Страх помог нам стать людьми.
"...пятьдесят тысяч лет назад жили-были три парня, и однажды они шли по равнине, далеко друг от друга. Вдруг каждый услышал в траве какое-то шуршание. Первый решил, что это тигр, и побежал со всех ног. И это действительно оказался тигр, но парень успел смыться. Второй тоже подумал на тигра и рванул как ужаленный, но то лишь ветер шевелил траву, и все друзья смеялись над бегуном из-за его трусости. А третий на все забил, посчитав, что шорохов бояться не стоит, и его сожрали. Так происходило миллионы раз в истории десяти тысяч поколений, и, в конце концов, тигра в траве видели все, даже если его и близко не было, - ведь даже у трусов больше детей, чем у мертвецов.
Благодаря этим скромным предпосылкам мы научились видеть лица в облаках, знамения в звездах и цель в хаосе, так как естественный отбор поощряет паранойю.
...Некоторые люди научились этим пользоваться. Они красили себе лица, носили странные шляпы, трясли погремушками, размахивали крестами и говорили: "Да, в траве есть тигры, в небе - лица, и все они очень разозлятся, если вы не будете следовать заповедям. Вы должны приносить дары, чтобы умилостивить их... Не то они поразят вас молнией или отправят в какое-нибудь Ужасное Место".
Миллиарды людей им поверили, потому что видели невидимых тигров."
/Питер Уоттс | "Эхопраксия"/
Интуитивное предположение - чем существо трусливей, тем это будет полезней для его выживания и размножения - слишком упрощает реалии эволюции.
Уже в младенчестве люди более пугливы, чем наши ближайшие родственники приматы, шимпанзе. До сих пор считалось, что повышенная боязливость в основном неадекватна, поскольку она увеличивает риск развития тревоги и депрессии.
Но если это так, как можно объяснить этот парадокс человеческого страха?
В работе «The human fear paradox: Affective origins of cooperative care» представленна новая эволюционная схема - "гипотеза о боязливых обезьянах". Она предполагает, что в контексте сильной взаимозависимости, отраженной в совместной заботе и обеспечении к групповой жизни человекообразных обезьян, повышенная боязливость носила адаптивный характер.
Это связано с тем, что с самого начала человеческого онтогенеза черты боязливости усиливают реакцию, основанную на заботе, а так же социально-когнитивные мозговые процессы и кооперативное поведение, одновременно увеличивая сотрудничество с матерями и другими людьми. Это объяснение основано на синтезе существующих исследований младенцев и детей, демонстрирующих связь между боязливостью, большей чувствительностью и точностью в обнаружении страха у других, а также повышенным уровнем кооперативного поведения. Исследование указывает на существование добродетельного цикла заботы, который понимает боязнь как ключевую, адаптивную, аффективную черту, поддерживающую уникальный для человека уровень совместной заботы.
Более пугливые младенцы и дети лучше развиваются в среде воспитания, характеризующейся повышенным уровнем совместной заботы, наблюдающейся в коллективистских обществах, тогда как в обществах характеризующихся низким уровнем взаимопомощи, наблюдаемых в индивидуалистической среде, условиях воспитания приносят им страдания.
Если посмотреть через эту теорию возникает интересная картина, где люди обменяли риски на тревогу и депрессию с аффективным основанием на заботу.
/Источник/