Оригинал взят у
cleofide в
Где была, что видела- Где, барыня, была намедни?
- На Загородном на проспекте!
- И что видала во дворе?
- Международну конфере...
На самом деле, "конфере"... была внутри. А во дворе дома 28 по Загородному проспекту на мартовском припёке грелись мартовские котаны.
Про котанов интересно многим, хотя не всем, про "конфере"... - наверное, лишь некоторым.
Поэтому картинки будут для всех - про прекрасный очаг культуры, музей-квартиру Римского-Корсакова.
Я там, естественно, далеко не в первый раз, и снимала не всё подряд, а скорее нечто настроенческое.
Заседания проходили не в самой квартире, а в зале на первом этаже.
В окна пыталось прорваться шалое питерское солнышко...
Это окно со всеми аксессуарами уюта отражалось в чёрном экране, который не всегда был таковым - во время выступлений на нем демонстрировались переводы докладов (русских - на английский, и наоборот).
У отражения вид - почти акварельный.
Любители арабесок могли любоваться игрой теней на стене возле потрета Николая Андреевича.
На другой день, 23 марта, стало пасмурно, и полдня лил дождь - но так оно даже аутентичнее, по питерским меркам...
Зато вечером для участников научных посиделок была устроена прекрасная и душевная экскурсия по музею и по открытой в нём выставке, посвящённой "Маленьким трагедиям" Пушкина в музыкальной и театральной интерпретации.
Огромнейшее факсимиле корсаковского "Моцарта и Сальери" украшает стену, задавая тон всему остальному.
Выставку я особо не снимала (мы стояли плотной кучкой, а экспонаты - за стеклом, так что особо и не снимешь). Ну, вот разве что рисунок Александра Тышлера - набросок декорации к неосуществленной постановке "Пира во время чумы"... Дата - 1945. Интересно, это уже после войны или ещё до её завершения?
"Итак,- хвала тебе, Чума!"... Тема не перестаёт быть актуальной во все периоды истории нашего отечества.
Экскурсию проводила заведующая музеем, Нина Владимировна Костенко.
За портретом Римского-Корсакова (это копия портрета работы В.Серова) притаилась фисгармония.
Популярный был инструмент в 19 веке... Во многих провинциальных музеях я их видела.
Кабинет Николая Андреевича.
Вид из двери комнаты, где стоит портрет.
Практически все предметы в музее - подлинные. Вещи были заботливо сохранены потомками Римского-Корсакова, которые ради этого даже отказались уехать в эвакуацию из блокадного Ленинграда, понимая, что в отсутствие хозяев мебель и книги просто сожгут, ценные предметы растащат, и потом ничего не соберёшь...
Письменный стол анфас.
Любимые фото: жена и дети.
Дракон перед фотографией Надежды Николаевны - пепельница. Николай Андреевич был зверский курильщик. Истреблял по 75 папирос в день. Ох, вот и результат: смерть от сердечной недостаточности (грудной жабы) в 64 года...
Взглянем налево и направо...
В шкафу, что совсем справа, Николай Андреевич хранил и свои партитуры, и рукописи Глинки, Мусоргского и других великих людей.
Мне всегда интересно узнать, что тот или иной композитор или поэт видел из окна квартиры или кабинета.
Римский-Корсаков ничего особенно вдохновляющего отсюда не видел. Правда, если встать у окна, то видна входная арка (это рядом с нею валялись коты), и можно проследить, кто направляется в гости к классику...
За другим столом в кабинете располагалась жена, которая держала корректуры, выполняла некоторые переложения и вообще всячески помогала Николаю Андреевичу. Соответственно, у неё на столе - его портрет.
Всё рассмотрели?..
Переходим в гостиную. Это самая большая комната, распадающаяся на несколько уютных уголков.
Камин и то, что на камине - всё, повторяю, подлинное. И стоит там же, где стояло при хозяине.
Между Глинкой и Бородиным...
Портреты висят примерно напротив камина, на другой стене.
Люстра сеет нездешний свет, мешающийся с последними лучами, падающими из окон...
Проходим в столовую. Тут тоже всё настоящее.
В кадр попала моя подруга, Анна Леонидовна Порфирьева, главный редактор многотомного словаря-энциклопедии "Музыкальный Петербург. XVIII век".
На кресле, к которому она стоит спиной, восседал сам Николай Андреевич.
Люстра здесь попроще, однако уютная и стильная.
Напоследок - совсем таинственный и мистический кадр.
Тут много чего соединилось...
Фон - то самое факсимиле "Моцарта и Сальери", которое я уже показывала. В стекле огромной витрины отражается другая витрина с её содержимым: это видавшая виды, однако добротно сработанная цигейковая шуба Римского-Корсакова, выставленная в прихожей. В витрине же с шубой отражаюсь я, стоящая в проёме двери верхнего концертного зала. Присутствуют и другие отражения. Всё объяснимо и вполне реалистично. Но, когда я вдруг увидела этот кадр (ещё до того, как снять его), я поняла, что это - самый что ни на есть питерский сюр, поджидавший меня в минуту прощания с полюбившимся музеем...
Про всё прочее - как-нибудь в другой раз.