Брови в брови
Еще раз о Пярте - слова, недоговоренные вчера и позавчера. Пярт сейчас единственный, кто не ощущает себя маленьким человеком, несомым ветрами судеб, Пярт ощущает себя вровень с миром, и его музыкальная речь - это разговор с миром на равных.
Мне сложно сейчас говорить обо всех искусствах, но в музыке, как и в поэзии, есть люди разного масштаба. И речь не идет о мере таланта, о мере гениальности. Возможно, что гениальность и рост - вещи и взаимосвязанные, вероятнее всего даже и взаимосвязанные (гений и злодейство несовместны), но зависимость тут не линейная.
Вот так для меня абсолютом, неостижимым идеалом является человек, который был величайшим в своей одаренности и величайшим тем самым необъяснимым масштабом - это Бах. Его речь далека от насущных и повседневных проблем, его музыка над миром, она не содержит ничего плотского.
Когда-то я сказала о Бетховене - нет, для меня он слишком страстный. Он страстен не как Бах, он не о высоких чувствах, он страстен телесным, он решает вопросы более низкого уровня. При этом он гениален - но речь его мелка.
Пярт когда-то сказал о том, что его музыка идеальна, что она выверена до последнего звука. Это не означает, конечно, что она механистична или однообразна. Это означает то, что Пярт ощущает гармонию во всем, его чувства непротиворечивы, они не имеют зазоров и лакун, они не испытывают деформаций при взаимопроникновнии мира внутреннего и мира внешнего.
И потому невозможно оценивать музыку Пярта, руководствуясь какими-либо эстетическими критериями. То, как мы понимаем ее, зависит от того, насколько мы в состоянии воспринять гармонию окружающего мира, переведенную на язык электромагнитных колебаний некоторого диапазона частот.
Мне сложно сейчас говорить обо всех искусствах, но в музыке, как и в поэзии, есть люди разного масштаба. И речь не идет о мере таланта, о мере гениальности. Возможно, что гениальность и рост - вещи и взаимосвязанные, вероятнее всего даже и взаимосвязанные (гений и злодейство несовместны), но зависимость тут не линейная.
Вот так для меня абсолютом, неостижимым идеалом является человек, который был величайшим в своей одаренности и величайшим тем самым необъяснимым масштабом - это Бах. Его речь далека от насущных и повседневных проблем, его музыка над миром, она не содержит ничего плотского.
Когда-то я сказала о Бетховене - нет, для меня он слишком страстный. Он страстен не как Бах, он не о высоких чувствах, он страстен телесным, он решает вопросы более низкого уровня. При этом он гениален - но речь его мелка.
Пярт когда-то сказал о том, что его музыка идеальна, что она выверена до последнего звука. Это не означает, конечно, что она механистична или однообразна. Это означает то, что Пярт ощущает гармонию во всем, его чувства непротиворечивы, они не имеют зазоров и лакун, они не испытывают деформаций при взаимопроникновнии мира внутреннего и мира внешнего.
И потому невозможно оценивать музыку Пярта, руководствуясь какими-либо эстетическими критериями. То, как мы понимаем ее, зависит от того, насколько мы в состоянии воспринять гармонию окружающего мира, переведенную на язык электромагнитных колебаний некоторого диапазона частот.