(no subject)
полночи за окном свистит какая-то ночная птичка.
свистит настырно и жалобно: чи-вьи! чи-вьи! чи-вьи!
а я сижу над очередным текстом.
и убеждаю себя не слышать. не слышать!! не реагировать.
не помогло!
организм мой всё-таки вошёл с этим посвистом в резонанс.
и мне внезапно потребовалось выговориться.
а тут, посреди ночи, - ни единой бодрствующей души вокруг.
«дом большой, а поговорить не с кем» (с) *))
*
разговаривала сегодня с папой.
он второй день как из больницы.
выписали. все более или менее в порядке.
(тем, кто сейчас испугался… - не пугайтесь!
могло быть хуже. и я всем всё расскажу в личках,
когда вас увижу.
и, да… до того, как вы позвоните-напишете родителям,
позвольте мне объяснить вам хотя бы в общих чертах, что было, ок?)
папа выглядит неплохо.
улыбается, как всегда.
рассказывает:
- нас кормили хорошо. мы были сыты во всяком случае.
мяса, правда, в меню почти не было…
мама перебивает:
- как это не было?! ты ж говорил, что вам там давали «ёжики»?
папа смотрит на неё с непередаваемой иронией:
- послушай! приличные «ёжики», когда их пытаешься разломить вилкой, сопротивляются. а эти… ты их ещё не коснулся, а они уже развалились.
тут же поворачивается в мою сторону:
- нет-нет, нас кормили хорошо. сытно.
и улыбается - дескать, «всё фигня, кроме пчёл».
сколько себя помню, папа всегда - стена.
что бы ни случалось.
как бы страшно и тяжело ни было.
поэтому сейчас, когда он состарился и нездоров,
видеть вдруг сделавшиеся очевидными бреши в этой «стене» - особенно тяжело.
и я - чччёрт!! - каждый раз боюсь при разговоре с родителями рассопливиться.
между тем, папа по-прежнему молодец и герой)))
пока папа лежал в больнице, мама каждый день докладывала «новости»:
- спрашиваю - как твой глаз? хоть что-то стал видеть? папа отвечает: «да не переживай ты! Кутузову вон - ничто побеждать не мешало».
рассказывала:
- сегодня (на второй день после перевода папы из палаты интенсивной терапии - в общую) папа всю палату убедил привести себя в порядок и побриться. пришла, а там все блестят - такие чистые и выбритые. не сравнить с тем, какими они были накануне.
- в одной с папой палате лежит мужчина, который после инсульта очень плохо говорит. непонятно почти ничего. захожу, слышу, папа разговаривает с ним: «не нервничай. говори фразами покороче и плавнее. не спеши. я все пойму».
и понимал.
*
а я слушала маму и вспоминала историю с Нэдом
(рассказ «Золотая рыбка»)
всем известно, что в литературе правда перемешана с вымыслом так, что ни в жисть не расплести))
в этом случае всё ровно так же.
в моей «Золотой рыбке» почти всё «не так, как было».
но Нэд в моей жизни был.
и в папиной.
кто читал, тот помнит, должно быть:
"он похож на Чудовище. огромный торс, невероятно развитые руки и взлохмаченные волосы.
он похож на Чудовище. шрамы крестиками-ноликами заполонили его лицо, брови прерывисто кустятся прямо поверх всей этой «резьбы по лицу».
он похож на Чудовище. губы его отвыкли улыбаться.
но глаза живут на изуродованном лице своей жизнью. огромные, темно-серые и глубокие.
и Саша интуитивно останавливает свое внимание на них.
«и когда полюбит тебя Красавица… такого, как ты есть…»
и мысленно она кружится с ним в вальсе по кромке огромного, расцвеченного драгоценными камнями и узорчатыми витражами, зала. и обнимает лохматую голову, и пальцами расчесывает, разглаживает, укладывает светлые просоленные пряди.
ты похож на Нэда Лэнда. помнишь, канадца-гарпунера из «Капитана Немо»? я буду называть тебя Нэд".
«Нэд» - молодой мужчина, сделавшийся после автомобильной аварии инвалидом. он с трудом ходил и почти не мог говорить. и папа - единственный из всех, кто был в одно время с нами в том пансионате у моря, «разговаривал» с ним. как-то общался, что-то обсуждал.
я помню, как была тогда благодарна ему за это. и восхищена его способностью наладить общение даже с теми, кого понять объективно почти невозможно.
«ничего не изменилось», - думала я сегодня, снова слушая историю про «не спеши. я всё пойму».
странная у этой жизни цикличность, вот что я вам скажу.
*
в год, когда мы уезжали из Баку, папе исполнялось 50.
так что как ни крути, а он прожил «на юге» большую часть жизни.
и хотя он не признаётся в этом, я уверена, что он вспоминает «ту жизнь»,
в которой было солнце и море, виноград и гранаты.
и где, в конце концов, они с мамой были молодыми.
две недели назад мы отправили родителям в подарок рисунок -
девочку у моря))
девочка - не я.
(хотя l’homme de ma vie, тыкая пальцем в одну из моих детских фотографий, восклицает: «но похожа же! похожа!!»)
*)) ну, если только самую малость))
«выгорелостью» волос и повышенной лохматостью)
но это не главное)
главное, что в этом рисунке есть солнце, воздух, море))
и... покой)
та самая безмятежность, которая нам теперь чудится в том времени.
