Оригинал взят у
ms1970 Инсектоиды | Часть №1 ✔️ Программы насекомых и наследование.
Инсектоидам свойственны заложенность программы, запрограммированность функций и отсутствие свободы выбора.
Инсектоидность - это одномерная, однофункциональная функциональность насекомого. У насекомого нет свободы выбора. Насекомое действует только согласно заложенной при рождении программе. «Одномерная» в данном случае означает, что насекомое не может заменить измеряемое в одних единицах на несоизмеримое.
У насекомых наследование происходит по программе, королевой становятся по генетической программе, а не за какие-то заслуги.
В человекоулье, в человейнике наследование происходит по программе передачи ресурсов, и должности распределяются по наследству.
Программа - это и есть набор унаследованных элементов-кодов, к которым можно добавить символьную информацию, в том числе имущественную и денежную у людей.
Это еще один пункт, по которым люди и насекомые будут совпадать. Муравьиная королева получила свое положение по наследству. Власть и ресурсы передаются в позднем обществе по наследству.
Точно так, как отсутствие власти и отсутствие ресурсов.
Инсектоидность как процесс - механистическая деятельность без выбора, функционирование в режиме множественных циклов. Наследование и наследственные функции у инсектов и инсектоидов не допускают выбора. В какой роли родился - ту роль и нужно исполнять.
У людей тоже есть ограничения по этой линии, например, мужчины-женщины.
Но в меньшинстве ситуаций выбор есть.
Это меньшинство ситуаций вполне достаточно для реализации и для идентификации - по идее. А если число таких ситуаций выбора сокращается, то можно начать борьбу за расширение числа вариантов выбора, за свободу. А если это нельзя сделать - это уже среда инсектоидов.
✔️ Нет морали.
Мораль основана на выборе, когда человек может выбрать что-то одно из вариантов, и этот выбор бы стал его характеристикой.
Мораль производна от свободы.
Мораль есть система выбора.
Например, человек может выбрать достоинство или деньги. И этот выбор будет характеристикой человека.
Честь или деньги - такой выбор сам по себе предлагает многомерность, два варианта. Потом в цивилизации остается один вариант, а потом, увы, вообще ни одного. Наступает мир будущего (он же мир последнего римского прошлого), где единственной свободой, согласно Сенеке, будет пойти и повеситься. Сенековское «повесься» - это не выбор; конечно, и такой выбор возможен, но это не выбор для жизни.
То, что человек выбрать не может, его человеческой характеристикой быть на самом деле тоже не может.
Человеческие системы многомерны, поскольку многомерность эффективна в среде конкуренции групп (на самом деле частично); многомерность эффективна, поскольку расширяет возможности свободы выбора с одного измерения на несколько. Одномерность бывает эффективной, но тоже только частично; многомерные системы оказываются более эффективными чаще, поскольку охватывают больший диапазон выборов и возможностей.
Мораль есть измерение, мера.
Еще одно измерение всего, в том числе самого человека: насколько он моральный, в какой морали. Одномерные системы это измерение не признают по своему определению, отторгают его и конфликтуют с ним, поскольку нет конвертации.
Искать рациональное в морали - привилегия исследователей, и то сомнительная. Когда человек начинает искать рациональное в морали - прекращаются и мораль, и человек.
Человек без морали совершает ошибки еще и в силу своей ограниченности, в силу своей одномерности в многомерном мире. Поэтому тем, кто думает о своей безопасности, не стоит доверять людям без морали - даже если эти люди под контролем страха наказания.
Когда нет выбора, то есть только закон, а мораль невозможна.
В процессе превращения людей в инсектоидов мораль превращается в закон. Сначала становится невозможным выбор преступления; не окупается, наказание непропорционально риску. Потом становится невозможен моральный выбор, поскольку мораль частично исчезает, частично превращается в закон. Потом становится невозможен выбор вообще, поскольку запрещено. Далее становится невозможен выбор, поскольку начинается такая деградация, что выбирать уже становится не из чего.
• Первый уровень подрыва морали - формализация и профанация.
• Второй - замалчивание и далее преследование за моральные термины.
Мораль мешает одномерным, вызывает у них чувство дискомфорта и создает проблемы. Моральная сторона есть уязвимость. Но моральную уязвимость нельзя убрать частично. Нельзя сказать, что одно и то же может быть и морально, и аморально, поскольку сделано разными людьми.
