У некоторых людей написанные слова сухи, как свитки корицы; с них сыплется горьковатая пыль, от которой щекочет в носу и плачется.
У некоторых слова - вязкие и темные, как патока в цинковом ведре, на которой золотыми шариками лежат невтаявшие слезы.
Есть еще слова жестяные, звонкие; из жести складывают оригами, твердыми железными пальцами, почти как из папиросной бумаги, только эти журавлики не летают. Слова дребезжат, поскрипывают от ветра, по ним катятся и катятся чужие слезы.
Есть слова-подушечки, не те, на которых уснешь, а те, который раньше звали думочками, пыльные, вытертые, потерявшие сочность вышивки, со свалявшимся содержимым внутри. Их владельцев очень жаль, это вечные дети, а слова их - вечные теддиберы, которых обнимать и плакать, и плакать во сне.
Есть слова живые и скользкие, как миноги, покрытые ядовитой слизью. Те, кто добрался до мякоти их, тот тонет в соке своего желудка, но мы отравленные, отравленные, чаще отравленные лежим зелеными лицами к стенам. Со слезами в обожженном горле.
Есть слова как камни, эти камни потом всюду, в карманах, за пазухой, во рту, в глазах, в желудке, в печени. Мы плачем, чтобы вымыть камни, от которых набухают наши веки, но их не выплакать, от этих слез даже воздух превращается в камень.
Не говорите ничего, не говорите, молчите, не надо слез.