здесь как будто дома
так странно снова возвращаться сюда. Мне кажется, меняя соцсеть, ты меняешь голову. Здравствуйте, дайте мне другую. Чтобы телеграммами, а не письмами. Чтобы быстрее до всех дошло, какой я клевый. И чтобы я быстрее дошел, какие клевые они. Правда жизни жеже в том, что иногда так приятно просто что-нибудь написать.
У меня в соседней комнате вообще сейчас печатная машинка немецкая стоит. Чтобы набрать этот текст, я бы долбила соседей, наверное, полночи бы. Но сейчас у ней лента сзади лежит, как хвост, мертвая совсем пока эта машинка. Но это вы у Горвата можете все прочитать. У нас теперь разные творы.
На балконе почти уже никто не сидит, как месяц назад - до утра, потрясая листами со сценарием, а было клево. Этакая понимаешь творческая атмосфера. Чайники и пар. Красивые руки у этих киношников.
Я же совсем стала как будто настоящий музыкант. Мне говорят: не размахивай руками, когда говоришь что-нибудь между песнями - кажется, будто ты не уверена в себе. Хаха. Да о чем вы. Это ведь не я полгода назад сама свою первую афишу рисовала возле печки.
Заговорила о настоящем искусстве, ишь. Довожу до белого каления заслуженного блюзработника... Как же быстро все поменялось. Будто кто-то стал писать мою жизнь не письмами, а телеграммами.
У меня в соседней комнате вообще сейчас печатная машинка немецкая стоит. Чтобы набрать этот текст, я бы долбила соседей, наверное, полночи бы. Но сейчас у ней лента сзади лежит, как хвост, мертвая совсем пока эта машинка. Но это вы у Горвата можете все прочитать. У нас теперь разные творы.
На балконе почти уже никто не сидит, как месяц назад - до утра, потрясая листами со сценарием, а было клево. Этакая понимаешь творческая атмосфера. Чайники и пар. Красивые руки у этих киношников.
Я же совсем стала как будто настоящий музыкант. Мне говорят: не размахивай руками, когда говоришь что-нибудь между песнями - кажется, будто ты не уверена в себе. Хаха. Да о чем вы. Это ведь не я полгода назад сама свою первую афишу рисовала возле печки.
Заговорила о настоящем искусстве, ишь. Довожу до белого каления заслуженного блюзработника... Как же быстро все поменялось. Будто кто-то стал писать мою жизнь не письмами, а телеграммами.