Художник Рудольф Шнайдер
https://www.facebook.com/profile.php?id=100018397116311&fref=pb&hc_location=friends_tab
свистит настырно и жалобно: чи-вьи! чи-вьи! чи-вьи!
а я сижу над очередным текстом.
и убеждаю себя не слышать. не слышать!! не реагировать.
не помогло!
организм мой всё-таки вошёл с этим посвистом в резонанс.
и мне внезапно потребовалось выговориться.
а тут, посреди ночи, - ни единой бодрствующей души вокруг.
«дом большой, а поговорить не с кем» (с) *))
*
разговаривала сегодня с папой.
он второй день как из больницы.
выписали. все более или менее в порядке.
(тем, кто сейчас испугался… - не пугайтесь!
могло быть хуже. и я всем всё расскажу в личках,
когда вас увижу.
и, да… до того, как вы позвоните-напишете родителям,
позвольте мне объяснить вам хотя бы в общих чертах, что было, ок?)
папа выглядит неплохо.
улыбается, как всегда.
рассказывает:
- нас кормили хорошо. мы были сыты во всяком случае.
мяса, правда, в меню почти не было…
мама перебивает:
- как это не было?! ты ж говорил, что вам там давали «ёжики»?
папа смотрит на неё с непередаваемой иронией:
- послушай! приличные «ёжики», когда их пытаешься разломить вилкой, сопротивляются. а эти… ты их ещё не коснулся, а они уже развалились.
тут же поворачивается в мою сторону:
- нет-нет, нас кормили хорошо. сытно.
и улыбается - дескать, «всё фигня, кроме пчёл».
сколько себя помню, папа всегда - стена.
что бы ни случалось.
как бы страшно и тяжело ни было.
поэтому сейчас, когда он состарился и нездоров,
видеть вдруг сделавшиеся очевидными бреши в этой «стене» - особенно тяжело.
и я - чччёрт!! - каждый раз боюсь при разговоре с родителями рассопливиться.
между тем, папа по-прежнему молодец и герой)))
пока папа лежал в больнице, мама каждый день докладывала «новости»:
- спрашиваю - как твой глаз? хоть что-то стал видеть? папа отвечает: «да не переживай ты! Кутузову вон - ничто побеждать не мешало».
рассказывала:
- сегодня (на второй день после перевода папы из палаты интенсивной терапии - в общую) папа всю палату убедил привести себя в порядок и побриться. пришла, а там все блестят - такие чистые и выбритые. не сравнить с тем, какими они были накануне.
- в одной с папой палате лежит мужчина, который после инсульта очень плохо говорит. непонятно почти ничего. захожу, слышу, папа разговаривает с ним: «не нервничай. говори фразами покороче и плавнее. не спеши. я все пойму».
и понимал.
*
а я слушала маму и вспоминала историю с Нэдом
(рассказ «Золотая рыбка»)
всем известно, что в литературе правда перемешана с вымыслом так, что ни в жисть не расплести))
в этом случае всё ровно так же.
в моей «Золотой рыбке» почти всё «не так, как было».
но Нэд в моей жизни был.
и в папиной.
кто читал, тот помнит, должно быть:
"он похож на Чудовище. огромный торс, невероятно развитые руки и взлохмаченные волосы.
он похож на Чудовище. шрамы крестиками-ноликами заполонили его лицо, брови прерывисто кустятся прямо поверх всей этой «резьбы по лицу».
он похож на Чудовище. губы его отвыкли улыбаться.
но глаза живут на изуродованном лице своей жизнью. огромные, темно-серые и глубокие.
и Саша интуитивно останавливает свое внимание на них.
«и когда полюбит тебя Красавица… такого, как ты есть…»
и мысленно она кружится с ним в вальсе по кромке огромного, расцвеченного драгоценными камнями и узорчатыми витражами, зала. и обнимает лохматую голову, и пальцами расчесывает, разглаживает, укладывает светлые просоленные пряди.
ты похож на Нэда Лэнда. помнишь, канадца-гарпунера из «Капитана Немо»? я буду называть тебя Нэд".
«Нэд» - молодой мужчина, сделавшийся после автомобильной аварии инвалидом. он с трудом ходил и почти не мог говорить. и папа - единственный из всех, кто был в одно время с нами в том пансионате у моря, «разговаривал» с ним. как-то общался, что-то обсуждал.
я помню, как была тогда благодарна ему за это. и восхищена его способностью наладить общение даже с теми, кого понять объективно почти невозможно.
«ничего не изменилось», - думала я сегодня, снова слушая историю про «не спеши. я всё пойму».
странная у этой жизни цикличность, вот что я вам скажу.
*
в год, когда мы уезжали из Баку, папе исполнялось 50.
так что как ни крути, а он прожил «на юге» большую часть жизни.
и хотя он не признаётся в этом, я уверена, что он вспоминает «ту жизнь»,
в которой было солнце и море, виноград и гранаты.
и где, в конце концов, они с мамой были молодыми.
две недели назад мы отправили родителям в подарок рисунок -
девочку у моря))
девочка - не я.
(хотя l’homme de ma vie, тыкая пальцем в одну из моих детских фотографий, восклицает: «но похожа же! похожа!!»)
*)) ну, если только самую малость))
«выгорелостью» волос и повышенной лохматостью)
но это не главное)
главное, что в этом рисунке есть солнце, воздух, море))
и... покой)
та самая безмятежность, которая нам теперь чудится в том времени.
Художник Рудольф Шнайдер
https://www.facebook.com/profile.php?id=100018397116311&fref=pb&hc_location=friends_tab