И мораль приходится убирать полностью.
✔️ Нет рефлексии.
У насекомых нет самосознания и нет рефлексии. Функционируя, они не знают, что функционируют. И тем более не знают, зачем функционируют. В инсектоидных необществах люди тоже не знают, зачем функционируют, но могут повторить заложенную в них формулу. Но реально они этого не знают - люди-детали не могут знать целого, как и насекомые-детали.
Например, насекомые максимально специализированы. Поэтому больше специализации (в особи - в противоположность общему) - больше инсектоидности.
Главное про рефлексию - в тех же определениях - обычно теряется. А главное - через рефлексию и определяется «Я». Нет рефлексии - нет и никакого «Я».
У животных «Я» нет.
Когда собачка радуется, она не знает, что это именно она радуется, например. Представить, как может жить существо без «Я» - очень сложно. Потому что это бытие, подобное машинному. Животные и есть ведь биомашины. Люди с утраченной рефлексией - по этому параметру тоже.
Для рефлексии нужно абстрактное мышление. Некоторые люди со слабым уровнем развития не могут освоить принцип «Я», высказывая свои желания про себя в третьем лице.
У насекомых рефлексии нет, и «я» тоже нет. Поэтому чем меньше рефлексии - тем ближе к насекомым.
• Рефлексия - это всегда работа мозга. Требует много энергии, концентрации, вообще напрягает.
• Рефлексия обращается с самому себе, к сознанию, но когда в сознании ничего нет, кроме пустоты, то это общение с пустотой раздражает.
Вообще раздражающий пункт - это и собственно мышление; рефлексия есть только вариант мышления, направленный на себя.
Мышление - оно вообще, а рефлексия - она в частности.
Люди не хотят, всеми силами не хотят рефлексировать, потому что им скучно (быть) в себе самих, они знают, что в их собственных черепных коробках совершенно ничего интересного нет. В поздней цивилизации всем тяжело. Но если люди еще пытаются себя заставлять рефлексировать, то инсектоиды себя уже не заставляют.
Огромная доля созданного человеком и того, в чем человек живет, служат только для подавления мышления и рефлексии.
Что делает фоновая музыка?
Фоновая музыка выключает рефлексию, как и фоновое телевидение. Тыканье в смартфон, сиденье в соцсетях, иногда - но редко - чтение, азартные и компьютерные игры. Когда на пьянке обсуждается предыдущая пьянка - тоже самое, рефлексия выключается. Еда - от скуки. Потребление - от пустоты. И все это вместе сразу от рефлексии. Да даже самые обычные, многочисленные виды работы - работа тоже избавляет от рефлексии, и как правило чем больше избавляет, тем больше нравится.
В результате время рефлексии сокращается, и технологии рефлексии в человеке остаются недоразвитыми.
Деградация человеческих качеств приводит к деградации рефлексии и ее инструментов. Но в позднем мире иногда сама рефлексия приводит к психозам на почве трезвой оценки реальности, поскольку реальность действительно такова, что вызывает психозы.
В некотором роде бегство от рефлексии - это избегание опасности.
Раз к ней обратился - плохо. Еще раз - плохо. Так формируется правило, что а ну её, эту рефлексию, это плохо и дискомфортно и бесполезно.
Нет рефлексии - нет и развитого «Я».
Нет «Я» - нет и «мы», которое из множества «я» строится.
И через нее связано множество человеческих свойств - и абстрактное мышление, и эмпатия. Получается не только отказ от рефлексии, но и от большей части высшей нервно-психической деятельности вообще.
У человека нельзя говорить о полном отсутствии рефлексии; у человека есть её степени, её уровни развития. которые говорят о большей или меньшей рефлексии. Меньше рефлексии - ближе к животному.
Мыслящим людям свойственно наделять людей немыслящих мышлением. Так и животные наделяются людьми собственными «я».
Мыслящая прослойка ничтожна, это сотни отдельных людей на фоне стомиллионных человейников. Инсектоиды и мир инсктоидов давно победили. Статистически мир людей давно умер. И только в качественном плане, и как инерция он генерирует иллюзию своей жизни.
Инсектоидность - это грань каждого человека. Поэтому улей, режим улья можно включать и выключать, если располагать достаточными для этого властью над СМИ и средствами. Инсектоидность можно включать даже у относительно здоровых популяций. Нездоровые управляются вообще легко и дешево.
