Синдром гнездования
В последнее время в моей жизни практически ничего не происходит. Уже пару недель живу в этаком добропорядочном режиме: работа - дом - работа - магазин - дом - парикмахерская и далее с теми же остановками. Самое странное, что у меня получается этим наслаждаться. Хотя раньше такой образ жизни вызывал острый приступ тоски уже на третий день. Мне не хочется встречаться с подругами, ходить на свидания, устраивать веселые посиделки после работы. Даже в обед, вместо того, чтобы зависнуть с коллегами в ресторане, я экономно питаюсь взятыми из дома диетическими котлетками и бегаю по магазинам в поисках (о, ужас!) салфеточек на стол и бумаги для запекания. Я стала настолько правильной, что даже начала подсчитывать свои расходы. И я готовлю, ешкин кот! Запекаю мясо в горочках, верчу диетические котлетки.
Короче, то ли меня незаметно покусала моя мама и я заразилась приступом хозяйственности, то ли, наконец-то, на сороковом году жизни и после двухлетнего проживания с подругой, у меня-таки появилось то самое традиционное женское желание вить гнездо. И я, честно говоря, не совсем понимаю, как к этому относиться.
У меня очень долго не было ни то, что своей квартиры, но и своей комнаты. Будучи все-таки интровертом, страдала я от этого чрезвычайно. Сами посудите. Первые пять лет своей жизни я провела в одной комнате с родителями. Тогда мы жили на Ленинском вместе с дедушкой и бабушкой. Одна комната была их спальней, в другой ютились мама, папа и я, третья носила гордое звание - гостиная, и ни у кого даже в мыслях не было, что этой важной функцией можно пожертвовать. Там все собирались за большим столом, там стоял диван и телевизор, там стояла обязательная в тогдашних квартирах стенка с книгами и хрусталем. Даже после рождения Лелика гостиная не потеряла свой статус, дедушка с бабушкой просто забрали меня в свою спальню, втиснули между трельяжем и шкафом небольшую кушеточку, где я провела следующие четыре года.
Потом маме дали квартиру. Да, в те далекие времена, квартиры раздавали бесплатно, через организации, где работает человек. Мама тогда работала в МГУ. А МГУ в 81-м году обломился один из домов в Олимпийской деревне, из которой разъехались спортсмены Московской олимпиады. Правда, маме смогли предложить только двухкомнатную квартиру, хотя она могла претендовать на трехкомнатную (разнополые дети считались весомым аргументом). Но с трешкой надо было подождать, а Олимпийская деревня казалась такой замечательной и престижной, и совсем недалеко по московским меркам от Ленинского проспекта, что мама решила, что мы вполне поместимся в двушке. Как нетрудно догадаться, одна комната стала детской, а другая у нас просто называлась «большой» и совмещала функции гостиной, родительской спальни и папиного кабинета (папа тогда очень много работал по научной части). А мне пришлось учиться выживать в одном пространстве с моим братом.
Не знаю, получается ли это у кого-то или нет, но у меня не вышло. С братом у нас получилась классическая схема «коварная старшая сестра и маленький ябеда-братик». Мы делили все, от игрушек до пространства комнаты (помню, по рисунку ковра у нас была разделительная линия, Лелик только спустя приличное время догадался, что я безбожно его обманула, отхватив две трети полезной жилплощади). Мы постоянно ссорились и дрались. Но очень скоро Лелик меня перерос, и драки стали носить совершенно дикий и даже опасный характер. Мама на полном серьезе опасалась нас оставлять одних, не желая найти по факту пару хладных детских трупика из-за неподеленной шариковой ручки или тетради за 48 копеек. Она ждала, что мы подрастем и поумнеем, и полюбим друг друга или, хотя бы, научимся сосуществовать вместе. Но с возрастом все только усугубилось. Согласитесь, десятилетняя девочка и семилетний мальчик - это одна история, а тринадцатилетняя девушка и десятилетний оболтус - совсем-совсем другая. Я страдала от того, что мне приходится все время бегать в ванную переодеваться, Лелик с садистским удовольствием делал мою интимную (в смысле переодеться, а не то, о чем вы подумали) жизнь совершенно невыносимой. Наверняка не из-за подросткового любопытства, а просто из вредности. А я дико завидовала моей подруге Зиминой, у которой была своя комната. И туда даже ее мама заходила, предварительно постучавшись (в нашей семье стучаться было не принято, а на фига, все же свои).
