Нет-нет-нет, светская жизнь продолжает бить ключом (довольно странно для изгнания).
В субботу Кристина устроила чудесный званый вечер с тайской кухней, винами и нашей дорогой подружечкой Нюсом, которая В КОИ-ТО ВЕКИ приехала из Нанта. Как и положено русским за границей, мы предавались ностальгии и вспоминали, как хорошо было в Питере. Пить. Тут же узналась масса нового и старого о разных интересующих лицах, в общем, вечер встречи удался на славу, почти как в прошлом декабре в Смольном институте.
В воскресенье я решила проявить порядочность и сходить на прогулку со своим настойчивым перуанским другом (найденным в супермаркете в одной из предыдущих серий). Пришлось с самого утра шляться по улице и слушать ужасы про жизнь перуанских крестьян. Плохо живут, конечно, очень плохо, бедно, никакой социальной защиты, но и не очень их жалко, потому как никакой инициативы для улучшения своего положения они не проявляют (по данным респондента). Респондент причем заметил, что длинные книжки он читать не любит, а счастье видит в тихой мирной жизни и сытной еде. См. Дао Дэ Цзин, все главы про простоту управления народом, желудок которого полон, а голова пуста. Да, я честно пыталась проявлять понимание, но у каждого терпения есть свои границы, и вообще, мне хватило благотворительного вечера в пятницу. Общение с мужчинами превращается в какую-то эмоциональную (и интеллектуальную) каторгу, и я планирую это прекратить. I don't need this kind of negativity in my life. И очень жалко, что Че Гевара умер, а воз и ныне там. В годовщину его расстрела это как-то меня совсем расстроило, и я отпросилась домой, чтобы там в одиночку пить и думать о грустном.
В понедельник мои прекрасные однокурсники тоже потеряли для меня свое очарование. Они вели себя вычурно, мешали нам с Мариной выступать на семинаре, и вообще всячески воплощали стереотипы о французском снобизме и отвратительности французского характера per se.
Я вполне освоилась за этот месяц на новом месте, но это не в том смысле, что мне тут стало хорошо. Тут вообще не ах, и я это всегда подозревала. Но если в начале был драматизм и тоска по любимому городу, и одинокое чувство пустоты, то было хотя бы поэтично. Теперь вроде все вокруг замельтешило и стало привычным, и это ничего не вызывает, кроме раздражения и досады. И еще у меня стал стремительно портиться характер. Я стала боязливой, довольно жадной, совсем ленивой, и никакого вдохновения для движения вперед. Vive la France, етить твою. Хотя, может, я всегда такая была. Теперь и не вычислишь.