My Mother And I. Часть 2.

[leprofesseur]

До свадьбы с наследником престола оставалось чуть больше месяца, и леди Диана Спенсер с нетерпением ждала возможности потанцевать со своим женихом.

Вместе со всей королевской семьей она была приглашена на вечеринку в Виндзорский замок по случаю 21-летия принца Эндрю. И что это была за вечеринка! Элтон Джон вел эстрадное выступление, и была дискотека, наполненная дымом из сухого льда, разлетавшимся по танцполу.

Невероятно, но даже королева присоединилась к веселью, танцуя с Элтоном Джоном, пока из динамиков звучала Rock Round The Clock Билла Хейли.

Но только не принц Чарльз: он провел весь вечер, как полагается, общаясь с приглашенными и стараясь поговорить с как можно большим количеством людей.

Диана была в отчаянии. Ее жених провел в Америке большую часть предыдущей недели, но у него явно не было желания танцевать с ней.

Чувствуя себя эмоционально истощенной, она лихорадочно бросилась танцевать с одним мужчиной за другим - и, в конце концов, просто танцевала сама с собой.

Когда солнце начало подниматься, лакей по имени Марк Симпсон случайно выглянул в окно и увидел Диану во дворе замка.

Она представляла собой худощавую фигуру в полумраке и выглядела измученной и погруженной в свои мысли, но все еще двигалась медленно, ритмично под какую-то мелодию в своей голове.

В 5.30 утра она отправилась на машине в Олторп, дом своего отца в Нортгемптоншире. Она была сама не своя, взволнованная, разгневанная и не собиралась когда-либо возвращаться. Что касалось Дианы, королевская свадьба отменялась.

Но когда она объяснила свое решение отцу, графу Спенсеру, он был потрясен. Успокоив ее, он отметил, что было бы ужасной невежливостью разорвать ее помолвку с будущим королем так незадолго до свадьбы.

И вообще, разве не этого она всегда хотела? Разве она не помнила, как он говорил ей, что ей следует выйти замуж только за человека, которого она любит, и ее твердый ответ: «Именно это я и делаю»? Диана не сразу согласилась.

Но в течение выходных, между шквалами слез и приступами нерешительности, она наконец позволила отцу переубедить себя.

Она не могла отрицать, что все еще хочет быть принцессой Уэльской. И в свои 19 лет она была еще достаточно молода, чтобы верить в счастливый конец, несмотря на то, что подсказывали ей ее инстинкты в ту ужасную ночь.

Мало кто помнит, насколько решительно Диана намеревалась стать принцессой Уэльской.

В 1980 году она дважды гостила у своей сестры Джейн, которая была замужем за Робертом Феллоузом, тогдашним помощником личного секретаря королевы, в их коттедже в поместье Балморал. А после второго визита ее пригласили провести четыре дня в замке, чтобы присоединиться к одной из регулярных вечеринок в королевском доме.

Во время своего пребывания там, как вспоминает один из сотрудников, Диана отчаянно пыталась произвести впечатление.

«Большинство дам не встают до тех пор, пока охотники не уйдут на охоту, но Диана всегда вставала рано. Если вы выглядывали из окна без четверти восемь, вы видели, как она гуляет в саду, и она поставила себе целью быть там, чтобы проводить их.

Именно тогда она разыграла свою самую главную карту. Она ходила и рассказывала всем, как сильно она любит Балморал, что это такое волшебное место, и как невообразимо она любит его».

Впечатленный, принц Чарльз начал просить ее сопровождать его на рыбалке и присоединяться к нему в долгих прогулках по поместью, к которому она проявляла такой интерес.

Диана, как все согласились, была «очаровательной».

У королевы, предупрежденной о появлении новой женщины в жизни ее сына, было всего два сомнения. Она задавалась вопросом, может ли кто-то столь молодой провести различие между мужчиной и принцем. И она не могла отделаться от мысли, что девочка Спенсер гораздо лучше подойдет ее младшему сыну Эндрю.

Королева-мать придерживалась более позитивного подхода. Месяц спустя, вмешавшись по-бабушкиному, она пригласила Диану и Чарльза на несколько дней охоты в Биркхолл, ее дом в поместье Балморал.

Последовало несколько тихих и незаметных свиданий в Лондоне, а в январе 1981 года Диану пригласили в Сандрингем.

Она взяла за правило приходить в детскую и поднимать мышиную возню над няней Мейбл Андерсон, которая была эмоциональным стержнем детства Чарльза, а теперь присматривала за сыном принцессы Анны.

А когда ранним утром уходили охотники, Диана всегда была рядом, чтобы проводить их льстивым замечанием о том, какой «замечательный» Сандрингем. «Она была повсюду, подбирала птиц, была ужасно любезной и излучала абсолютное очарование, - вспоминает доверенное лицо королевской семьи. - И она выглядела изумительно, была очень расслабленна и очень довольна собой».

Чего нельзя было сказать о Чарльзе. «Он определенно не выглядел так, будто только что нашел самую замечательную девушку в мире», - заметил другой гость.

Но это было не то, что искал принц Чарльз.