Закончив школу, я мгновенно переехала к будущему мужу, и, думаю, веселая жизнь с братцем была не последней причиной моего скоропалительного замужества. У мужа с отдельной комнатой тоже не срослось, мы жили в двушке вместе с его мамой. Но делить комнату с любимым мужем мне понравилось гораздо больше, чем со зловредным братом. Но все равно, как же я любила те редкие моменты, когда оставалась одна в квартире! Я просто шлялась по дому и офигевала от тишины и отсутствия народа. Мне всегда было необходимо место, чтобы побыть наедине с собой, но в Москве даже такой расклад как у меня считался очень приличным. Например, мой троюродный брат Валерка очень долгое время просуществовал в однокомнатной квартире (!) с бабушкой, мамой, женой и дочерью. Как они в таких условиях умудрились размножиться - самая большая загадка для меня. По сравнению с Валеркиными реалиями, мои выглядели блекло и неубедительно, к тому же, у меня всегда была перспектива - квартира бабушки и дедушки, в которую меня прописали и приватизировали с моим участием. Так что я бога не гневила.
Хозяйка я всегда была никакая. Мама проводила линию воспитания, которая в общих чертах укладывалась в два постулата. «Твоя задача учиться - поэтому учись хорошо, а бытовые обязанности я с тебя снимаю». И второй, который усиливал первый. Меня не только не заставляли, к примеру, мыть посуду. Мне запрещали ее мыть, потому что мама моя - неистовый фанат чистоты, считала, что я помою плохо, за мной придется перемывать, да еще, наверняка, залью водой все вокруг раковины, заляпаю саму раковину, не дай бог пол вокруг. Короче, мама утверждала, что проще помыть самой, чем потом устранять последствия моей криворукости. Откуда было взяться умению хорошо мыть посуду, если мне даже не давали пробовать, мама не уточняла. Все это, как нетрудно догадаться, относилось не только к посуде, но и к мытью полов, приготовлению еды, сложнее варки сосисок, стирки и прочего. Исключение делалось почему-то для глажки. Видимо урон от неправильного обращения с утюгом в виде маленького пожара и прожженного белья виделся маме не столь страшным, как заляпанная жиром плита после жарки картошки. Я, естественно, с мамой не спорила. Не дает мыть посуду и готовить, на фиг надо. Я лучше книжку почитаю или с подружками погуляю. В общем, мужу я досталась в этом смысле абсолютно девственной и неопытной. И, честно говоря, не особо рвущейся этот ценный опыт приобретать.
Мама, которая считала, что как только я выйду замуж, во мне проснется хозяюшка-золотые ручки, снова ошиблась в прогнозах. Знамя своей безрукости я несла высоко и гордо, сразу же заявив жениху, что я работаю и учусь на вечернем, а потому все домашние работы мы должны делить пополам. А то и не совсем пополам, так как мой муж к этому времени уже закончил Бауманку, то есть тратил время только на работу, не посещая, как я, вечерами лекций в институте. Единственное, что я делала - это гладила и стирала. Глажка так вросла в мою жизнь, что даже мне нравилась, и я испытывала какое-то почти медитативное удовольствие, а стирка… Короче, первое, что я потребовала купить, была стиральная машинка. И в 93-м году это была пипец какая покупка! Особенно, учитывая наш крайне невысокий уровень доходов. Однако, желание вить гнездо не проявлялось.
«Это вообще, не моя квартира, - думала я, когда меня посещали всякие мысли на эту тему, достаточно редкие, надо признать. - Тут свекровь хозяйка, зачем я буду лезть со своим уставом в чужой монастырь? Да и вообще, на фига все эти «радости»?