У инсектоидов нет не только «я», у них нет еще и будущего как такового, нет будущего как абстракции, как проекта.
Муравей, несущий веточку, не знает о будущем.
И муравейник не знает.
Будущее в человейниках узнается из прошлого, путем продолжения тенденций, причем продолжения сокращенного, одномерного и по сути дефектного.
Потому что на самом деле будущего нет.
Может показаться, что люди в человейниках направлены на прошлое, поскольку ему вообще и культу мертвых в частности придается большое информационное значение; но при подробном рассмотрении выясняется, что это просто психозы, а прошлое, которым они наполнены, придумано на месте употребления.
Если настоящее - это автобус, то будущее - трехэтажный автобус.
✔️ Специализация и одномерность.
Люди рождаются со специализацией, о которой они обычно не знают. Чтобы человек был успешен, он должен свою скрытую специализацию выявить и технически развить.
Насекомое узкоспециально, а человек универсален. Тогда путь к насекомому - повышения уровня специализации, повышение требований к специализации, чтобы у человек не было никаких возможностей роста, кроме этой самой одной специализации - на которую и будет в условиях жесткой конкуренции уходить все его время. Чем больше ресурсов выделяется специализации - тем меньше ресурсов выделяется универсализации. Иначе не выжить. Так тоже не выжить, конечно, но прожить можно дольше.
Насекомые - это детали, и люди - тоже детали.
Абсолютного целостного человека не существует, но человек природно и традиционно обладает степенью целостности. У насекомых и людей-инсектоидов эта целостность стремится к минимуму.
Насекомое функционально и специализировано, и через это специалист подобен насекомому. Чем больше специалистов, чем относительно больше специалистов - тем общество ближе к улью.
Насекомое - это деталь. Люди, теряя представление об общем, о целом, тоже становятся деталями и мыслят деталями - т.е. маленькими задачами, которые замещают задачи большие. В насекомых маленькие задачи прописаны; их маленькие умственные ресурсы не позволяют прописывать задач больших и потому сложных. В людях задачи прописываются, но поскольку большие задачи требуют больших умственных ресурсов, которых у большинства людей нет, то в людях прописываются именно маленькие задачи сопоставимые с возможностями мозгов. А имея только маленькие задачи, отвергая задачи большие из-за умственной несовместимости, человек становится человеком-деталью, как и насекомое, т.е. инсектоидом.
Любая система с одной иерархией - одномерна. Одномерные системы присущи насекомым.
Литература и прочее искусство тоже добавляют функциональности, они сами по себе тоже функциональны. Но они не функциональны напрямую, они сложно функциональны. И потому не видимы насекомым, потому что находятся в других измерениях.
Насекомые не просто функциональны, что важно - насекомые ограниченно функциональны, одномерно функциональны, в отличие от многомерно функциональных людей. Людям, в отличие от насекомых, нужно постоянно работать над тем, чтобы их жизнь продолжалась, не скатываясь в вырождение; для этого им нужна функциональная многомерность, в том числе нужно трансцендентное как маяк.
Трансцендентное - это точка схождения перспектив-измерений, подобно точке перекрещивания рельсов на горизонте.
Насекомым такие вещи недоступны.
Одномерные люди видят мир одномерно и развивают его одномерно. Это запускает систему положительных обратных связей, что ведет к катастрофе. Одномерное развитие обычно есть деградация.
Расы адаптируются к среде. Но среда не всегда бывает вечной. И когда меняется среда - адаптированные к ней не адаптируются, поскольку не успевают, а вымирают. Чем более многомерна раса, тем больше у нее шансов пережить смену среды на большом временном промежутке. Чем более многомерна раса, тем менее у нее шансов в конкуренции с одномерными-специализированными на коротких временных промежутках.
✔️ Мир инсектоидов.
Цивилизация превращается в улей. И каждый элемент, каждый человек на планете, каждая группа выполняет заданную ей функцию.
Кто управляет улеем?
Не какая-то одна программа. Материальные носители программ (с физически выраженным кодом, кусочки мозга) содержатся только в конкретных людях, почти во всех людях. Когда все программы взаимодействуют, им становится тесно, и они ограничивают друг друга.