Как он однажды объяснил, ему нужен был «кто-то, чьи интересы я мог бы разделить» и кто мог бы разделить его интересы. «Женщина, - продолжал он, - не просто выходит замуж за мужчину, она выходит замуж за этот образ жизни, за работу».

Это было особенно верно в его случае, и Чарльз очень подробно объяснил Диане требования, которые будут к ней предъявлены, если она станет его женой.

Они также обсудили 12-летнюю разницу в возрасте между ними, но любые опасения, которые у нее были, быстро исчезли благодаря явному волнению от ухаживаний принца.

Однако ее будущие родственники были совсем другим делом: ей пришлось приспосабливаться к множеству странных семейных ритуалов и причуд. Например, они клали ложки и вилки для пудинга сверху тарелки, что, как ей всегда говорили, было очень буржуазным; а в Балморале даже пользовались рыбными ножами, что считалось верхом претенциозной вульгарности.

Еще была шутка королевы: она оставляла свои шоколадные конфеты на рояле в салоне у главного входа в Сандрингеме, после чего выглядывала в окошко над дверью в коридоре, чтобы увидеть, кто посмеет стянуть конфету.

И Диане пришлось научиться не вздрагивать, когда ее будущая свекровь собирала клещей с корги и швыряла их в камин, где они с приятным шипением приземлялись в огонь. Кампания Дианы принесла свои плоды; Чарльз сделал ей предложение, и, в основном из соображений безопасности, она переехала в Букингемский дворец за несколько месяцев до свадьбы.

И вот тогда начались настоящие проблемы.

В этот период лакей принца Эдварда Марк Симпсон стал особенно близок Диане. Благодаря его молодости и чувствительности было решено, что он будет тем человеком, который поможет ей в первые дни ее пребывания во дворце.

«В то время принц Чарльз не делал по отношению к ней каких-либо серьезных романтических ухаживаний, и я полагаю, что отверженность становилась все более острой, и она становилась все более и более несчастной, - сказал он. - Я был не тем человеком, который мог бы справиться с этим, потому что я не понимал. Мне не показалось странным, что принц Чарльз большую часть времени отсутствовал и не проводил каждый вечер за ужином с ней. Я понимал, что у королевской семьи был очень плотный график, который делал семейную жизнь практически невозможной, если только они не находились в Балморале или Сандрингеме».

Дружба Симпсона с Дианой не раз вызывала аристократическое недоумение - впервые это произошло, когда принц вернулся из Америки, и его привезли прямо в Виндзорский замок, поскольку это была неделя Королевского Аскота.

Симпсон вспоминал: «Леди Диана побежала к отдельному входу, чтобы поприветствовать его, когда он вышел из машины, он чмокнул ее в щеку и прошел прямо внутрь.

Я шел по коридору мимо комнат, где жила Диана, и она позвала меня в свою гостиную. Я вошел, и она разрыдалась и просто рыдала и рыдала, по крайней мере, полчаса».

Симпсон почувствовал, что принцессе нужны объятия. «Мне было ее так жаль, а потом вошла леди Сьюзен Хасси [фрейлина королевы], а я обнимал ее. Это была большая ошибка - во всяком случае для меня. Она считала, что будущая принцесса Уэльская не должна обнимать лакея.

Она вошла и сразу ушла. Я был огорчен.

После помолвки [Диана] нечасто бывала во дворце, и только в мае, июне и июле 1981 года я начал видеть ее каждый день, и у нас были такие замечательные долгие беседы. Она сказала мне, что ей совсем не понравились фотографии с помолвки, и она считала, что выглядит толстой, и именно тогда у нее началась булимия.

Мы говорили обо всем. Она сказала, насколько бесчувственной была эта семья; как у них не было никаких эмоций, а принц Чарльз не обращал на нее никакого внимания, и был длинный список людей, которых она ненавидела и к которым питала отвращение.

Она ненавидела леди Сьюзен Хасси и ненавидела принцессу Анну. Она сказала мне, что ее мать была безжалостной женщиной и занималась саморекламой, но я знал, что это всего лишь фаза, поскольку на следующее утро она шла с матерью за покупками, и мать ей очень помогала. Она даже утверждала, что королева не обращала на нее никакого внимания.

Но, честно говоря, Букингемский дворец - это рабочее место; это не то место, где у королевы есть бесконечные часы, чтобы проводить уютные беседы с леди Дианой за обедом. Я постарался объяснить ей как можно больше о королевской семье. Я сказал, что они не ужасные люди, но они очень заняты и не ввязываются в то, на что у них нет времени.

Я думаю, Диане казалось странным, что королева не сидела на краю ее кровати и не болтала с ней о том, как прошел ее день. Я думаю, она искренне думала, что так будет.

Когда королева была во дворце, любой из ее детей - и на том этапе это уже включало Диану - мог завтракать, обедать или ужинать с Ее Величеством, и все, что им нужно было сделать, это позвонить пажу королевы и сказать: Королева сегодня будет обедать, и если да, то будет ли у нее кто-нибудь еще? Ничего, если я спущусь? А паж отвечал: «У нее назначена встреча, и нет, вам нельзя присутствовать»; или напротив: «Она одна, и было бы прекрасно».