Свекровь моя, к слову, была золотой женщиной, и, если бы я вдруг удумала взять бразды правления домашним бытом в свои руки, возражать бы не стала. Она сама была, если честно, хозяйкой так себе. Геолог по профессии, она всю жизнь провела в экспедициях, сына родила очень поздно даже по нынешним меркам, в 41 год, и по возрасту была ближе к моей бабушке, чем к матери. Вечная походная жизнь сделала ее крайне неприхотливой в быту, а сложная личная жизнь, никак не способствовала гнездованию, поэтому квартира была запущена и захламлена, и, думаю, она бы даже обрадовалась, если бы ее сыну попалась домовитая жена, которая привела бы их халупу в божеский вид. Но вместо этого, ее милый Максимка женился на восемнадцатилетней барышне, которой было до лампочки, где стоит шкаф, сколько раз в неделю надо мыть полы и, самое ужасное, что приготовить возлюбленному мужу на ужин.
Я всегда воспринимала место, где я живу, как отель. То есть, там можно поспать, помыться, привести себя в порядок и хранить свои вещи. Поесть, кстати, можно и в другом месте. Причем в другом даже предпочтительнее.
Нет, я не вела себя, как многие наши соотечественники ведут себя на отдыхе - не оставляла после себя бардак, всегда поддерживала чистоту, даже какой-то уют минимальный наводила. Но, увы, без души…
После разводя я вообще год тусила по съемным хатам с подружкой. Так как с финансами было вяло, то снимали мы однушки. Тут уж не до личного пространства.
Потом случился муж нумер 2. Сначала мы жили на моей съемной однушке (подруга к том времени уже обрела свое счастье где-то в дальнем Подмосковье и съехала), потом на поздних сроках я перебралась к маме, а он приезжал по выходным.
Это был трэшевый период в смысле квартирного вопроса. Брат никуда не делся, просто сильно вырос и стал занимать значительно больше пространства. Двухметровая туша весом под сто кило, с совершенно мерзким характером. Так как гендерные различия у нас с братом стали уже очевидными до неприличия, я поселилась в комнате с мамой. Какая тут в баню личная жизнь?
Я была беременна, в связи с разыгравшимися по этому поводу гормонами, сентиментальна, плаксива, но, что удивительно, абсолютно непробиваема везде, кроме как тем, касающихся моего будущего ребенка. После рождения меня какое-то время тоже ничего не волновало, кроме обязательных для мамочек деталей «как поспал, как покушал, как покакал, сколько привес). Спала я на ортопедическом матрасе, который днем просто прислонялся к стене, а вечером клался на пол обратно. Мама ютилась на старом диване, который в силу обилия мебели в комнате, никак не раскладывался. Зато Данька ни в чем не знал отказа - у него была шикарная дорогущая детская кроватка с балдахином и комод с пеленальным столиком. Лелик проживал в другой комнате вместе с собакой и белой крысой Дусей. Наши отношения с отцом ребенка, и так не сильно крепкие, вскоре от бытовых реалий полностью истощили себя, и мы с облегчением завершили наши отношения.
В принципе, те три года, что я сидела в отпуске по уходу за ребенком не вскрыли мне мозг только по той причине, что все-таки и мама и Лелик работали, и соответственно, большую часть дня квартира была полностью в моем распоряжении. Оставалось только приноровится ко всеобщему пришествию по вечерам и хаосу выходных дней. Но человек, как известно, приспосабливается ко всему.
Просвет забрезжил несколько позднее. Во-первых, мне и моему сыну, как попадающих под программу «Молодая семья» и стоящих в первой очереди на улучшение жилищных условий, обломилась квартирка однушка в тогдашних новостройках в Марьино за сущие копейки. В первую очередь мы попали из-за того, что я всегда была прописана на Лениниском у бабушки и дедушки, с сыном, соответственно. И в конце 90-х (я тогда еще пребывала в первом замужестве) в очередной раз на волю вышел «позор нашей семьи» мой дядя, родной брат мамы, успевший отсидеть в общей сложности 15 лет. Кроме алкоголизма, дезориентации в постсоветском пространстве и крайней социальной неприспособленности в проживании на воле, у дяди имелась закрытая форма туберкулеза, что молниеносно перенесло нас в самую первую очередь, и котенку свезло.
