газом (светом). Проходит четыре года, и в 1952 г. Папа Пий XII выступает с официальным признанием. - Теория Большого Взрыва подтверждает Библию.
Однако на фоне триумфа эволюционной теории происходит постоянный рост числа затруднений. Сложность была в том, что Теория большого взрыва сама столкнулась с рядом неразрешимых для
нее проблем, часть из которых неразрешима в ее рамках в принципе. Для их решения требовалось создание иной теоретической базы, в роли которой выступила инфляционная теория.
Основной идеей инфляционного сценария, в связи с обсуждаемой темой, было то, что при расширении Вселенной (увеличении ее радиуса) плотность энергии вакуума не меняется! Как пошутил Линде: «Пустота» остается «пустотой», даже если она «весит».
Это соотношение плотности энергии вакуума и давления как раз и позволило появиться «инфляции».
Как мы уже знаем, в этой пустоте не было ни частиц, ни излучения - классических форм существования вещества! То есть в вакуумоподобном состоянии Вселенная была лишена даже библейского «света» - фотонного газа! И может создаться впечатление, что квантовая космология сделала еще один шаг «вверх» на листе библейского описания миротворения. Шаг ко второму стиху, где говорится:
2. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною...
Раз в ней не было «света», то, следовательно, в ней ничего и нельзя было «видеть». Там были буквальная «тьма» и «бездна».
Это как нельзя лучше согласовывалось с первым (1981) и новым (1982) инфляционными сценариями. Однако они сами по себе не смогли решить всех проблем фридмановской теории. Для решения оставшихся проблем Линде предлагает существование хаотически распределенного скалярного поля. Особенностью же этого поля, как мы помним, является его способность порождать новые области.
Это приводит к различного рода следствиям, самым существенным из которых является такое: Вселенная в целом, возможно, вообще не имела первоначальной космологической сингулярности (не
было происхождения Вселенной). Этот «космологический удар», конечно же, задевает не столько новозаветное учение о спасении о человеческой души, сколько адекватность ветхозаветного описания
творения мира иудейским богом «из ничего». Ветхозаветный мир фактически растворяется в 10 000 Вселенных. Андрей Линде, не скрывая своего успеха, произносит слова, которые звучат, как приговор:
В то же время в этом сценарии (хаотическом. - А. П.) особенно отчетливо видно, что вместо трагизма рождения всего мира из сингулярности, до которой ничего не существовало, и его последующего превращения в ничто, мы имеем дело с нескончаемым процессом взаимопревращения
фаз, в которых малы или, наоборот, велики квантовые флуктуации метрики.
Здесь справедливо задать вопрос: как же быть сторонникам библейской традиции в ситуации, когда «хаотическая космология» (Сhaotic Сosmology) уже прочно вошла в научный обиход?
Действительно, инфляционная теория есть теория, развивающая теорию эволюционирующей Вселенной. Она решила большинство проблем эволюционной космологии за счет «раздувания». Эволюционная теория является «предельным случаем» инфляционной теории. Другими словами, они допускают не только историческую, но и логическую преемственность эволюционной теории и инфляционной теории. Дело в том, что, признавая адекватность эволюционной теории реальным процессам во Вселенной (это было сделано Папой Пием XII), мы не можем игнорировать и тех следствий, которые вытекают из этой адекватности. Другими словами, нам необходимо принимать всю эволюционную теорию со всеми ее проблемами и со всеми вариантами их решений. Следовательно, необходимо признать правомерность инфляционной теории на ее адекватность, действительной альтернативы которой пока нет, а сама инфляционная теория получила в 2001 г. свое первое эмпирическое подтверждение.
Ради научной объективности мы вынуждены признать, что хаотический сценарий пока не имеет эмпирического подтверждения, и говорить о нем как о теории в строгом смысле нельзя. Но с точки зрения большинства критериев научной состоятельности знания хаотический сценарий есть сформировавшаяся единица научного знания.
Так почему же «хаос», различные теории, построенные с учетом «хаотических процессов» стали настолько востребованными?
С нашей точки зрения, «множество» как именно облик и черта реальности, в отношении которого «хаос» является истоком, приходит к господству независимо от воли и желания отдельных людей.
Ученые и философы не создают «хаос». Они его только открывают.
Ведь наблюдаемый мир не стал хаотичнее того, который человек обнаруживал в эпоху господства представления о единственности Вселенной и её происхождения «из ничего».
Нам ничего не остается, как признать, что стремительное возрастание роли «хаоса» в описании мира, в том числе и в космологии, есть следствие открытия человеку нового «контура» внутренней субструктуры бытия мира - его Прописи.
В заключение зафиксируем, что место «хаоса» остается неизменным: хаос как именно состояние мира - вторичен. В нашем случае - при рассмотрении космологических моделей и сценариев -
Хаос, понятый как «флуктуирующий физический вакуум», выступает «материей» или «предметом» для уравнений Вселенной. Как неустранимая из мира «неопределенность» и «неупорядоченность» он выступает в роли «небытия» - + Платона, существенно отличающегося от иудейского «ничто».
Хаос - это «неопределенное состояние мира», но все-таки состояние.
Хаос - это возможность.
И в этом отношении современные представления о роли хаоса в физическом происхождении Вселенной не так уж сильно отличаются от понимания роли «хаоса» в происхождении Космоса у пифагорейцев и Платона. Последнее слово в споре между Афинами и Иерусалимом и в этом вопросе осталось за Афинами.
Как мы только что убедились?
Современное космологическое понимание «хаоса» прямо ведет к небиблейским представлениям о мире, в которых нет места ни «безумию», ни «практикам».
Некоторые итоги понимания существа современной теории
Каков же «сухой» остаток сказанного?
Он следующий.
Приблизительно с XVIII в. Начинает доминировать такая форма Представления, согласно которой роль человека-наблюдателя радикально меняется с пассивной на активную. Теория, и прежде всего «научная теория», теперь перестраивается так, что «рамка» теории перемещается из внешнего мира вовнутрь человека.
Или еще короче: человек сам становится «рамкой» теории, а стало быть, и главной системой отсчета, что мы и видим в антропном принципе.
Активность роли человека-наблюдателя теперь заключается уже не только в том, что он рассматривает открываемые им законы и явления природы, но в том, что он сам непосредственно
участвует в их появлении.
Он действует.
Фактически речь идет о создании «теории с участием наблюдателя».
Теория выступает в роли трансформера, который всякий раз меняет своюформу в зависимости от того, в создании какого типа реальности предполагает участвовать человек. Или говоря словами Канта: какого типа законы он собирается «предписывать природе».
Некоторые современные физики уже прямо пишут о том, что в ансамбль физических параметров могут быть в принципе включены состояния сознания. Более того, допускается, что сами физические характеристики мира в пределе могут быть поняты как простые состояния человеческого сознания. Тут мы прямо возвращаемся к Канту: физика может стать разделом психологии.
«Теория-трансформер» имеет своим предназначением не «открытие», а «конструирование» мира по законам человеческой целесообразности и потребности с целью его завоевания и подчинения себе.
Современные, более утонченные формулировки этой позиции заявляют не о грубом «завоевании природы», а об «управлении природными процессами».
Как мы видим, суть от этого не меняется.
/Андрей Павленко "ТЕОРИЯ И ТЕАТР"/