Улеем управляет множество программ, совокупность программ, и эта совокупность кажется целостной программой. Но таковой не является - по аналогии с тем, как у животных не нашли материнского инстинкта - нашли множество отдельных инстинктов. И, конечно, никаким самосознанием не обладает. Процесс превращения цивилизации в улей есть процесс в том числе утраты элементов самосознания.
Муравейники тоже ведут войны, как и нации. Но это все равно жизнь насекомых.
Каждый человек сам по себе несколько разумен, но он ограничен другими людьми. Сами по себе ограничения имеют структуру, и в результате их равнодействующей человек перестает быть разумным, и занимается неразумной деятельностью. По аналогии - пчела точно так же строит шестигранные соты - и только такие соты сходятся в сеть. Как следствие множества отдельных выполняемых действий возникает машина, которая делает соты определенной формы. Точно так машина возникает у людей, и делает эта машина одни и те же действия, например, повышает экономическую эффективность одним и тем же способом - за счет повышения специализации людей. А специализация людей повышается за счет сокращения универсализации людей.
Муравьиные королевы не отдают муравьям команды, что им надлежит делать. Муравьиная королева, как и любой другой муравей, тоже не знает, что происходит с муравейником вообще. Муравьи делают то, что в них прописано от рождения, иногда корректируя свои действия в связи с обменом сигналами, система которых в них тоже заложена от рождения.
Чем позднее человейник, тем более он похож на муравейник, в том числе в плане управления.
Правители уже могут не отдавать команд подчиненным - подчиненные будут действовать согласно накопленной инерции, и этого будет некоторое время достаточно для выживания. (А перманентное выживание невозможно.)
Муравьиные королевы не правят. Это сложно представить, но на самом деле во главе властных человейников не может стоять человек.
И насекомое не может.
Во главе властных человейников никто не стоит, потому что во главе их невозможно стоять. И договариваться с властью, которая рассеяна, критически сложно. (Нечто)
Власть человейника пытается выставить собственно власть как систему внеморальную, как большое насекомое-единый-человейник, у которого нет добра и зла, есть только функционирование.
Власть выставляет себя подобно церкви, которая согласно догмату не ошибается как церковь, но не исключает того, что любой чиновник и власти, и церкви может ошибаться. Но в результате все равно получается - власть за пределами добра и зла, причем сама себя за эти пределы поставившая. А запределы добра и зла, как известно, находятся не в сторону добра, а в сторону зла, там, где человеческое зло заканчивается, и начинается нечеловеческое.
Насекомые/инсектоиды атакуют непривычных, непохожих. Большинство талантливых детей превращаются в патологических невротиков родителями в самом раннем возрасте (Бытовой постмодерн). Цивилизация добивает немногих оставшихся.
Когда кругом только насекомые, ни говорить, ни слушать некому. У насекомых нет культуры - литературы, поэзии, философии и тому подобного.
Абсолютное большинство информации, как выясняется, не несет никакой информации, а является чистым жужжанием. Особенно это касается информации, прослушиваемой в фоновом режиме.
Насекомые жужжат - а бытия-то и нет, и событийности нету. (Вечность)
Борьба в постмодерне - это борьба за свободу против насекомизации жизни, которая есть отсутствие свободы. И борьба за свободы - это борьба против человейника.
Свобода и вырождение связаны обратно через свободу выбора партнера, которая и есть природный механизм против вырождения, на который, в свою очередь, завязаны прочие свободы. Человейник сам по себе есть вырожденное человечество.
И борьба за свободу - это борьба за оставшееся челвечество.
✔️ Еще про отбор и победу в конкуренции.
Цивилизация принадлежит инсектоидам. Они бегают в цивилизационном человейнике и выполняют свои функции. А людей они просто не понимают.
Люди в человейнике даже не представляют, насколько их мало. Или им кажется, что они совершенно уникальны, единичны, а вокруг них бегают непонятно кто. В общем-то, понятно кто. Инсектоиды и люди, похожие на инсектоидов.
Исполнителю - писателю, художнику, кому угодно как исполнителю - нужны слушатели. Слушатели - это его, исполнителя, среда. Выживание зависит от среды - от того, насколько он среде соответствует. А если среды вообще нет - то и выживание не получится.
Развивая идею «проблема не в том, что они есть. А в том, что нас нет», можно добавить: «проблема не в том, что есть инсектоиды, проблема в том, что кроме них никого не видно».