Однушка была очень даже ничего, но переезжать я не спешила, потому как отдаленность квартиры от всех моих родных и знакомых, полное отсутствие инфраструктуры и вид капотненского факела из окна навевали на меня печальные мысли. На семейном совете было решено временно отселить туда Лелика с собакой, еще и по той причине, что у моего ребенка открылась страшная аллергия на животных, переходящая в бронхиальную астму. Без Лелика жизнь в квартире улучшилась, но ненадолго.
Сначала в мир иной отошла моя бабушка (светлая ей память), потом, предварительно попортив всему семейству крови, скончался мой дядя. Оставлять дедушку одного было нельзя в силу его преклонного возраста. Дедушка был перевезен в освободившуюся от Лелика комнату, а перед нами с мамой стала задача размена всего этого квартирного изобилия.
Почему только перед нами с мамой? Да потому что Лелик участвовать во всем этом отказался, по причине крайней лени. «Вы там делайте, что хотите, мне по фиг. Меня только не трогайте», - сообщил он маме. Еще бы, жизнь в отдельной однушке (кстати, коммуналка и прочее оплачивалось мной, а меблировка состоялась за счет мамы) его полностью устраивала. Озарение свалилось на Лелика чуть позже, когда он выяснил, что однушка участвует в наших с мамой планах и дальнейшее его благоденствие на отдельной жилплощади не планируется. На мой резонный аргумент, что вообще-то это моя квартира, он как (!) дипломированный юрист разорался и в истерике сообщил, что отсудит ее у меня. Я, не будучи юристом, хмыкнула и посоветовала ему изучить получше гражданский кодекс.
Итак, продав трешку и однушку и прикупив еще одну трешку в соседнем доме (это была моя эпическая ошибка, но сейчас не об этом), мы с сыном стали обладателями той самой двушки, в которой все семейство счастливо обитало с 81 года.
Я была счастлива! Я наслаждалась тем, что это мое пространство. Моя кухня. Моя (наконец-то) комната. Моя ванна и туалет. Боже, какое это было счастье!
Но при всем при этом, желание обустраивать хату так и не появилось. Нет, я, естественно, приспособила ее под себя, но опять же, совершенно без пафоса. То есть, если попадется на глаза приличная скатерка на кухню, я ее, конечно, прикупила бы. Но чтоб специально бегать за этой скатеркой, нет уж, увольте! И за шесть лет, проведенных мной в собственных хоромах, я так и не удосужилась почувствовать себя хозяйкой. Для меня это по-прежнему было место для проведения ночи (удобная кровать, телевизор, ванна, туалет) и хранения вещей. Мне было в ней комфортно, но постоянно улучшать этот комфорт мне не особо хотелось. По крайней мере, пока что-то не начинало падать мне на голову или каким-либо иным способом отравлять мне жизнь. А ремонт виделся мне чем-то средним между Мамаевым нашествием и апокалипсисом, и я искренне не понимала. Как можно подписаться на этот трэш добровольно.
Ну, а потом я сдала свою квартиру и почти два года жила с подругой. Жила, к слову сказать, неплохо, но опять же - в совершенно гостиничном духе.
Когда же я месяц назад вернулась в родные пенаты…
Вот тут, блин, и началось. Я теперь точно знаю, что квартиру, в которой потом собираешься жить, сдавать нельзя. У меня было отвратительное чувство, будто два года мои жильцы планомерно загаживали в доме все, что было только можно. Психологически я чувствовала себя почти также, как после изнасилования. В голове что-то повернулось…
И вот уже месяц я подбираю по цвету кухонные полотенчики, постоянно с упоением отмываю все поверхности, с удовольствием разгребаю завалы в шкафах в общем коридоре, шпинаю сына за неубранную кровать и невынесенный мусор…
Возможно, чтобы начать что-то ценить, надо это потерять. Или я наконец-то дозрела. А может и правда, мамина хозяйственность начинает проявляться у меня на генном уровне, должна же я в конце концов была что-то унаследовать от нее, кроме плохих зубов и склонности к полноте в зрелом возрасте?