Королеве нравилось, когда ее дети обедали с ней или ужинали, поскольку она часто была одна. Она была настолько гибкой, насколько могла.

Я чувствовал, что моя работа - объяснить Диане, что если она хочет поесть с королевой или увидеться с королевой, все, что ей нужно сделать, - это позвонить пажу королевы и узнать».

Она никогда этого не делала. Однако несколько лет спустя, когда брак распался, Диана в отчаянии обратилась к свекрови.

Она сидела в передней пажа рядом с гостиной королевы, ждала, пока выйдут посетители, а затем проталкивалась внутрь, не дожидаясь, пока ее объявят.

Часто в слезах она разглагольствовала о Чарльзе, говоря, что он ее ненавидит, и жаловалась на свою мать, мачеху, сестру Джейн, ее мужа Роберта Феллоуза и всех, кто ее расстраивал. Виноваты были все вокруг: Диана уверяла, что ее угнетают и никто ее не понимает.

Королева стала бояться этих встреч. Ей никогда в жизни не приходилось сталкиваться с такими вспышками гнева, и они оставляли у нее чувство опустошенности, досады и растерянности.

«Она просто откладывала все на потом, - сказал тогда член королевского двора. - Она выслушивала то, что говорила Диана, но никакого решения так и не было предложено».

Тем временем принцу Чарльзу пришлось кричать по телефону на свою мать, пытаясь заставить ее понять всю глубину своего несчастья.

Большая часть королевской семьи винила его в положении его брака. Они считали, что если бы Чарльз в начале был более твердым, многих последующих трудностей с Дианой можно было бы избежать.

Но принц был либо слишком уступчив, либо слишком робок, либо, как утверждали многие из прислуги, слишком слаб, чтобы призвать жену к порядку.

Излишне говорить, что в 1980-е годы понимание психических заболеваний было гораздо меньшим, чем сегодня.

Принцесса Маргарет чувствовала, что принцесса, ввязывавшаяся в череду романов, дурачила своего мужа.

Королева-мать, со своей стороны, подозревала, что Диана неспособна сказать правду.

Как и его мать и бабушка, Чарльз ненавидел конфронтацию и делал то, что он обычно делал, когда сталкивался с кризисом, находящимся вне его непосредственного контроля: он отворачивался от него. Когда дела заходили слишком далеко, он уезжал на несколько часов в Уилтшир к своей возлюбленной Камилле Паркер-Боулз, которая сама страдала от измен мужа.

Она казалась оплотом здравомыслия среди бури истерик.

«Я так горжусь тобой», - говорила она ему, а когда он возражал, что не достоин ее поддержки, она отвечала: «Ты, как обычно, себя недооцениваешь».

Это были те лесть и любовь, которых он жаждал всю свою жизнь, в сочетании с нежной дружбой, которых у него никогда не было с Дианой.

В последние годы своего брака он больше не мог быть с ней, вспоминает один из сотрудников Хайгроува.

Принцесса хлопала дверями, пинала стены и разражалась слезами, ее разочарование и гнев настолько вышли из-под контроля, что, по словам сотрудников Хайгроува, они были «пугающими». Неизбежный финал брака, вызванный интервью Дианы BBC, которое она дала программе Panorama, стал облегчением.

Затем, в 1997 году, через год после развода пары, ее безвременная кончина спровоцировала волну враждебности по отношению к принцу Чарльзу и его возлюбленной. Он надеялся, что со временем Камиллу примут в качестве его жены, но такая перспектива ее пугала.

Она убеждала Чарльза, что им не стоит жениться, сказав друзьям, что такая перспектива - «смехотворна» и что этого никогда не произойдет, поскольку он всегда ставил долг на первое место. Общественное мнение все еще было настроено против Камиллы, когда королева решила, что хватит. В глубине души она уже некоторое время считала, что пара должна пожениться.

По ее мнению, это был единственный способ положить конец этой проблеме и остановить то, что она называла игрой в кошки-мышки, в которую играла пара. К тому времени она также была убеждена, что этот брак станет залогом успеха Чарльза - как мужчины и, в конечном итоге, как короля.

В течение нескольких лет после смерти Дианы королева опасалась появляться на любых мероприятиях, на которые была приглашена и Камилла. Но она никогда не испытывала к ней неприязнь.

В версии событий, выдвинутой союзниками принцессы Дианы, Чарльз упал в объятия Камиллы Паркер-Боулз прямо с ложа новобрачных.

Более поздний слух утверждал, что он оставался верным только первые два года брака.

Это был изобретательный абсурд, преследующий лишь одну цель: снять с Дианы ответственность за ее романы и дискредитировать Чарльза как бессердечного, безнравственного негодяя, доведшего молодую девушку до грани самоубийства.

Королева, которая всегда внимательно, хотя и сдержанно следила за ситуацией, почти не сомневалась в истинности положения дел. Камилла, по ее словам, была «незаслуженно оболганной женщиной».