Со стороны человека видится отсутствие в другом человека, а не присутствие насекомого. Понимание «это инсектоиды» примиряет с действительностью и открывает возможности для дальнейших решений.
«Но ведь люди-то вроде как выживают.» - это главный аргумент, из которого следует, что в общем всё верно, и путь, и истина, и т.д.
На самом деле цивилизованные люди не выживают.
Они вырождаются и вымирают.
На место цивилизаций приходят другие люди, цивилизациями минимально затронутые. И процесс постоянно повторяется. Это мясорубка, постоянно ждущая очередной партии человечины.
Люди не нужны, поскольку неэффективны, поскольку многомерны, и из-за многомерности чрезмерно энергозатратны. Система должна людей - в том виде, в котором они известны - аннигилировать-утилизировать. Цивилизационная система об этом не знает, этого не хочет, поскольку не живая и самосознанием не обладает. Но это есть цель, это аттрактор системы, и система должны выполнять свои инерционные программы, в том числе главную - повышение эффективности самой системы.
Понятой чисто согласно принципам спектакля - повышение эффективности с целью повышения эффективности.
Взаимодействие инсектоидов формирует аттрактор сверхнасекомого.
Насекомое и человек - конкуренты. Сверхнасекомое - коллективный разум без разума - имеет аттрактором уничтожение человека. Антиантропность-античеловечность как суть времени и цивилизации. Задача (она не ставится, но возникает) - убить всех людей, это же смысл цивилизации.
Задача убивания делится на две: убить людей именно как людей, превратив их в детали-механизмы цивилизационной машины - с целью повышения эффективности-КПД. Далее убить как биологические единицы, поскольку неэффективны, что в общем верно, поскольку люди-детали-механизмы эффективны только небольшой период времени после изготовления их из универсальных людей.
Технология состоит в уничтожении человека как такового путем последовательного уничтожения человечности в человеке и вокруг него.
Сначала насекомое живет внутри человека, изредка высовываясь. Когда насекомое разрастается, человек оказывается внутри насекомого.
Насекомое в человеческой оболочке - это гибрид вроде колесно-гусеничного танка, который не эффективен из-за несовместимости деталей и чрезмерной сложности, и в силу неэффективности не нужен никому и ни для чего. Человек в оболочке насекомого - то же самое, к тому же он испытывает хроническое состояние страдания от того, что помещен в чуждую среду.
В перспективе насекомые люди тоже не нужны. Ни в какой парадигме, ни сами по себе, потому что их существование - перманентные боль и страдание.
Да, есть такая идея, что превратившись в насекомое, человек сможет снизить уровень боли. Но человек не станет насекомым, он станет дефектным насекомым, неполноценным насекомым. В том числе и потому, что уровень боли не снизится, а усилится.
Формы насекомого сначала нарастают поверх человека, как ограничения; и в конце оказывается человек в оболочке насекомого. И она, эта оболочка, и должна выполнять функции насекомого. Человек, сидя внутри, может только страдать от этого. Свободы у него уже нет.
Человек посажен внутрь насекомого и чувствует от этого боль. Кроме того, он видит, что делает его внешняя оболочка-насекомое, но повлиять не может. Кроме того, он чувствует вместо насекомого всю боль и все страдания, которые насекомое, теоретически, могло бы чувствовать, но не чувствует.
В чем основная идея инсектоида, и человейника, в котором он обитает?
В том, что человеку быть насекомым плохо: больно и страдательно. Потому что природы разные, и человейник лишает человека присущих человеку элементов человеческой природы, а это боль. Да, некоторые люди разрушены так, что это человеческое в них разрушено; но таких ничтожно мало. В основном люди не понимают, что с ними происходит, кстати, как обычно с ними и случается, но страдают они все равно.
Но как так вышло, что эти инсектоиды оказались эффективнее людей?
Нужно сразу признать, что на коротком промежутке времени насекомые могут быть гораздо эффективнее человека, в смысле они могут этого человека просто убить-закусать. В поздней цивилизации ситуация иная - человек как изначальный биологический тип этой цивилизацией переработан так, что он уже не человек, он есть жалкие ходячие останки человека.
Инсектоиды побеждают не человека изначального, а человека переработанного, они побеждают именно жалкие останки, которые от человека остались.
/Сергей Морозов/
Картинка кликабельна.