Короче, то ли меня незаметно покусала моя мама и я заразилась приступом хозяйственности, то ли, наконец-то, на сороковом году жизни и после двухлетнего проживания с подругой, у меня-таки появилось то самое традиционное женское желание вить гнездо. И я, честно говоря, не совсем понимаю, как к этому относиться.
У меня очень долго не было ни то, что своей квартиры, но и своей комнаты. Будучи все-таки интровертом, страдала я от этого чрезвычайно. Сами посудите. Первые пять лет своей жизни я провела в одной комнате с родителями. Тогда мы жили на Ленинском вместе с дедушкой и бабушкой. Одна комната была их спальней, в другой ютились мама, папа и я, третья носила гордое звание - гостиная, и ни у кого даже в мыслях не было, что этой важной функцией можно пожертвовать. Там все собирались за большим столом, там стоял диван и телевизор, там стояла обязательная в тогдашних квартирах стенка с книгами и хрусталем. Даже после рождения Лелика гостиная не потеряла свой статус, дедушка с бабушкой просто забрали меня в свою спальню, втиснули между трельяжем и шкафом небольшую кушеточку, где я провела следующие четыре года.
Потом маме дали квартиру. Да, в те далекие времена, квартиры раздавали бесплатно, через организации, где работает человек. Мама тогда работала в МГУ. А МГУ в 81-м году обломился один из домов в Олимпийской деревне, из которой разъехались спортсмены Московской олимпиады. Правда, маме смогли предложить только двухкомнатную квартиру, хотя она могла претендовать на трехкомнатную (разнополые дети считались весомым аргументом). Но с трешкой надо было подождать, а Олимпийская деревня казалась такой замечательной и престижной, и совсем недалеко по московским меркам от Ленинского проспекта, что мама решила, что мы вполне поместимся в двушке. Как нетрудно догадаться, одна комната стала детской, а другая у нас просто называлась «большой» и совмещала функции гостиной, родительской спальни и папиного кабинета (папа тогда очень много работал по научной части). А мне пришлось учиться выживать в одном пространстве с моим братом.
Не знаю, получается ли это у кого-то или нет, но у меня не вышло. С братом у нас получилась классическая схема «коварная старшая сестра и маленький ябеда-братик». Мы делили все, от игрушек до пространства комнаты (помню, по рисунку ковра у нас была разделительная линия, Лелик только спустя приличное время догадался, что я безбожно его обманула, отхватив две трети полезной жилплощади). Мы постоянно ссорились и дрались. Но очень скоро Лелик меня перерос, и драки стали носить совершенно дикий и даже опасный характер. Мама на полном серьезе опасалась нас оставлять одних, не желая найти по факту пару хладных детских трупика из-за неподеленной шариковой ручки или тетради за 48 копеек. Она ждала, что мы подрастем и поумнеем, и полюбим друг друга или, хотя бы, научимся сосуществовать вместе. Но с возрастом все только усугубилось. Согласитесь, десятилетняя девочка и семилетний мальчик - это одна история, а тринадцатилетняя девушка и десятилетний оболтус - совсем-совсем другая. Я страдала от того, что мне приходится все время бегать в ванную переодеваться, Лелик с садистским удовольствием делал мою интимную (в смысле переодеться, а не то, о чем вы подумали) жизнь совершенно невыносимой. Наверняка не из-за подросткового любопытства, а просто из вредности. А я дико завидовала моей подруге Зиминой, у которой была своя комната. И туда даже ее мама заходила, предварительно постучавшись (в нашей семье стучаться было не принято, а на фига, все же свои).
Закончив школу, я мгновенно переехала к будущему мужу, и, думаю, веселая жизнь с братцем была не последней причиной моего скоропалительного замужества. У мужа с отдельной комнатой тоже не срослось, мы жили в двушке вместе с его мамой. Но делить комнату с любимым мужем мне понравилось гораздо больше, чем со зловредным братом. Но все равно, как же я любила те редкие моменты, когда оставалась одна в квартире! Я просто шлялась по дому и офигевала от тишины и отсутствия народа. Мне всегда было необходимо место, чтобы побыть наедине с собой, но в Москве даже такой расклад как у меня считался очень приличным. Например, мой троюродный брат Валерка очень долгое время просуществовал в однокомнатной квартире (!) с бабушкой, мамой, женой и дочерью. Как они в таких условиях умудрились размножиться - самая большая загадка для меня. По сравнению с Валеркиными реалиями, мои выглядели блекло и неубедительно, к тому же, у меня всегда была перспектива - квартира бабушки и дедушки, в которую меня прописали и приватизировали с моим участием. Так что я бога не гневила.
Хозяйка я всегда была никакая. Мама проводила линию воспитания, которая в общих чертах укладывалась в два постулата. «Твоя задача учиться - поэтому учись хорошо, а бытовые обязанности я с тебя снимаю». И второй, который усиливал первый. Меня не только не заставляли, к примеру, мыть посуду. Мне запрещали ее мыть, потому что мама моя - неистовый фанат чистоты, считала, что я помою плохо, за мной придется перемывать, да еще, наверняка, залью водой все вокруг раковины, заляпаю саму раковину, не дай бог пол вокруг. Короче, мама утверждала, что проще помыть самой, чем потом устранять последствия моей криворукости. Откуда было взяться умению хорошо мыть посуду, если мне даже не давали пробовать, мама не уточняла. Все это, как нетрудно догадаться, относилось не только к посуде, но и к мытью полов, приготовлению еды, сложнее варки сосисок, стирки и прочего. Исключение делалось почему-то для глажки. Видимо урон от неправильного обращения с утюгом в виде маленького пожара и прожженного белья виделся маме не столь страшным, как заляпанная жиром плита после жарки картошки. Я, естественно, с мамой не спорила. Не дает мыть посуду и готовить, на фиг надо. Я лучше книжку почитаю или с подружками погуляю. В общем, мужу я досталась в этом смысле абсолютно девственной и неопытной. И, честно говоря, не особо рвущейся этот ценный опыт приобретать.
Мама, которая считала, что как только я выйду замуж, во мне проснется хозяюшка-золотые ручки, снова ошиблась в прогнозах. Знамя своей безрукости я несла высоко и гордо, сразу же заявив жениху, что я работаю и учусь на вечернем, а потому все домашние работы мы должны делить пополам. А то и не совсем пополам, так как мой муж к этому времени уже закончил Бауманку, то есть тратил время только на работу, не посещая, как я, вечерами лекций в институте. Единственное, что я делала - это гладила и стирала. Глажка так вросла в мою жизнь, что даже мне нравилась, и я испытывала какое-то почти медитативное удовольствие, а стирка… Короче, первое, что я потребовала купить, была стиральная машинка. И в 93-м году это была пипец какая покупка! Особенно, учитывая наш крайне невысокий уровень доходов. Однако, желание вить гнездо не проявлялось.
«Это вообще, не моя квартира, - думала я, когда меня посещали всякие мысли на эту тему, достаточно редкие, надо признать. - Тут свекровь хозяйка, зачем я буду лезть со своим уставом в чужой монастырь? Да и вообще, на фига все эти «радости»?
Свекровь моя, к слову, была золотой женщиной, и, если бы я вдруг удумала взять бразды правления домашним бытом в свои руки, возражать бы не стала. Она сама была, если честно, хозяйкой так себе. Геолог по профессии, она всю жизнь провела в экспедициях, сына родила очень поздно даже по нынешним меркам, в 41 год, и по возрасту была ближе к моей бабушке, чем к матери. Вечная походная жизнь сделала ее крайне неприхотливой в быту, а сложная личная жизнь, никак не способствовала гнездованию, поэтому квартира была запущена и захламлена, и, думаю, она бы даже обрадовалась, если бы ее сыну попалась домовитая жена, которая привела бы их халупу в божеский вид. Но вместо этого, ее милый Максимка женился на восемнадцатилетней барышне, которой было до лампочки, где стоит шкаф, сколько раз в неделю надо мыть полы и, самое ужасное, что приготовить возлюбленному мужу на ужин.
Я всегда воспринимала место, где я живу, как отель. То есть, там можно поспать, помыться, привести себя в порядок и хранить свои вещи. Поесть, кстати, можно и в другом месте. Причем в другом даже предпочтительнее.
Нет, я не вела себя, как многие наши соотечественники ведут себя на отдыхе - не оставляла после себя бардак, всегда поддерживала чистоту, даже какой-то уют минимальный наводила. Но, увы, без души…
После разводя я вообще год тусила по съемным хатам с подружкой. Так как с финансами было вяло, то снимали мы однушки. Тут уж не до личного пространства.
Потом случился муж нумер 2. Сначала мы жили на моей съемной однушке (подруга к том времени уже обрела свое счастье где-то в дальнем Подмосковье и съехала), потом на поздних сроках я перебралась к маме, а он приезжал по выходным.
Это был трэшевый период в смысле квартирного вопроса. Брат никуда не делся, просто сильно вырос и стал занимать значительно больше пространства. Двухметровая туша весом под сто кило, с совершенно мерзким характером. Так как гендерные различия у нас с братом стали уже очевидными до неприличия, я поселилась в комнате с мамой. Какая тут в баню личная жизнь?
Я была беременна, в связи с разыгравшимися по этому поводу гормонами, сентиментальна, плаксива, но, что удивительно, абсолютно непробиваема везде, кроме как тем, касающихся моего будущего ребенка. После рождения меня какое-то время тоже ничего не волновало, кроме обязательных для мамочек деталей «как поспал, как покушал, как покакал, сколько привес). Спала я на ортопедическом матрасе, который днем просто прислонялся к стене, а вечером клался на пол обратно. Мама ютилась на старом диване, который в силу обилия мебели в комнате, никак не раскладывался. Зато Данька ни в чем не знал отказа - у него была шикарная дорогущая детская кроватка с балдахином и комод с пеленальным столиком. Лелик проживал в другой комнате вместе с собакой и белой крысой Дусей. Наши отношения с отцом ребенка, и так не сильно крепкие, вскоре от бытовых реалий полностью истощили себя, и мы с облегчением завершили наши отношения.
В принципе, те три года, что я сидела в отпуске по уходу за ребенком не вскрыли мне мозг только по той причине, что все-таки и мама и Лелик работали, и соответственно, большую часть дня квартира была полностью в моем распоряжении. Оставалось только приноровится ко всеобщему пришествию по вечерам и хаосу выходных дней. Но человек, как известно, приспосабливается ко всему.
Просвет забрезжил несколько позднее. Во-первых, мне и моему сыну, как попадающих под программу «Молодая семья» и стоящих в первой очереди на улучшение жилищных условий, обломилась квартирка однушка в тогдашних новостройках в Марьино за сущие копейки. В первую очередь мы попали из-за того, что я всегда была прописана на Лениниском у бабушки и дедушки, с сыном, соответственно. И в конце 90-х (я тогда еще пребывала в первом замужестве) в очередной раз на волю вышел «позор нашей семьи» мой дядя, родной брат мамы, успевший отсидеть в общей сложности 15 лет. Кроме алкоголизма, дезориентации в постсоветском пространстве и крайней социальной неприспособленности в проживании на воле, у дяди имелась закрытая форма туберкулеза, что молниеносно перенесло нас в самую первую очередь, и котенку свезло.
Однушка была очень даже ничего, но переезжать я не спешила, потому как отдаленность квартиры от всех моих родных и знакомых, полное отсутствие инфраструктуры и вид капотненского факела из окна навевали на меня печальные мысли. На семейном совете было решено временно отселить туда Лелика с собакой, еще и по той причине, что у моего ребенка открылась страшная аллергия на животных, переходящая в бронхиальную астму. Без Лелика жизнь в квартире улучшилась, но ненадолго.
Сначала в мир иной отошла моя бабушка (светлая ей память), потом, предварительно попортив всему семейству крови, скончался мой дядя. Оставлять дедушку одного было нельзя в силу его преклонного возраста. Дедушка был перевезен в освободившуюся от Лелика комнату, а перед нами с мамой стала задача размена всего этого квартирного изобилия.
Почему только перед нами с мамой? Да потому что Лелик участвовать во всем этом отказался, по причине крайней лени. «Вы там делайте, что хотите, мне по фиг. Меня только не трогайте», - сообщил он маме. Еще бы, жизнь в отдельной однушке (кстати, коммуналка и прочее оплачивалось мной, а меблировка состоялась за счет мамы) его полностью устраивала. Озарение свалилось на Лелика чуть позже, когда он выяснил, что однушка участвует в наших с мамой планах и дальнейшее его благоденствие на отдельной жилплощади не планируется. На мой резонный аргумент, что вообще-то это моя квартира, он как (!) дипломированный юрист разорался и в истерике сообщил, что отсудит ее у меня. Я, не будучи юристом, хмыкнула и посоветовала ему изучить получше гражданский кодекс.
Итак, продав трешку и однушку и прикупив еще одну трешку в соседнем доме (это была моя эпическая ошибка, но сейчас не об этом), мы с сыном стали обладателями той самой двушки, в которой все семейство счастливо обитало с 81 года.
Я была счастлива! Я наслаждалась тем, что это мое пространство. Моя кухня. Моя (наконец-то) комната. Моя ванна и туалет. Боже, какое это было счастье!
Но при всем при этом, желание обустраивать хату так и не появилось. Нет, я, естественно, приспособила ее под себя, но опять же, совершенно без пафоса. То есть, если попадется на глаза приличная скатерка на кухню, я ее, конечно, прикупила бы. Но чтоб специально бегать за этой скатеркой, нет уж, увольте! И за шесть лет, проведенных мной в собственных хоромах, я так и не удосужилась почувствовать себя хозяйкой. Для меня это по-прежнему было место для проведения ночи (удобная кровать, телевизор, ванна, туалет) и хранения вещей. Мне было в ней комфортно, но постоянно улучшать этот комфорт мне не особо хотелось. По крайней мере, пока что-то не начинало падать мне на голову или каким-либо иным способом отравлять мне жизнь. А ремонт виделся мне чем-то средним между Мамаевым нашествием и апокалипсисом, и я искренне не понимала. Как можно подписаться на этот трэш добровольно.
Ну, а потом я сдала свою квартиру и почти два года жила с подругой. Жила, к слову сказать, неплохо, но опять же - в совершенно гостиничном духе.
Когда же я месяц назад вернулась в родные пенаты…
Вот тут, блин, и началось. Я теперь точно знаю, что квартиру, в которой потом собираешься жить, сдавать нельзя. У меня было отвратительное чувство, будто два года мои жильцы планомерно загаживали в доме все, что было только можно. Психологически я чувствовала себя почти также, как после изнасилования. В голове что-то повернулось…
И вот уже месяц я подбираю по цвету кухонные полотенчики, постоянно с упоением отмываю все поверхности, с удовольствием разгребаю завалы в шкафах в общем коридоре, шпинаю сына за неубранную кровать и невынесенный мусор…
Возможно, чтобы начать что-то ценить, надо это потерять. Или я наконец-то дозрела. А может и правда, мамина хозяйственность начинает проявляться у меня на генном уровне, должна же я в конце концов была что-то унаследовать от нее, кроме плохих зубов и склонности к полноте в зрелом возрасте?